Собрание сочинений. Том 2. Фантастические поэмы и сказки
Шрифт:
Тридцать дней Аника-царь ищет-рыщет Мастера. А планиде нет конца — всю туманом застило. Конь устал, сбоить стал, слушать повод перестал.
Пред Аникою курган — в небо упирается. Уходился Ураган, взмылен, упирается. И ни взад, ни вперед. Плеть его не берет, хоть она и хлесткая, острая, двухвостая. Царь глазами завращал да зубами затрещал, двухзарядную пищаль всунул в ухо конское, —
пуля — раз, пуля — два, разлетелась голова, окровавилась трава.Уж
Мастер ли показывается?
Царь на то надеется.
Скоро сказка сказывается, да не скоро деется. День идет, ночь идет, крутовато вверх ведет распроклятая тропа.
Всюду кости, черепа.
Солнце каску печет, на усища пот течет, о доспехи бьются камни, а на самой вышине
то ли Мастер, то ли не — машет длинными руками, голова не голова, то красна, то голуба.Влез Аника на курган, вырвал острый ятаган, завертел своим арканом, крикнул криком окаянным:
— А-а, попался мне, холоп, посажу клеймо на лоб, на цепи будешь жить, мне единому служить!
Светит солнце, полный день, а холопа — хоть бы тень.
Только смотрит на восток одинокий Цветок, на зыбучих песках, о шести лепестках —
желтый лист, красный лист, сизый лист и синий лист, голубой, оранжевый, стебель зелен, волокнист,а в короне радужной смотрит милое дитя, жалость вымолить хотя:
— Не губи меня, царь, не руби меня, царь. Я без боя покорюсь. Я не жгусь, не колюсь, я — Цветок — не гожусь ни в огонь, ни в еду. Я всего только цвету. Пожалей красоту. Дай пожить на свету хоть три месяца. На планиде мы вместе уместимся.
Затянул Аника-царь свой аркан вокруг венца:
— А не дам и месяца. Даром, что ль, охотился? Только разохотился!
— Пожалей, ты, царь, меня. Дай прожить еще три дня — подлетела бы пчела, золотую пыль взяла, чтобы выросли другие, разноцветные такие.
— А и часа жить не дам, и ни людям, ни цветам, повстречаю Смерть саму — Смерти голову сыму!
Ятаганом раз по стеблю, повалил Цветок на землю да втоптал лепестки в те зыбучие пески. Потемнело от тоски само солнышко. Небо черное, в звезде. Где ж он, Мастер? А нигде. Закричал Аника-воин, и не криком — волчьим воем:
— Зря ты, Мастер, прячешься, погоди, наплачешься. Поздно, рано — изловлю, ятаганом изрублю, всю планиду загублю, изувечу, искалечу, встречу если Смерть саму — черепушку ей сыму!
А слова-то не пустяк!
И на трубчатых костях, на хрящах и косточках, с кобчиком как тросточка, малость пританцовывая бедренной, берцовою, — а попробуй-ка, возьми! — как цыганочка, костьми плечевыми,желтый зуб в челюсти, две свечи в черепе полыхают вместо глаз, звезды светят через таз, во те раз! Смерть на зов отозвалась, свои кости волоча, ча-ча-ча, ча-ча-ча. За ключицами — коса, Смерти-матушки краса, с лезвием жердь.
Говорит Смерть:
— Подойди поблизче, воине Аниче, поклонись понизче. Я твоя матка. Помирать сладко?
Закричал Аника-воин, и не криком — дробным воем!
— Смерть, моя матка, помирать не сладко, дай прожить три года, будет тебе выгода, я тебе на выгоду своих братьев выведу. Убери жердь.
Говорит Смерть:
— Воине Аниче, поклонись понизче. Я и месяца не дам — вызывал-то матку сам? Выйди-тко, дитятко.
Закричал Аника-воин, и не криком — смертным воем:
— Матка Смерть, моя родня! Дай прожить еще три дня. Я Алену молоду на замену приведу. Убери жердь.
Говорит Смерть:
— Воине Аниче, поклонись понизче. Уж давала, годувала. А не дам и три часа. Вот те острая коса.
Ох, косы касание! Сказано в Писании:
«Сим молитву деет, Хам пшеницу сеет, Яфет власть имеет, всеми Смерть владеет».
И с косою на плече, и в глазницах по свече, и назад поглядывая, подгибая лядвия, мосолыжками треща, узкоребра и тоща, и качая черепком по-над шейным позвонком, с выломанной полностью гайморовой полостью, с трещинами лобными, с выпавшими пломбами,щелью челюсти ворча, что зубного нет врача, Смерть уходит, что ли, в гости, свои кости волоча, ча-ча-ча, ча-ча-ча, пальцами потряхивая, камфарой попахивая.
…Во степи стоит курган. На Анике — черный вран. Пьет он кровь струящуюся. Рядом острый ятаган и петельчатый аркан. И на каске — ящерица. Царь Аника — бездыхан. Не добился Мастера. А ведь ждет династия — все потомство Настино!
Поздно — час двенадцатый. Завтра — сказ двенадцатый.
Во своей канцелярии, за дубовым столом с канделябрами, граф Агрипп, покоен и бодр. Вишь, брат, — полный порядок. Выбрит, гладок, сюртук округлился у бедр. Как же! Экий размах-с!