Собрание сочинений. Том 1

Энгельс Фридрих

2) Конфликт, неразрешённый конфликт между бюрократией и корпорациями. Борьба, возможность борьбы, служит гарантией против поражения. Дальше (§ 297) Гегель прибавляет ещё ту гарантию, которую дают «установления суверенитета сверху», подразумевая под этим опять-таки иерархию.

Но Гегель указывает ещё на два момента (§ 296).

В самом чиновнике — и это должно воспитать в нём гуманность, сделать для него «обычаем» «бесстрастие, законность и мягкое обращение» — «непосредственная нравственная и умственная культура» должна играть роль «духовного противовеса» механическому характеру его знаний и его «действительной работы». Как будто на деле не происходит обратное, и «механический характер» его

«бюрократических» знаний и «действительной работы» бюрократа не служит «противовесом» его «нравственной и умственной культуре»? И не будет ли действительный дух бюрократа и его действительная работа, как субстанция, брать верх над акциденцией его прочих дарований? Ведь «должность» бюрократа составляет его «субстанциальное» отношение и его «хлеб». Поистине великолепно, что Гегель «непосредственную нравственную и умственную культуру» противопоставляет «механическому характеру бюрократического знания и работы»! Человек в чиновнике должен ограждать чиновника от самого себя. Какое же это единство! Духовное равновесие. Какая дуалистическая категория!

Гегель приводит далее «размеры государства», не представляющие, однако, в России никакой гарантии против произвола «государственных чиновников исполнительной власти»; но всяком случае, этот последний момент лежит «вне» «сущности» бюрократии.

«Правительственная власть» для Гегеля свелась к «совокупности государственных слуг». Здесь, в сфере «сущего в себе и для себя всеобщего, составляющего сферу самого государства», мы видим лишь неразрешённые конфликты. Экзамен и хлеб чиновников являются последними синтезами.

Бессилие бюрократии, её конфликт с корпорацией Гегель приводит как высшее оправдание бюрократии.

В § 297 Гегель устанавливает тождество, обусловливаемое тем обстоятельством, что «члены правительства и государственные чиновники» образуют «главную составную часть среднего сословия». Это «среднее сословие» Гегель превозносит как «главную опору» государства «в отношении законности и интеллигентности» (добавление к цитированному параграфу).

«Образование этого среднего сословия составляет один из важнейших интересов государства, но это возможно лишь в такой организации, как та, которую мы описали выше, а именно там, где определённые особые круги, сравнительно независимые, обладают известными правами и где имеется такой чиновничий мир, произвол которого парализуется правами этих кругов».

Конечно, только в такой организации народ может представляться как одно сословие, именно как среднее сословие, но разве такая организация зиждется на равновесии привилегий? Правительственную власть труднее всего дедуцировать. Она в ещё большей степени, чем законодательная власть, принадлежит всему народу.

Подлинный дух бюрократии Гегель формулирует позже (в примечании к § 308), обозначая его как «деловую рутину» и как «горизонт ограниченной сферы».

с) ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ

§ 298. «Законодательная власть имеет отношение к законам как таковым, поскольку они нуждаются в дальнейшем определении, и к совершенно всеобщим» (весьма общее выражение!) «по своему содержанию внутренним делам. Эта власть сама является частью государственного строя, который составляет её предпосылку и постольку сам по себе лежит вне области её непосредственного определения, но получает своё дальнейшее развитие в усовершенствовании законов и в поступательном движении, присущем всеобщим правительственным делам».

Прежде всего бросается в глаза следующее: Гегель подчеркнул здесь, что «сама эта власть является частью государственного строя, который составляет её предпосылку и сам по себе лежит вне области её непосредственного определения», между тем как относительно власти государя и правительственной власти он не счёл нужным

сделать это замечание, хотя оно там не в меньшей степени верно, чем здесь. А затем Гегель только конструирует государственный строй в целом и постольку не может рассматривать этот строй как предпосылку. Однако именно в том и сказывается глубина Гегеля, что он везде начинает с противоположности определений (в том их виде, в каком они существуют в наших государствах) и на ней делает ударение.

«Законодательная власть сама является частью государственного строя», который «сам по себе лежит вне области её непосредственного определения». Но ведь и государственный строй не сам себя произвёл. Ведь законы, «нуждающиеся в дальнейшем определении», должны сначала быть установлены. Должна ведь существовать — или должна была существовать — законодательная власть до государственного строя и вне государственного строя. Выходит, что должна существовать законодательная власть помимо действительной, эмпирической, установленной законодательной власти. На это Гегель, быть может, ответит: мы исходим из уже существующего государства. Но ведь Гегель — философ права и развивает родовое понятие государства. Он не должен мерить идею масштабом существующего, он должен существующее мерить масштабом идеи.

Коллизия здесь проста. Законодательная власть есть власть, которая должна организовать всеобщее. Она есть власть, которая должна установить государственный строй. Она выше государственного строя.

Однако, с другой стороны, законодательная власть есть власть, установленная сообразно государственному строю. Она, следовательно, подчинена государственному строю. Государственный строй есть закон для законодательной власти. Он дал законодательной власти законы и даёт их ей постоянно. Законодательная власть является законодательной властью лишь в пределах государственного строя, а государственный строй стоял бы hors de loi^{89}, если бы он стоял вне законодательной власти. Voila la collision!^{90} На протяжении новейшей французской истории люди немало помучились, пытаясь разрешить эту коллизию.

Как разрешает Гегель эту антиномию?

Сначала он говорит:

Государственный строй есть «предпосылка» законодательной власти; «постольку он сам по себе лежит вне области ее непосредственного определения».

«Но»… но «в усовершенствовании законов и в поступательном движении, присущем всеобщим правительственным делам», государственный строй «получает своё дальнейшее развитие».

Это, следовательно, значит: непосредственно государственный строй лежит вне области законодательной власти, но косвенно законодательная власть изменяет государственный строй. Она окольными путями достигает того, чего она не может и не вправе достигнуть прямым путём. Она рвёт государственный строй по отдельным частицам, так как не может изменить его в целом. В силу природы вещей и отношений она делает то, чего по смыслу государственного строя не должна была бы делать. Она делает материально, фактически то, чего не делает формально, в форме закона, сообразно конституции.

Гегель этим не устранил антиномии, он превратил её в другую антиномию, в антиномию между действием законодательной власти, её правомерным с точки зрения существующего государственного строя действием, и её назначением — развивать государственный строй. Противоречие между государственным строем и законодательной властью остаётся в силе. Противоречие существует, согласно определению Гегеля, между фактическим и легальным действием законодательной власти, или между тем, чем должна быть законодательная власть, и тем, что она есть в действительности, между тем, как она сама себе представляет свою деятельность, и тем, что она действительно делает.