Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы
Шрифт:
В тихом, пустынном месте, возле самых дюн, где росли чахлые, изуродованные ветрами и бурями сосны, машина остановилась. У огромного валуна стоял человек в брезентовом плаще и высоких резиновых сапогах. Бандиты сбились в кучку, окружив его и Германа, и, когда машина отъехала, пошли к берегу. Было слышно, как за дюнами шумело море, медленно набегали на берег волны.
— Идите смелее, — сказал проводник. — В поселке уже все спят, а патруль пограничников минут десять как прошел мимо. Вернется через час, не раньше.
— Что, моторка возле рыбачьих лодок стоит? — спросил Герман.
— Да, с самого края, немного в стороне, — ответил проводник. — В такой кромешной тьме в десяти шагах ничего не увидишь. Сначала, как только отойдем на километр от берега, подымем парус — на наше счастье сегодня дует береговик. Мотор запустим в открытом море.
— Вам лучше знать, — ответил Герман.
Они шли вдоль внешней стороны дюн примерно с километр. В одном месте, где рыбачья тропа поворачивала по ложбине между двух поросших густым кустарником дюн к морю, их неожиданно ослепила вспышка нескольких карманных фонарей.
— Стой! Руки вверх! — раздался громкий окрик; застучали затворы автоматов.
Шестеро застыли на том месте, где их застал окрик, но двое — Вилде и Эдит Ланка — бросились бежать. Вилде удалось проскочить кустарником сквозь цепь окружения и скрыться за ближайшей дюной. Эдит не могла взобраться на дюну так быстро: ноги вязли в песке, брезентовый плащ стеснял движения. Когда ей, наконец, удалось ухватиться за ивовый куст и подтянуться вверх, позади раздалась длинная автоматная очередь. Она привстала на колени, хватаясь руками за ветки куста, потом зашаталась, повалилась навзничь и медленно вниз головой начала сползать по откосу. Когда один из подошедших бойцов осветил ее лицо, Эдит была уже мертва.
Долговязому сразу стало ясно, что поимка их банды была отнюдь не делом случая — их ждали здесь с полной уверенностью, что они придут. «Ничего, чисто сработано», — подумал он без всякого удовольствия и вместе с остальными пятью бандитами побрел туда, куда их повели.
Вилде почти час искали по кустам и в лесу. Его следы привели к сосняку, где почва почти сплошь была покрыта мхом, и там они пропали. Без собаки не имело смысла продолжать поиски, так как местность была сложная: тут и густая растительность, и голые пески, а дальше тянулись небольшие болотца.
— Ничего, на этот раз никуда не денется, — сказал руководитель операции. — Завтра он будет в наших руках. Только надо наблюдать за шоссе, чтобы какой-нибудь шофер не подсадил его в машину.
Одолевая песчаный склон, Вилде думал о том, что нужно скорее, как можно скорее миновать лабиринт дюн и добраться до леса. А там — пересечь шоссе, пока не началось планомерное преследование. Как только бойцы доставят арестованных в надежное место, большинство их отправятся в погоню. У них, наверно, есть и собака-ищейка.
Герман слышал позади выстрелы. Он был уверен, что они предназначались ему, поэтому бежал пригнувшись, стараясь воспользоваться каждым укрытием, которое попадалось на пути. Бегство осложнялось еще из-за незнания местности. Чтобы не заблудиться и не вернуться на место засады, Вилде запомнил одно: берег моря все время должен быть слева.
Стрелять перестали. Вилде не слышал уже и шума прибоя: в ушах у него стучало, сердце бешено колотилось, он задыхался. Добежав до леса, Герман остановился. Глубоко и жадно вдыхал он прохладный ночной воздух. Только сейчас он почувствовал, что весь взмок: по лицу, по груди, по спине струйками стекал пот.
Немного отдохнув, он направился дальше. Больше он не бежал, а шагал широкими, спокойными шагами, стараясь не производить лишнего шума. Ужасающе громким казался ему треск сухого валежника под ногами, каждая падающая шишка заставляла его вздрагивать и оглядываться. И все время было такое чувство, будто чье-то горячее дыхание обдает спину.
Так Герман дошел до шоссе. Он перешел через него не в том месте, где вышел из лесу, а сначала метров сто брел по придорожной канаве, где вода местами доходила до колен; если будет погоня с собакой, то здесь следы потеряются и пройдет с полчаса или больше, пока их найдут. Перейдя, наконец, дорогу, Герман опять довольно долго брел канавой, пока не дошел до небольшого болотца. Он выломал себе палку и, пробуя впереди глубину, перебрался через топкое место. Теперь он немного успокоился: минимум предосторожности соблюден, дальше можно идти увереннее, выбирая путь полегче. Всю ночь шел он не останавливаясь; на рассвете впереди показалась вырубка, а за ней поля и несколько крестьянских усадеб. Обойдя вдоль опушки вырубку, Герман достиг лиственной рощи, мимо которой тянулась дорога. Та ли это была дорога, по которой ехал грузовик, или другая, он не знал. На всякий случай решил отдохнуть. Он сел, снял сапоги и вылил из них воду, затем начал обдумывать свое положение.
Куда же, в какую сторону идти? Есть ли такое место, где можно чувствовать себя в безопасности? Если удастся разыскать какую-нибудь террористическую группу в Видземе или Латгалии, признают там его командиром? И чего он собственно достигнет, если и признают? Снова барсучья нора, снова вши и болотная вода… Конца этому не видать…
Но, как ни беспросветна была эта перспектива, иного выхода Вилде не находил.
Приняв решение о бегстве из Латвии, он уже капитулировал, признал свое бессилие и бесцельность дальнейшей борьбы. К такому признанию за один день не приходят. Он сопротивлялся до последнего, не хотел видеть очевидного, но в конце концов и ему осталось покориться перед лицом фактов. Конец, который Герман так явственно почувствовал в землянке у Эдит и Долговязого, сейчас приблизился вплотную: вчера он еще командовал семерыми подчиненными, давал им задания, приказывал — сегодня он был один, а против него стоял целый мир.
Что выиграл он, убежав от своих соучастников? Свободу? Хороша свобода, когда остается только одно — подохнуть, как псу, вдали от людей, сгнить в полной безвестности. Скоро он будет мечтать, как о величайшем счастье, о черствой корке хлеба. И все-таки… «Ты еще не побежден, ты можешь бороться, нападать, уничтожать, ты еще опасен. И это сила. Не важно, что произойдет завтра, послезавтра, важен настоящий момент, важно то, что ты существуешь сегодня».
Его давно уже мучил голод. Будь он обычным путником, можно было бы зайти в любой дом и попросить хлеба, купить, наконец. Как же счастливы остальные люди, они безбоязненно ходят по дороге, им не надо скрываться в чаще, шарахаться при всяком шорохе. Герман завидовал им и еще сильнее ненавидел их, потому что они были чисты.
Не успев отдохнуть, Герман услышал отдаленное повизгиванье, — так повизгивает охотничья собака, напав на след зайца. Возможно, это и был Цезарь или Нерон какого-нибудь местного охотника, возможно — бездомная дворняжка или четвероногий помощник пастуха, которого увлек охотничий инстинкт. Но, может быть, это…
И он сразу стал похож на почуявшего опасность зверя. Ощетинился, подался всем телом вперед, точно внюхиваясь в воздух. Герман несколько часов шел по лесу, продираясь сквозь кустарник, прыгая с кочки на кочку, когда на пути попадалось болото, бегом перебегая открытые места. Иногда останавливался и прислушивался. Потеряв направление, вышел к опушке и увидел на дороге вооруженных бойцов. Расположившись цепью, они наблюдали за опушкой.