Собрание сочинений. Том 13
Шрифт:
Второй шаг Наполеона, который он предпринял только после того, как несколько улеглось лихорадочное возбуждение общественного мнения, был сделан в Сардинском королевстве. Он пытался склонить Виктора-Эммануила сделать эту работу вместо себя, чего было не так легко добиться. Виктор-Эммануил, казалось, получил все то, что потеряли Австрия и ее вассалы. Фактически, хотя еще не по титулу, он сделался правителем Центральной Италии и Папской области, где население всюду признало его династию, если не из любви к Пьемонту, то из ненависти к Австрии. Первое требование, которое французский поборник свободы предъявил своему новому вассалу, заключалось в том, чтобы тот отказался от официального руководства народным движением. В этом Виктор-Эммануил отказать ему не мог. Он приказал сардинским уполномоченным покинуть герцогства и Папскую область и отозвал Бон-кампаньи из Флоренции, Массимо д'Адзельо из Романьи и Фарини (по крайней мере в качестве официального уполномоченного) из Модены [308] .
308
Перечисленные сардинские чрезвычайные уполномоченные были посланы
Однако венценосный «освободитель» все еще не был удовлетворен. Его прежний опыт во Франции давал ему достаточно оснований прийти к выводу, что, при надлежащем руководстве, голосование народа представляет собой наилучшее в мире средство, с помощью которого можно установить деспотизм на прочной и благопристойной основе. Поэтому от сардинского короля потребовали воздействовать на ход голосования народа в восставших провинциях таким образом, чтобы создалось впечатление, будто власть государей в этих провинциях восстановлена волей народа. Разумеется, Виктор-Эммануил не хотел и слышать о требовании, исполнение которого наверняка погубило бы навсегда будущее итальянской свободы и превратило бы возгласы «evviva!» {«да здравствует!». Ред.} в общий вопль проклятий по всему полуострову. Как говорят, Виктор-Эммануил такими словами ответил французскому искусителю графу де Резе:
«Милостивый государь, я прежде всего итальянский государь. Не забывайте этого обстоятельства. Интересы Италии имеют для меня больше значения, нежели интересы Европы, на которые вам угодно было намекать. Я не могу поддержать авторитетом своего имени восстановление низложенных правителей, я этого не сделаю. Я уже и так был чрезмерно снисходителен, когда предоставил события их собственному ходу».
Говорят даже, что рыцарственный король прибавил еще следующие слова:
«Если будет принято решение относительно вооруженного вмешательства, вам еще придется обо мне услышать. Что же касается конфедерации, то мои интересы и честь одинаково заставляют меня противиться ей, и потому я буду бороться против нее до конца».
Вскоре после того, как этот ответ был передан в Париж, появилась знаменитая статья Гранье де Кассаньяка о неблагодарности итальянцев [309] , содержащая зловещий намек на то, что если могущественная рука покровителя отстранится, то австрийский орел вскоре водворится на фасаде королевского дворца в Турине. Виктора-Эммануила тотчас же уведомили, что получение им Пиаченцы будет поставлено в зависимость от его хорошего поведения и что степень влияния итальянских государей в предполагаемой конфедерации все еще является предметом обсуждения. Окончательный удар был ему нанесен обсуждением вопроса о национальной принадлежности жителей Савойи; при этом дано было понять, что если Бонапарт помог Виктору-Эммануилу освободить Италию от ига Австрии, то последний едва ли сможет отказаться освободить Савойю от ига Сардинии. Эти угрозы скоро приняли осязаемую форму в виде волнения, начавшегося вдруг по сигналу из Парижа в феодальных и католических кругах Савойи.
309
Имеется в виду статья французского журналиста Гранье де Кассаньяка под названием «Неблагодарность Италии», напечатанная в газете «Constitutionnel» 3 августа 1859 года.
«Савойяры», — восклицала одна парижская газета, — «устали тратить свои деньги и проливать кровь своих сынов за дело Италии».
Для Виктора-Эммануила это был сильный argumentum ad hominem{156}, и если он непосредственно не принял на себя поставленную перед ним задачу, то есть некоторое основание опасаться, что он по крайней мере обещал подготовить путь для вооруженного вмешательства Франции. Если можно верить сообщению, содержащемуся в телеграмме из Пармы от 9 августа и гласящему, что «пьемонтцы были изгнаны из города и провозглашена красная республика, а обладатели собственности и друзья порядка спасаются бегством», то оно весьма знаменательно для будущего. Как бы то ни было, содержит ли оно правду или ложь, это сообщение вполне может явиться для «спасителя порядка и собственности» сигналом к вмешательству, к отправке его зуавов против «неисправимых анархистов)» и к расчистке пути для возвращения государей. Один из них, сын великого герцога Тосканы, отрекшегося в его пользу {Леопольд II и Фердинанд IV. Ред.}, уже встретил «сердечный прием» в Тюильри. А французские войска, направлявшиеся домой, получили приказ остаться в Италии, и таким образом препятствия на пути к успешным переговорам в Цюрихе скоро исчезнут.
Написано К. Марксом в середине августа 1859 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5725, 29 августа 1859 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Лондон. Забастовка строительных рабочих, или точнее говоря lock-out {локаут. Ред.}, объявленный предпринимателями, продолжается [310] , к непохоже на то, чтобы враждующие стороны сколько-нибудь существенно изменили свою позицию. Во вторник состоялось совещание делегатов от рабочих, на котором присутствовали также уполномоченные других профессий; на совещании было единогласно решено не наниматься на работу ни к одному хозяину, требующему обещания не вступать в «общество». Одновременно в таверне «Свободный каменщик» состоялось собрание «объединенных» предпринимателей, на которое не был допущен ни один корреспондент. Как стало впоследствии известно, эти боящиеся гласности господа после бурного
310
Летом 1859 г. в Англии возникло массовое движение за 9-часовой рабочий день; в Лондоне оно охватило строительных рабочих, организованных в тред-юнион. В конце июля 1859 г. строительные рабочие фирмы Троллопов, получив от предпринимателей отказ удовлетворить требование о сокращении рабочего дня при сохранении прежней заработной платы, объявили забастовку, в которой приняли участие плотники, каменщики, кирпичники и другие рабочие. Забастовочное движение в Лондоне и других городах особенно усилилось после того, как предприниматели на своем объединенном собрании 27 июля объявили открытую войну рабочим союзам, единогласно решив не принимать на работу рабочих, принадлежащих к тред-юнионам, а 6 августа объявили локаут более чем 20 тысячам рабочих. Бастующим и локаутированные строителям Лондона была оказана помощь рабочими других профессий не только Лондона, но 80 городов страны. Забастовка продолжалась до февраля 1860 г. и окончилась компромиссом: предприниматели согласились принимать на работу членов тред-юниона, а рабочие были вынуждены снять свое требование о 9-часовом рабочем дне.
В Лондоне в целом имеется более 1000 строительных предприятий. Из них закрыто только 88, по зато самых крупных. Число lock-outs (уволенных рабочих) достигает 19000—20000, а не 40000, как утверждали вначале. Щедрые денежные пожертвования поступают в «общество» со всех концов страны, но до сего времени рабочие, сидящие без хлеба, отказывались принимать поддержку. Слава смелым! Разве буржуа, руководимые своими классовыми интересами, способны на подобное самопожертвование?
В последние дни сессии, закончившейся в субботу, палата общин занималась почти исключительно избирательными скандалами, которые подобно грибам после дождя покрыли самые стены здания парламента. Это ужасающее зловоние коррупции прекрасно гармонировало с ароматами Темзы и должно было бы довести до рвоты достопочтенных членов палаты, если бы они не были привычны к таким вещам. Дело касалось то лиц, которые открыто (именно в этом было их преступление) продавали и покупали стада британских избирателей, наподобие овечьих стад, то какого-нибудь бедняги, который добровольно отказался от своего дорого доставшегося места, так как не в состоянии был удержать его, ввиду петиции, опротестовывающей его избрание; такое дело должно было стоить ему по меньшей мере 3000 фунтов стерлингов. Однако оставим все это. К чему копаться в грязи? Добавим еще только, что почти все члены палаты, уличенные в подкупах, принадлежат к «либеральной» партии [311] .
311
В конце 50-х и в первой половине 60-х годов XIX века в Англии складывается либеральная партия, в состав которой входят виги, манчестерцы (представители промышленной буржуазии) и пилиты (умеренные тори). Либералам, занявшим в английской двухпартийной системе место вигов, противостояла сложившаяся также в этот период партия консерваторов, сменившая партию тори.
Едва ли стоит упоминать о тронной речи. Это совершенно ничего не говорящий официальный документ. Относительно предполагаемого европейского конгресса в тронной речи было сказано, что ее величество якобы еще не пришло к определенному решению. Это ложь. Непосредственно после заключения Виллафранкского мира лорд Пальмерстон заявил русскому правительству, что он готов направить представителей на конгресс, созыв которого был предложен Россией. Он, таким образом, уже четыре недели назад «пришел к определенному решению».
Париж. Мы избавим наших читателей от описания парижских празднеств в честь победы. Несмотря на сложные махинации, которые пустили в ход, чтобы заставить забыть поражение в Виллафранке, рассеять внимание парижского населения и исторгнуть из глоток подкупленных лиц провозглашение здравиц, лично император был настолько мало удовлетворен оказанным ему приемом, что даже решился на отчаянный шаг объявления амнистии, от которого его усиленно отговаривали его «декабрьские» советники. Парижская пресса также получила амнистию, отныне все «предупреждения» были отменены [312] .
312
Имеется в виду декрет об амнистии, объявленный Наполеоном III 16 августа 1859 года.
Статья 1-я декрета предусматривала отмену административных «предупреждений» прессе, которые власти имели право по закону 1852 г. о печати выносить в случае опубликования неугодных правительству материалов. Эти предупреждения являлись одним из средств открытого правительственного нажима на печать.