Собрание сочинений. т.1. Повести и рассказы
Шрифт:
Модест Иванович сел на корень горной сосны, снял каскетку и подставил голову освежающему соленому дыху, поднимавшемуся от воды. Он смотрел на лиловевшую вдали полосу горизонта, и за ней ему чудились невиданные страны, те чудесные острова и земли, которые были изображены на картинках в жизнеописаниях путешественников и мореплавателей.
Модеста Ивановича властно и необоримо позвала бескрайняя голубизна. Звавший голос был так искусителен и неотразим, что Модеста Ивановича потянуло прыгнуть в голубоватую
По всему побережью пенились снежные оторочки, и Модест Иванович, закрыв глаза, качнулся вперед; руки вскинулись, хватая воздух, и он, в испуге, бледный, внезапно вспотев, изо всей силы откинулся назад и, еще не открывая глаз, отступил на несколько шагов от обрыва.
Он провел ладонью по лбу, вытирая пот, и, вздрогнув, вжав голову в плечи, почти побежал вниз.
Только внизу, у бухты, он замедлил шаг, сообразив, что идет не в ту сторону.
Он спустился к самой воде и повернул обратно, огибая бухту.
Клава встретила его беспокойно.
— Где ты пропадал, котик? — спросила она, тревожно цепляясь глазами за лицо Модеста Ивановича.
— Я гулял, Клавочка, — ответил он.
Клава облегченно вздохнула.
— Ты мне вчера столько глупостей наговорил, котик. Я так испугалась, когда увидела, что тебя нет. Ты больше не будешь меня пугать? Ну, дай мне слово, что не будешь.
— Чего не буду? — спросил Модест Иванович.
— Говорить глупости про контрабанду.
— Хорошо, — буркнул Модест Иванович, отводя глаза в сторону, чтобы Клава не заметила таимое в них упрямство и спрятанную мысль.
После завтрака Клаве занадобилось уехать в Севастополь. Модест Иванович ревниво встревожился:
— Зачем, Клавочка?
Клава, смеясь, звонко чмокнула его в щеку.
— Какой ты смешной, котик! Мало ли зачем? — И, увидя дрогнувшую бровь Модеста Ивановича, поспешно сказала. — По делу. Изаксон поручил.
Модест Иванович, нахмурившись, проводил Клаву до трамвая и, помахав ей на прощанье платком, вернулся домой.
Войдя во двор, он увидел Христо, разговаривающего со стариком у открытой двери сарая, из которой виднелся нос новенького баркаса. Христо окликнул Модеста Ивановича:
— А Клява где?
— Клавочка уехала в Севастополь, — нехотя отозвался Модест Иванович, чувствуя внезапно поднявшееся в нем нерасположение к этому парню, связанному с Клавой тайной, недоступной Модесту Ивановичу.
— А, — равнодушно зевнул Христо.
Модест Иванович поднялся уже на террасу и взялся за дверную ручку, как что-то заставило его остановиться.
Он щелкнул пальцами и подошел к перилам. Христо все еще разговаривал со стариком.
— На минутку зайдите ко мне, — сказал Модест Иванович.
Христо поднял голову, переглянулся с Яни и спросил с видимым недоумением:
— А зацем?
— У меня разговор с вами.
— Сейцас приду! — крикнул Христо.
Модест Иванович пошел в комнату и уселся за стол, приняв суровое и значительное выражение. Спустя мгновение в комнату ввалился Христо.
— Садитесь, — пригласил Модест Иванович с видом следователя, готового допрашивать обвиняемого.
Христо сторожко присел на краешек стула.
— Вы контрабандист? — начал сухо Модест Иванович. Христо повел сливяными зрачками и молча сунул руку в карман.
— Нет… нет… — предупредил его движение Модест Иванович. — Я не враг. Наоборот.
На кирпичных скулах Христо надулись желваки. Он молчал и цепко следил за движениями Модеста Ивановича.
— Экий вы недоверчивый! Я же говорю, что плохого не желаю. У меня есть к вам просьба. Я хочу с вами ехать… в море…
У Христо отвалилась челюсть, и он вытаращился на Модеста Ивановича, словно увидел что-то необычайное. В следующую секунду он распялил рот усмешкой.
— Ты?.. Хоцес ехать? Зацем ехать?
Модест Иванович почувствовал, что он краснеет под взглядом Христо, и торопливо выбросил:
— Зачем — это вам неинтересно. Ответьте: возьмете вы меня с собой?
Христо встал и мрачно сказал:
— Нет! Ты — не нас. Мы только свои едем. Цузого нельзя брать, удаци не будет, и другие не хотят. Никогда такого не было. Мы сами, свои ездим, — греки. Мы своих знаем, все отвецаем. Дело такое. Убить могут.
И он еще раз покачал головой.
— Я вам мешать не буду, — просяще сказал Модест Иванович.
— Нет, — сурово отрубил Христо, — нельзя. За тебя в ответе нельзя быть. Ты цузой.
Модест Иванович понял, что решение парня бесповоротно. Тогда он попытался изменить маневр.
— У меня денег много есть. Я могу вам денег дать, вы на них прибыль наживете. Не для Изаксона, а для себя. Я вам пятьсот рублей дам.
Христо уперся руками в стол.
— Зацем так говорис? — спросил он гневно и с обидой. — Мы, греки, не покупные. Мы сами богатые, мы друг другу браты. Мы денег не берем. Ты про деньги не говори. Я сердитый буду.
Модест Иванович, уже злясь, возразил:
— Вы не то думаете. Я вас покупать не собираюсь. Я в пайщики хочу. Я свою долю вношу на дело.
— Нет, — ответил Христо, — цузого в долю не надо. Мы сами.
— Значит, вы отказываетесь?
— Мы не хоцем. Мы цузих не берем, — подтвердил с каменным лицом Христо.
— Пошел вон! — крикнул, встав, Модест Иванович, освирепев на эту упрямую тупость.
Христо посмотрел на него с укоризной.
— Ай-ай!.. Тц… Нехоросо ругаться. Оцень нехоросо. Злой целовек, — сказал он спокойно и вышел.