Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы
Шрифт:
Герман не выдержал. С перекошенным лицом он набросился на Эдит и начал ее бить — по лицу, по груди, по спине, по чему попало, наконец повалил на лежанку и стал душить. Он, может быть, и задушил бы ее, если бы Эдит не удалось высвободить руки. Она стала изо всех сил царапать ему лицо. Вилде не выдержал, вскрикнул от боли и отскочил.
Они некоторое время сидели друг против друга, тяжело дыша.
— Что, легче стало? — отдышавшись, заговорила Эдит. — Выздоровел? Как тебе не стыдно!
— Не тебе меня стыдить!
— Мужчина, рыцарь, сильный пол… — издевалась она. — Нашел, на ком демонстрировать свою силу. Еще офицером называется… Вот бы другие увидели,
От этих слов Герману стало не по себе. «Черт… не надо было связываться с этой тварью… Вдруг остальным расскажет…»
— Когда разговариваешь со мной, знай границы… — уже более спокойно сказал он. — С тобой последнее терпение иссякнет.
Видя, что Герман пошел на попятный, Эдит тут же сообразила, что сейчас неблагоразумно подливать масла в огонь: они пока не на Готланде, и если слишком разозлить Вилде, он, пожалуй, еще не возьмет с собой. Поэтому она сдержалась и почти спокойно сказала:
— Сотри с лица кровь, пока другие не вернулись. Подумают еще что… Нет, не там…
Она поплевала на носовой платок и начала вытирать Герману лицо. Он не стал противиться.
Прошло несколько недель. За это время банда Вилде совершила нападение на молочный завод и вернулась с бочонком масла и двумя большими кругами сыра.
Переговоры относительно моторной лодки шли успешно. Человек, с которым Герман поддерживал связь, сообщил, что все подготовлено к бегству: горючего достаточно, бочонок с водой спрятан в носовой части; на всякий случай в моторке будет и парус. В первую же безлунную ночь можно отправляться.
Вилде предусмотрел даже такую деталь, как переброска всей группы на грузовике, чтобы весь путь до моря проделать в несколько часов. Один шофер потребкооперации согласился, конечно за приличную мзду, услужить им. Шурин шофера когда-то сам состоял в банде, но заболел острым ревматизмом и, с ведома Вилде, легализовался. Бандитам он иногда помогал в качестве связного, и Герман на него вполне полагался.
Было условлено, что в первую же безлунную ночь группа бандитов — всего восемь человек, включая и «командира полка», — будет ждать машину в определенном месте, недалеко от километрового столба. Если дорогой их остановят, они выдадут себя за рабочих, едущих на торфоразработки в Курземе. Километрах в двух от рыбачьего поселка они встретятся со своим агентом и к берегу пойдут пешком — лесом и дюнами. В том районе до сих пор не действовала ни одна банда, так что опасаться строгого надзора не приходилось. До поселка было километров восемьдесят; по шоссе это расстояние можно было покрыть в три часа.
Они с вечера собрались у километрового столба и укрылись в лесу. Движение на шоссе было незначительное, самое большее, если в течение часа проносилась машина или медленно, со скрипом проезжала крестьянская подвода. Вечер был темный, пасмурный. Тучи закрыли даже немногие звезды, которые успели появиться на небе. Изредка капля влаги касалась лица.
— Дождя бы теперь, чтобы на всю ночь, — сказал Герман. — Тогда никакие прожекторы нас не нащупают. К утру будем в нейтральных водах.
Днем довольно сильно пригревало апрельское солнце, поэтому вечер казался особенно прохладным. Бандиты зябко кутались в пальто, ватники и брезентовые плащи. Эдит была в брюках и резиновых сапогах. Сев поодаль, она прислушивалась к разговору, но сама в нем участия не принимала. Два бандита на всякий случай стояли на посту возле дороги. Время тянулось медленно. Все уже думали, что скоро полночь, а когда Герман взглянул на часы, оказалось, что прошел всего час с четвертью.
— Нервы, нервы, — пробормотал он. — Еще одна ночь страхов и тревог, а там можно и отдохнуть.
Будущую жизнь на Готланде или в Швеции Вилде представлял очень туманно. Чем они будут заниматься, на что будут жить, каково будет их общественное положение — об этом он не думал. Ему казалось, что там его ждут с нетерпением и примут как многострадального героя.
«Мы нужны. Без нас никакие перемены в Латвии немыслимы. Мы — авангард, мы — важный резерв в любом политическом заговоре против Советского Союза».
В темноте кашлянула женщина. Герман посмотрел в ту сторону, и его мысли приняли другое направление. Он представил себе такую картину: моторка с восемью беглецами идет по морю, она уже на полпути между Латвией и Готландом. Вокруг безбрежная морская даль, и ни одной лодки, ни одного парохода, только одинокая чайка качается на волнах. Можно говорить полным голосом, кричать, смеяться, вопить, делать все, что вздумается — никто не увидит и не услышит. Герман Вилде соберет шестерых мужчин на носу лодки. «Эта женщина, — скажет он своим сообщникам, — наделила вас всех страшной болезнью, от которой вам, может быть, никогда не удастся вылечиться. Вы должны отомстить ей, наказать ее. А наказание может быть лишь одно — смерть. Выбросить ее за борт!» И все бросятся к Эдит Ланке, схватят ее за руки и за ноги… Она будет царапаться, кусаться, вырываться, но это не поможет. Ее раскачают и выбросят в море. Моторка по-прежнему будет продолжать свой путь на запад, а над волнами еще несколько раз покажется голова Эдит, она будет отчаянно бороться за несколько лишних мгновений жизни.
Только потому и взял ее с собой Вилде. После стычки в землянке он стал держаться с Эдит по-прежнему, чтобы не возбудить подозрений.
— Герман, — полушепотом позвала Эдит, — дай папиросу, очень курить хочется. Не бойся — с дороги не увидят. Я — под плащом.
Он достал из кармана портсигар и протянул ей. Чиркнула спичка, на мгновенье осветив маленький уголок чащи: черные стволы деревьев, неподвижные скорчившиеся фигуры людей, которые походили на больших дремлющих птиц, высохший мох под ногами. И снова мрак сомкнулся над чащей, все вокруг стало черно, и в тишине можно было расслышать, как вдохнула Эдит дым папиросы.
Через некоторое время послышался отдаленный, неясный еще гул мотора.
— Едут, — прошептал Долговязый. — Это, должно быть, наши.
— Оставайтесь на местах! — тихо приказал Герман, заметив, что некоторые зашевелились. — Если это наша, то мимо не проедет.
На повороте дороги на землю упал желтоватый световой полукруг, затем показались два сверкающих глаза, и в первый миг всем почудилось, что из этих глаз во все стороны рассыпаются снопы потрескивающих искр. Шагах в десяти от километрового столба машина остановилась. Фары светились еще несколько секунд, затем потухли, и тьма стала еще гуще и чернее.
Бандиты по одному вышли на дорогу. Вилде поговорил с шофером и велел остальным бандитам садиться.
— Скорей, скорей, — торопил он.
Уселись за одну минуту. Проверив, все ли в машине, Вилде сел рядом с шофером, и мотор заработал. Вскоре они выбрались из леса, и почти час машина ехала полем, минуя поселки, крестьянские хутора, — старинные барские усадьбы и церкви. Затем опять начался лес и продолжался до самого конца пути. По дороге им встретились три-четыре машины и несколько запоздалых подвод. Их ни разу не остановили. Никто не интересовался грузовой машиной, которая со скоростью тридцати километров ехала по большаку.