Собрание сочинений. Т. 9.

Золя Эмиль

— Боже мой, на кого вы похожи, — воскликнула г-жа Шанто, когда они вошли.

— Не сердись, мама, — весело сказал Лазар, сбросив свою охапку водорослей посреди террасы. — Вот увидишь, скоро мы принесем тебе кучу золотых монет.

На другой день один из вершмонских крестьян привез целый воз морской травы, и в большой комнате третьего этажа приступили к ее исследованию. Полина получила должность лаборанта. Оба работали как одержимые. За месяц комната наполнилась засушенными растениями, банками, где плавали древовидные водоросли, инструментами причудливой формы; угол стола занимал микроскоп, рояль был весь заставлен спиртовками и ретортами, даже шкаф был набит специальными трудами и альбомами, которыми то и дело приходилось пользоваться. К тому же опыты, проведенные в малом масштабе, но с предельной тщательностью, дали обнадеживающие результаты. Метод холодной обработки был основан на том, что некоторые вещества кристаллизуются при низких температурах, разных для различных соединений. Задача заключалась в том, чтобы получить и поддерживать нужную температуру: каждое вещество осаждается по очереди, отделяясь таким образом от других. Лазар сжигал водоросли в яме, затем при помощи рефрижераторной системы, основанной на быстром

испарении аммиака, обрабатывал золу. Но все это нужно было еще осуществить в большом масштабе, перенести опыты из лаборатории на завод, установить и заставить экономно работать соответствующие аппараты.

В тот день, когда Лазару удалось выделить из кристаллизационного раствора около пяти различных веществ, комнату огласили торжествующие крики… В водорослях содержалось поистине огромное количество бромистого калия. Это модное лекарство будет нарасхват, оно необходимо как хлеб. Полина, которая, как в былые времена, весело плясала вокруг стола, вдруг сбежала по лестнице и ворвалась в столовую, где дядя читал журналы, а тетка ставила метки на белье.

— Ну, теперь можете болеть сколько угодно, мы будем вас лечить бромом!

Госпожа Шанто последнее время страдала нервными припадками, и доктор Казенов как раз прописал ей бром. Она сказала, улыбаясь:

— Хватит ли его на всех, ведь в наше время нервы у всех немного развинчены?

Молодая девушка, крепкая, цветущая, сияющая от радости, широко раскинула руки, словно желая исцелить весь мир.

— Да, да, мы вылечим всех… Долой проклятый невроз!

После того как Лазар осмотрел берег и обследовал все подходящие места, он решил строить свой завод в «Бухте сокровищ». Она отвечала всем требованиям: обширный берег, словно вымощенный плоскими камнями, удобный для сбора водорослей; перевозка кратчайшим путем по Вершмонскому шоссе; дешевая земля, сырье под рукой, достаточно изолированно, но не слишком далеко. Полина подшучивала над названием, которое они дали когда-то этой бухте за ее золотистый песок: они и не подозревали в ту пору, что попали в самую точку, — оказывается, это и впрямь сокровище, найденное в море. Вначале все шло великолепно: они по дешевке приобрели двадцать тысяч метров пустоши, префектура выдала разрешение, и на это ушло всего два месяца. Наконец рабочие приступили к постройке. Приехал Бутиньи — низенький человек лет тридцати, с красным, весьма вульгарным лицом, который очень не понравился родителям Лазара. Он не захотел жить в Бонвиле, а облюбовал в Вершмоне, по его словам, очень удобный дом. Холодность семьи Шанто еще усилилась, когда они узнали, что он уже поселил там какую-то особу, наверняка потаскушку, вывезенную из парижского притона. Лазар только пожимал плечами, возмущенный такими провинциальными предрассудками; эта белокурая женщина очень миловидна и, вероятно, искренне любит Бутиньи, раз согласилась поселиться в такой глуши. Впрочем, из-за Полины на более близком знакомстве он не настаивал, В сущности, от Бутиньи требовалось лишь энергичное руководство, правильная организация дела. Для этой роли он подходил как нельзя лучше, всегда был на месте, отлично распоряжался, с увлечением вел дело. Под его руководством стены росли буквально на глазах.

И вот в течение четырех месяцев, пока сооружали здание и устанавливали аппараты, завод «Сокровище», как в конце концов его прозвали, стал целью ежедневных прогулок. Г-жа Шанто не всегда сопровождала детей, поэтому Лазар и Полина возобновили свои прежние походы вдвоем. Только один Матье неизменно следовал за ними, но он быстро уставал и еле волочил большие лапы, а когда приходили на место, ложился с высунутым языком, прерывисто и часто дыша, точно кузнечные мехи. Только один Матье еще купался в эту пору, бросаясь в море, когда ему швыряли палку, и умудрялся брать ее, плывя поперек волны, чтобы не наглотаться соленой воды. При каждом посещении Лазар торопил подрядчиков, а Полина осмеливалась давать практические советы, зачастую весьма дельные. Аппараты пришлось заказать в Кане, по чертежам Лазара, и теперь прибыли рабочие для их установки. Бутиньи начал выражать беспокойство, видя, что смета все растет. Не лучше ли ограничиться вначале лишь самыми необходимыми цехами и машинами? К чему эти сложные сооружения, эти громоздкие аппараты, когда еще не приступили к делу? Разве не правильнее было бы расширяться постепенно, в процессе работы, когда станут ясны возможности производства и сбыта? Лазар выходил из себя. У него был широкий размах, будь его воля, он воздвигнул бы монументальный фасад, возвышающийся над морем, чтобы продемонстрировать перед необъятным горизонтом величие своей идеи. Посещения завода всегда вселяли в него пылкие надежды: к чему скаредничать, когда в руках у тебя богатство? Возвращались домой весело и вдруг вспоминали о Матье, который то и дело отставал. Полина и Лазар прятались за какой-нибудь забор и потешались, как дети, когда испуганный пес, воображая, что заблудился, метался в забавном замешательстве.

Каждый вечер дома их встречали одним и тем же вопросом:

— Ну как? Дело двигается, вы довольны?

И всегда получали один ответ:

— Да, да… Но они все еще копаются. Этому конца нет!

То были месяцы большой дружеской близости. Лазар питал к Полине огромную нежность, тут была и доля признательности за деньги, которые Полина вложила в его предприятие. Вскоре Лазар опять перестал видеть в ней женщину, он чувствовал себя в обществе мальчика, младшего братишки, которым с каждым днем все больше восхищался. Она была такой умницей, такой смелой, такой веселой и доброй, что стала внушать ему уважение и тайное преклонение, с которым он пытался бороться, подшучивая над ней. Полина совершенно спокойно рассказала ему о прочитанных книгах, об ужасе, охватившем тетку при виде иллюстраций в анатомии; в первую минуту Лазар почувствовал изумление и неловкость перед этой девушкой с большими ясными глазами, уже посвященной во все премудрости. А потом благодаря этому они еще больше сблизились, и у них вошло в привычку совершенно свободно говорить обо всем. Когда они вместе делали анализы, то без всякого смущения употребляли научные термины, называя вещи своими именами, словно нельзя было сказать по-иному. Да и Полина сама, без

задних мыслей, часто задавала разные вопросы, чтобы учиться и быть ему полезной. Зачастую она очень забавляла Лазара. В ее образовании было столько пробелов, такая невообразимая мешанина противоречивых сведений: с одной стороны, взгляды достойной воспитанницы г-жи Шанто, представление о мире, рассчитанное на целомудрие институтки; с другой, факты, которые она вычитала в медицинских трудах, — сведения о физиологии мужчины и женщины. Когда Полина отпускала какое-нибудь наивное замечание, Лазар так хохотал, что она начинала сердиться. Вместо того чтобы насмехаться, не лучше ли было бы объяснить, в чем ее ошибка? Таким образом, в большинстве случаев размолвка кончалась лекцией, и кузен дополнял ее образование, как молодой ученый, стоящий выше условностей. Она уже была достаточно осведомлена, чтобы узнать все до конца. Впрочем, в ней исподволь шла работа. Полина по-прежнему много читала, сопоставляя то, что слышала, с тем, что видела в жизни, но это не мешало ей почтительно относиться к г-же Шанто и с серьезным видом выслушивать ее благопристойную ложь. Только с кузеном, в большой комнате, она превращалась в мальчишку, лаборанта, которому он кричал:

— Скажи-ка, ты видела эту флоридею?.. Она однополая.

— Да, да, — отвечала она, — мужские органы в виде больших букетов.

Однако временами непонятное волнение вдруг охватывало девушку. Когда Лазар иногда по-братски толкал ее, она несколько секунд не могла вздохнуть, а сердце ее сильно колотилось. В ее теле, в ее крови пробуждалась женщина, о которой оба они забыли. Однажды он повернулся и нечаянно задел ее локтем. Она вскрикнула и поднесла руку к груди.

— Что такое? Тебе больно? Но ведь я едва дотронулся до тебя! — И совершенно естественным движением он хотел отодвинуть шейный платок, чтобы взглянуть на ушибленное место.

Полина отскочила; смущенные, они стояли друг против друга, неловко улыбаясь. В другой раз, во время опыта, она отказалась опустить руки в холодную воду. Он удивился и рассердился:

— Почему, что за дурацкие капризы! — Если она не хочет помогать, то пусть лучше убирается вон. Затем, видя, как она покраснела, Лазар понял и смотрел на нее в изумлении. Значит, этот мальчишка, этот младший брат действительно женщина? Только притронешься к ней, она кричит, в иные дни на ее помощь нельзя рассчитывать. Каждый новый факт изумлял его, и эти неожиданные открытия вносили смятение и разлад в их мальчишескую дружбу. Казалось, у Лазара это вызывало только досаду, невозможно больше работать вместе, раз она не мужчина и сходит с ума по пустякам. Но Полина испытывала при этом какое-то беспокойство и страх, таившие в себе неизъяснимое очарование.

С той поры у молодой девушки появились ощущения, о которых она никому не говорила. Она не лгала, она просто молчала от смятения, от гордости, а также от стыда. Порой Полина чувствовала себя очень плохо, ей казалось, что она серьезно заболевает; когда она ложилась, ее лихорадило, она изнемогала от бессонницы, охваченная глухой тревогой перед неведомым; по утрам девушка просыпалась совершенно разбитая, но не жаловалась даже тетке. Опять начались внезапные приливы крови, нервное, возбужденное состояние, странные мысли, оскорблявшие ее, и особенно сновидения, после которых она сердилась на самое себя. Несмотря на прочитанные книги, на увлечение анатомией и физиологией, Полина была так неиспорчена, так чиста, что изумлялась, как ребенок, при каждом новом ощущении. Затем, подумав, Полина успокаивалась, она такая же, как и все, стало быть, и в ней должно развиться все, что предначертано природой. Как-то вечером, после обеда, Полина стала рассуждать о нелепости снов: не возмутительно ли, что ты лежишь на спине, беззащитный, во власти причудливой фантазии? Но больше всего ее раздражало отсутствие воли во сне, полная беспомощность человека. Лазар, с его пессимистическими теориями, тоже обрушился на сновидения, которые омрачают блаженное забытье; дядя, напротив, любил приятные сны, но ненавидел кошмары, возникающие во время лихорадки. Полина так горячо отстаивала свою точку зрения, что изумленная г-жа Шанто спросила, какие же сны ей снятся. Полина пробормотала:

— Так, какая-то чепуха, что-то очень смутное, право, я не запомнила.

Она и на сей раз не лгала, сновидения проносились в полумраке, нечто невидимое касалось ее, в ней пробуждалась женщина, говорила плоть, но никогда ни один четкий образ не возникал перед ней. Она никого не видела. Казалось, ее приласкал морской ветерок, который врывался летом сквозь открытое окно.

Между тем нежная привязанность Полины к Лазару с каждым днем становилась все глубже. Не только потому, что к долголетней братской дружбе примешалось еще чувство проснувшейся женщины: у нее была потребность поклоняться кому-нибудь, и в своем ослеплении она считала его самым умным, самым сильным. Постепенно эта родственная нежность стала переходить в любовь. Тут был и пленительный лепет зарождающейся страсти, и трепетный, звенящий смех, тайные, волнующие прикосновения, — словом, все, что ведет в очарованную страну чистых ласк, подстегиваемых инстинктом продолжения рода. Лазар, уже пресыщенный своими похождениями в Латинском квартале, все испытавший, продолжал видеть в ней сестру, она не возбуждала в нем желания. Но Полина, чистая и девственная, проведя детство в глуши и не встретив никого, кроме Лазара, мало-помалу начала боготворить его и целиком отдалась этому чувству. Когда они были вместе с утра до вечера, она, казалось, жила только им, не сводила с него глаз, спешила предупредить малейшее его желание.

Примерно в это время г-жу Шанто удивила необычайная набожность Полины. Она знала, что Полина два раза исповедовалась. Потом ей показалось, что между молодой девушкой и аббатом Ортером возник холодок; три воскресенья подряд она отказывалась ходить к мессе и пошла в церковь, только чтобы не огорчать тетку. Причин она не объясняла, по-видимому, ее оскорбили вопросы и объяснения аббата, который выражался не слишком деликатно. И тогда благодаря своему обостренному материнскому чутью г-жа Шанто угадала все усиливающуюся любовь Полины. Однако она молчала, даже мужу не сказала ни слова. Это романтическое приключение поразило ее, до сих пор возможность любви между сыном и племянницей, а тем более брака, не входила в ее расчеты. Она, как и Лазар, продолжала обращаться со своей воспитанницей, как с девчонкой; она решила поразмыслить, дала себе слово понаблюдать за ними, но не вмешивалась, ибо, в сущности, заботилась лишь о том, чтобы доставить удовольствие сыну.