Собрание сочинений. Том 1
Шрифт:
Не питал Лобов теплых чувств к подхалимам, с неприязнью и брезгливостью относился к «флюгерам», семь раз на неделю менявшим свои убеждения и «научные теории», и все же такие люди благополучно уживались возле него и даже численно множились. Он, Лобов, сам своей нетерпимостью к инакомыслящим и развел вокруг себя этот «холуизм», над которым порою издевался на заседаниях бюро или пленумах обкома.
Заведующий городским отделом коммунального хозяйства в порыве служебного усердия и угодничества заасфальтировал часть переулка, в котором занимал квартиру Лобов, — от главной улицы до секретарского особняка и чуть дальше, на несколько метров, чтобы только хватило «ЗИСу» развернуться по ровному. А еще метров сто переулка до другой мощеной улицы так и остались без асфальта, в колдобинах. Лобов, вернувшись из отпуска и увидев перед своим домом такой совершенно «крокодильский» факт подхалимского недомыслия,
Начальник метеорологической службы области Метелкин, следуя строжайшему указанию не давать в районы прогнозы погоды, не завизированные в обкоме (чтобы не «демобилизовывать» районных работников), дошел до того, что и в обком стал приносить лишь такие прогнозы, какие желательно было иметь Лобову. Если там принималось решение об увеличении площади посевов такой-то культуры, Метелкин давал прогноз, из которого явствовало, что погода для посева и роста этой культуры в весенние месяцы будет самая благоприятная. Если из обкома сыпались в районы телеграммы с требованием немедленно приступить к севу проса и гречихи, Метелкин, со своей стороны, не обращая внимания на холода и даже заморозки, предсказывал резкое повышение температуры в ближайшие дни. Если в обкоме поговаривали о том, что надо бы в этом году начать уборку сахарной свеклы несколько раньше, чем начинали ее обычно, — пойти заведомо на некоторое снижение урожая на первых убранных плантациях, потому что в сентябре корни еще растут и прибавляют в весе, но застраховаться таким образом от больших потерь при затянувшейся уборке, — Метелкин, в подтверждение необходимости таких мер, обещал раннюю и очень дождливую осень. Следовало бы решения принимать, исходя из обстановки, а тут прогнозы подгонялись под уже принятые и проектируемые решения.
Не то сам Лобов разгадал наконец технику составления Метелкиным его всегда приятных начальству прогнозов, не то кто-то из сотрудников бюро погоды написал на него заявление в обком, — Лобов хохотал до упаду, окрестил Метелкина «чемпионом области по холуизму», потешался над ним всласть, отвел ему целых десять минут в своем отчетном докладе на партийной конференции, опять с цитатами из Щедрина и Гоголя, сделал из него посмешище на всю область. Но с работы его все же не сияли. А начальник Управления сельского хозяйства Чеканов, который не удовлетворялся ролью простого собирателя сводок для обкома, пытался разрабатывать какие-то новые вопросы организации колхозного производства и даже выступать со своими предложениями в печати, опытный агроном с двадцатипятилетним стажем, желанный гость в каждом районе, где люди ценили его советы и уважали за смелое обращение с шаблонами, человек, который иногда отваживался и особое мнение записать на бюро обкома, — недолго продержался на посту. Всего лишь полгода поработал он с Лобовым. При первой же возможности его откомандировали «на укрепление кадрами» в новую соседнюю область.
Умен был Лобов. Это чувствовалось и по его содержательным выступлениям на пленумах и конференциях, и по тому, как он решал вопросы на бюро, и по его проницательному взгляду на людей. Интересно, что кадры секретарей райкомов у него были подобраны действительно по деловому принципу. Тут он не терпел краснобаев и очковтирателей, мирился даже с некоторой строптивостью и самостоятельностью районщиков. Понимал, что без хороших секретарей райкомов область ему не поднять.
Но почему же он держал в областных аппаратах малоспособных работников? Почему не гнал подхалимов, терпел этот «холуизм» в своем ближайшем окружении? Чем это объяснить?.. Подхалим противен, если смотреть на него, а если не смотреть, отвернуться и только слушать
Бывает и хуже, чем с Лобовым. Способный и энергичный работник, что называется, видный деятель, как бы нарочно окружает себя бездарными, бесцветными людьми в роли своих помощников. Для того чтобы на их фоне его блистательная персона еще ярче сияла, что ли? И держит в первых заместителях, а затем рекомендует на самостоятельный пост человека, который заведомо провалит дело.
Мало этому деятелю, что его хвалили, когда он работал здесь. Хочется ему, чтобы его еще не раз вспомнили, когда он будет переведен в другое место. «Вот был у нас товарищ Н., золотая голова! А этот, что теперь на его месте, и подметки его не стоит!» Для сравнения оставляет за себя никчемного работника. В жертву тщеславию приносятся государственные интересы. Но такой «подбор» заместителей настолько уж чужд духу нашей жизни, что об этом даже как-то горько и стыдно писать.
…Вспоминается рассказ, как в некой стране неглупые хозяева одного концерна устроили испытание директорам заводов. Все директора получили одновременно отпуск, а затем, когда они вернулись, часть из них была уволена. И, как ни странно, уволили именно тех «незаменимых», без которых дела на заводе заметно пошатнулись. А те директора, длительное отсутствие которых совершенно не отразилось на работе завода (значит, подобрали хороших инженеров и приучили их к самостоятельному ведению дела), остались на своих местах, с повышенными окладами и благодарностью от компании за образцовую организацию управления производством.
Партийная работа имеет ту главную особенность, что ее не назовешь ни профессией, ни специальностью. Это выборная работа. Ведь может случиться, что районная партийная конференция и пленум райкома изберут секретарем райкома заведующего конторой «Союзпечати» или директора совхоза, если коммунисты сочтут, что именно ему по праву, по его человеческим и деловым качествам, надо бы руководить партийной организацией.
Партийная работа не специальность, и секретарь может не быть агрономом или инженером, но ему приходится руководить и агрономами, и инженерами, и врачами, и учителями, и литераторами, и художниками, и рабочими, и колхозниками.
И еще особенность: партийных работников не часто премируют и награждают орденами; производственников, специалистов — чаще. Такова уж благородная задача у партийных работников: самим оставаясь как бы в тени, находить, выдвигать и поощрять таланты во всех областях нашего хозяйственного и культурного строительства, растить их, любоваться ими, открывать им широкую дорогу в жизнь и радоваться их успехам, как своим собственным.
Мне могут возразить, что не следует принижать роль партийных работников. Зачем же им, мол, «оставаться в тени»? Я говорю это иносказательно.
Не найдется, пожалуй, у нас в стране человека, которому неизвестно было бы имя Валерия Чкалова. А кто помнит имена его учителей-инструкторов, выпускавших Чкалова в первый самостоятельный полет? Все знают замечательного советского педагога и писателя А. Макаренко. А кто знает имена школьных и житейских учителей самого Макаренко? Кто знает имена учителей Паши Ангелиной, генерала Ватутина, Олега Кошевого? Не будь Дмитрий Фурманов писателем и не сделай режиссеры Васильевы по его книге фильм «Чапаев», мало бы кто знал сейчас про комиссара чапаевской дивизии.
Хотел бы или не хотел этого воспитатель, он всегда в силу особенностей его великой, но скромной работы несколько «в тени» рядом с теми, кого он выпускает в самостоятельную жизнь, на трудовые и боевые подвиги.
Через руки воспитателя пройдут сотни людей. Пусть десять из них выкажут незаурядные способности, а один станет большим ученым, художником, полководцем или государственным деятелем. И этот один своими подвигами «затмит» всех. Что ж, обижаться на это? Воспитатель может прославиться, лишь когда он сам в своем деле исключительный талант и к тому же способен талантливо рассказать о своей работе, как Макаренко или Фурманов.