Собрание сочинений. Том 2. История крепостного мальчика. Жизнь и смерть Гришатки Соколова. Рассказы о Суворове и русских солдатах. Птица-слава. Декабристы. Охота на императора
Шрифт:
А Суворов подсказывает:
– Говори: «Служу императрице и Отечеству».
– Служу императрице и Отечеству! – повторяет Митька.
– Дельно, – говорит Суворов, – дельно! Добрый из тебя солдат будет!
Потом повернулся Суворов к Вяземскому, сказал:
– Думал я тебя представить к высочайшей награде, а теперь вижу: зря думал. Негоже себя ведешь, поручик, приказа не выполняешь, командира обманываешь.
Покраснел поручик, молчит. И вдруг блеснули хитринкой глаза, и выпалил:
– Никак нет, ваше сиятельство!
– Что – никак?
– А
– Ай-яй! Не было? – переспросил Суворов. – Может, и вралей не было?
– Дорога солдату домой, – ответил Вяземский, – через Измаил ведет. Нет дороги российскому солдату домой иначе!
Посмотрел Суворов на поручика, крякнул, ничего не ответил. А через несколько дней пришел приказ простить Вяземскому дуэль с Дубасовым и отправить назад, в Петербург. Видать, понравился ответ поручика Суворову.
Простились поручик и Митька с армией. И ехали они опять через всю Россию на перекладных от самого Черного до Балтийского моря.
И снова менялись тройки, снова летели версты, снова проносились сёла и города.
Митька сидел гордый и медаль щупал. Солдат с войны ехал.
Прощай, Вяземский!
– Митька, друг ты мой, никогда тебя не забуду, никому не отдам! – говорил Вяземский.
Появился вскоре у поручика новый товарищ – капитан Пикин. Взглянул Митька на капитана: глаза навыкате, нос клювом, губы поджаты, на всех смотрит косо и даже ходит не как все, а как-то боком, правое плечо вперед.
Соберутся, как бывало, у поручика приятели. Все смеются, кричат. А капитан сядет в стороне, молчит, не улыбнется. Начнут офицеры про политику спорить, про дела государства говорить, заведут речь о мужиках: мол, неспроста мужики волнуются, так и жди нового бунта. А капитан спорящих прервет, скажет: «Мало с них шкуру дерут! Мало помещики порют – вот и распустились мужики! Вон Митька твой – и не поймешь, где холоп, где барин».
Заговорят офицеры про войну, про Измаил, Суворова вспомнят. А капитан и здесь слово вставит: «Суворов выскочка, счастливый, в сорочке родился. Вот и везет».
«И чего это терпит его поручик?» – думает Митька. А терпел Вяземский капитана потому, что любил Пикин играть в карты. Уж никто не хочет, а капитан играет. На картах они и сдружились.
Как и раньше, собираются у поручика молодые офицеры, да только Митьке уже перестали казаться хорошими прежние вечера. Митька уже и на дудке играет не так охотно, и вино разносит с опаской. Боялся Митька Пикина: чуял, что беда от него пойдет.
Так оно и случилось.
Сели как-то офицеры играть в карты. Вошли в азарт. Играли до полуночи и все проигрались. В выигрыше был лишь один капитан Пикин. Разошлись другие по домам, а капитана поручик не отпускает.
– Играй, – говорит, – еще.
– Как же с тобой играть, – отвечает капитан, – ты уже всё проиграл!
А поручик:
– Нет, играй.
Отказывается Пикин.
– Играй, – настаивает поручик. –
– Нет, – возражает Пикин, – в долг не играю, хватит.
Понял Митька, что дело плохим кончится, подошел к поручику, говорит:
– Барин, спать пора.
А поручик резко оттолкнул Митьку и опять к капитану:
– Ставлю мундир!
Ну и снова проиграл Вяземский. Вошел поручик в еще больший азарт. Смотрит по сторонам, на что бы еще сыграть.
А Митька опять подходит, говорит:
– Барин, спать пора.
Посмотрел поручик на Митьку, блеснул в глазах огонек, и вдруг говорит капитану:
– Вот на Митьку ставлю.
Митьку словно огнем обожгло.
А капитан Пикин снова сдает карты и приговаривает:
– Что ж, Митьку так Митьку. Вот он у меня узнает, кто холоп и кто барин!
Сыграли, и снова проиграл поручик.
– Митька! – закричал Пикин. – Собирай свои вещи, да медаль смотри не забудь! Будешь у меня при медали сапоги чистить.
Митька не отозвался.
Встал капитан, вышел на кухню: смотрит, а Митьки не видно. Вбежал Вяземский:
– Митька!
Никто не отзывается.
– Митька! – снова закричал поручик.
А Митьки словно и не было.
Ушел Митька.
Смотрит Вяземский: только дверь на улицу слегка приоткрыта да лежит в углу забытая Митькой дудка.
Глава четвертая
Добрый барин
Неожиданная встреча
Третий день Кривой Савва жил в Петербурге. Привез Савва из Закопанок соленые огурцы, продавал ведрами.
– Огурцы соленые! Соленые-моченые! Кому соленые? – надрывал он глотку.
Да только мало кто покупал. Огурцов на базаре и без того хоть пруд пруди.
На четвертый день с самого утра Савва опять стоял около своих кадок – продавал огурцы. А рядом с бочками лежала большая краюха хлеба. Савва по куску от нее отламывал и ел. Вдруг видит: чья-то рука тянется к краюхе хлеба. Схватил он руку. Обернулся – мальчишка. Посмотрел – Митька.
Признал и Митька Кривого Савву – растерялся.
– Жив! Ить те жив! – вскричал Савва. – Ух, радость-то какая! А мы тебя похоронили. Еще в тот год узнали, что ты от господ убег. А потом сказывали: уже по весне нашли в лесу замерзшего мальчишку. Так мы думали… ан нет, жив-таки!
И рассказал Савва Митьке и про отца, и про мать, и про всю Закопанку.
– Жизнь-то в Закопанке совсем расстроилась, – говорил Савва. – Распродали господа мужиков. Старосту Степана Грыжу – так и того продали. А родителев твоих, – говорил Савва, – сосед, князь и генерал Юсуповский, купили. Помещик-то у них добрый. А наши-то господа совсем разорились. Лесок, что по ту сторону речки, продали. Землицу, что от старой баньки шла, тоже продали. И из дворовых всего два человека осталось – девка Маланья да я. Кривой – никто не берет. Эхма, было времечко! – закончил свой рассказ Савва. – Другие нонче пошли времена.