Собрание сочинений. Т. 9.
Шрифт:
Какие чудесные приключения! Хотя г-жа Шанто верила в благоразумие племянницы, она все же ворчала и пыталась удержать их дома. Поэтому они никогда не ходили через двор, где их могла увидеть Вероника, а удирали через огород и пропадали до вечера. Но вскоре прогулки вокруг церкви, уголок кладбища, защищенный тисовыми деревьями, грядки салата на огороде кюре наскучили им; за неделю они изучили все достопримечательности Бонвиля — тридцать домиков, прилепившихся к скале, и отмель, усыпанную галькой, куда рыбаки вытаскивали свои лодки. Интереснее всего было уходить во время отлива очень далеко вдоль скалистых берегов, ступать по мелкому песочку, обращая в бегство крабов, перескакивать с камня на камень среди водорослей, чтобы обойти ручейки прозрачной воды, кишащие юркими креветками. А рыбная ловля, а моллюски, которых они
Но самым большим удовольствием было купанье. Чересчур каменистый пляж отнюдь не прельщал жителей Кана или Байе. И в то время, как побережье вдоль Арроманша ежегодно застраивалось новыми домиками, ни один купающийся не появлялся в Бонвиле. Лазар и Полина нашли в километре от деревни, в направлении Порт-ан-Бессен, очаровательное местечко, небольшую бухту с мелким золотым песочком, врезавшуюся между двумя отвесными скалами. Они назвали ее «Бухта сокровищ», потому что им казалось, будто в ее спокойной волне перекатываются золотые монеты. Здесь они были как дома и раздевались без всякого смущения. Он, не прерывая разговора, отворачивался, снимал брюки. Она, придерживая подбородком край рубашки, натягивала шерстяные штанишки, плотно облегавшие ее мальчишеские бедра. За неделю Лазар научил ее плавать. Тут девочка оказалась гораздо сообразительней, чем в музыке, и так смело ныряла, что часто захлебывалась морской водой. А когда более сильная волна швыряла их друг на друга, они смеялись от переполнявшего их ощущения свежести и юности. Полина и Лазар выходили из воды блестящие от соли, сушили на ветру свои обнаженные руки, резвясь и шаля, как мальчишки. Это, пожалуй, было даже интереснее, чем рыбная ловля.
Дни бежали, настал август, а Лазар не принял еще никакого решения. В октябре Полина должна была поступить в пансион, в Байе. Когда, разомлев от солнца и моря, счастливые и усталые, они растягивались на песке, между ними начинались серьезные, деловые разговоры. В конце концов девочка заинтересовала его медициной, заявив, что, будь она мужчиной, охотнее всего она лечила бы людей. Уже с неделю «Земной рай» двигался туго, и Лазар начал сомневаться в своем таланте. Конечно, и среди врачей были великие люди; он вспомнил Гиппократа, Амбруаза Паре и многих других. Но как-то в полдень Лазар испустил ликующий вопль: наконец-то он создаст шедевр. «Рай» — чепуха, он покончил с ним и начал писать симфонию «Скорбь»; на этих страницах он выразит в божественной гармонии рыдания и мольбу отчаявшегося человечества, взывающего к небесам; он использует марш Адама и Евы, попросту сделав из него «Марш Смерти». В течение недели его восторженность возрастала с каждым часом, в своей симфонии он задумал отобразить всю вселенную. Прошла еще неделя и, к крайнему изумлению подружки, Лазар заявил как-то вечером, что все-таки охотно поедет в Париж и будет изучать медицину. Он рассчитывал, что это приблизит его к консерватории, а там на месте будет видно. Его решение очень обрадовало г-жу Шанто. Она предпочла бы, чтобы ее сын стал видным чиновником или судьей, но врачи тоже люди уважаемые, и притом они зарабатывают большие деньги.
— Ты просто маленькая волшебница! — сказала она, обнимая Полину. — Ах, дорогая, ты щедро воздаешь нам за то, что мы взяли тебя к себе!
Все было решено. Лазар уедет первого октября. А теперь, в сентябре, друзья снова возобновили свои прогулки с еще большим увлечением, — им хотелось достойным образом завершить свободную жизнь. Они пропадали до вечера на пляже «Бухты сокровищ».
Однажды в сумерки, лежа рядышком, они смотрели на звезды, вправленные, как огненные жемчужины, в темнеющее небо. Полина восхищалась ими спокойно и серьезно, как положено нормальной девочке. Он же, лихорадочно возбужденный подготовкой к отъезду и резкими сменами настроений, которые заставляли его строить все новые
— Звезды очень красивы, — степенно сказала Полина после длительного молчания.
Лазар не отвечал. От недавнего веселья не осталось и следа, безысходная тоска отражалась в его широко открытых глазах. С каждой минутой на небе появлялось все больше и больше светящихся точек, будто оттуда, из бесконечности, подбрасывали лопатками горящие угольки.
— Ты этого еще не знаешь, — прошептал он наконец. — Каждая звезда — светило, вокруг которого вертятся такие же планеты, как наша земля, а там, за ними, еще мириады и мириады других…
Он умолк, а потом продолжал сдавленным голосом:
— Ну, а я не люблю смотреть на них… Мне становится страшно.
— Что с тобой? Ты болен?
Лазар не отвечал, он рыдал, судорожно прижав ладони к лицу, словно не желая ничего видеть. Когда он пришел наконец в себя, он лишь пробормотал:
— О! Умереть, умереть!
В тот вечер их ждала гостья, она сидела в столовой и болтала с Шанто. Уже с неделю они ожидали Луизу, девочку лет двенадцати, которая ежегодно проводила несколько дней в Бонвиле. Дважды за ней напрасно ездили в Арроманш; и вот она вдруг явилась вечером, когда ее уже перестали ждать. Мать Луизы умерла на руках г-жи Шанто и поручила ей свою дочь. Отец, г-н Тибодье, канский банкир, через полгода женился вторично и теперь уже имел троих детей. Он был занят новой семьей, голова его раскалывалась от цифр; он отдал старшую дочь в пансион и охотно избавлялся от нее во время каникул, если представлялась возможность отправить Луизу к друзьям. В большинстве случаев он даже не сам отвозил ее. На сей раз он тоже прислал девочку со слугой, с опозданием на целую неделю. У хозяина столько забот! Слуга тут же уехал, сказав, что хозяин сделает все возможное, чтобы приехать за барышней самому.
— Иди сюда, Лазар, крикнул Шанто. — Она приехала!
Луиза, улыбаясь, по-родственному расцеловала молодого человека в обе щеки, хотя в общем они мало встречались: она постоянно жила, как в заточении, в своем пансионе, а он только год назад кончил лицей. Их дружба началась лишь с последних каникул. Он обращался с ней церемонно, чувствуя, что она уже кокетка и с пренебрежением относится к шумным детским играм.
— А ты, Полина, не поцелуешь ее? — спросила г-жа Шанто, входя в комнату. — Она старше тебя на год и восемь месяцев… Подружитесь, это доставит мне удовольствие.
Полина взглянула на Луизу, худенькую, хрупкую девушку, с неправильным, но очень приятным лицом и красивыми белокурыми волосами, собранными в узел и завитыми, как у взрослой дамы. Она побледнела, увидев, как гостья обнимается с Лазаром, а когда девочка с улыбкой потянулась к ней, Полина дрожащими губами ответила на этот поцелуй.
— Что с тобой? — спросила тетка. — Ты озябла?
— Да, немного, — ветер холодный, — ответила она, зардевшись от своей лжи.
За столом Полина ничего не ела. Она неотрывно следила за всеми, и взгляд ее становился мрачным, как только кузен, дядя или даже Вероника проявляли малейшее внимание к Луизе. Но когда подали десерт и Матье, делая обычный обход, положил свою большую голову на колени гостье, страдания Полины, видимо, достигли предела. Тщетно она звала его, пес не отходил от Луизы, которая набивала ему рот сахаром.
Кончили обедать. Полина куда-то исчезла. Вдруг Вероника, убиравшая посуду, пришла из кухни и заявила с торжествующим видом: