Собрание сочинений. Том 2

Павленко Петр Андреевич

Из Маргелана ранним утром выехали они на стареньком газике, везшем на трассу газеты, обедали в опустевшем, точно брошенном жителями кишлаке, кажется, Кара-Тепе. На желто-серых глиняных стенах домов, принадлежащих строителям БФК, начертаны были серпы и молоты, звезды или приветствия. Канал взрыл часть садов, пропорол хлопковые поля и надвое расслоил кишлак. Древние старцы сидели на кромках сухого канала, как бы ожидая появления воды. Дети возились на «будущей набережной». Женщины нехотя возводили дувалы — глиняные заборы — вокруг новых приусадебных участков, выходящих на канал.

— Скажите,

зачем вам дувал? — спросил Азамат одну из женщин.

— Ах, уважаемый, не говорите! Воды ждем, а от воды заслоняемся, такой стыд!.. — и женщина неодобрительно взмахнула рукой, на более откровенный разговор не решаясь.

— Вот тема, уртак Оля! Поднять кампанию против дувалов. Смотрите, как скучно в наших кишлаках, не только женщины — дома в паранджах! Все скрыто, спрятано, на улицу не смотрит ни одно окно, ночью огня нигде не увидишь, все за дувалами, за заборами, только для себя, не дай бог для соседей. Открыть, а? Сбросить с домов паранджу, пробить окна на улицы, на канал, цветы посадить всем, а? Тема, нет?

— Тема.

Ольге было завидно, что эта мысль ей самой не пришла в голову.

— Уртак Оля, вы совсем начинающий журналист, но я замечаю, у вас хороший глаз. У Шуры тоже есть способности, но она может только догадываться, у нее, как это по-русски называется, — нюх, да? Что касается мысли, то она их не имеет, где держать. Между нами, конечно.

— Вы что же, уже остыли к молодой жене?

— Зачем остыл? Я еще не имел времени развести костер. Это я так, вообще, — и перевел разговор на планы своих работ.

Через месяц-другой, как только будут закончены дамбы и перепады, канал наполнят водой, и она пойдет через всю Фергану к таджикам. Таджики примут воду узбеков к себе.

— Тема, да?

— Тема.

— А потом, по весне, начнутся новые каналы и новые люди на других участках пустыни продолжат почин ферганцев.

— Наверно, туда поедут наши лучшие. Опыт передавать.

— Опять тема! — засмеялась Ольга. — Нет, вы здорово планируете, далеко вперед!

— Подожди, подожди, — нечаянно переходя на «ты» и не замечая этого в своем увлечении, проговорил Ахундов. — Армяне начнут у себя каналы, дагестанцы начнут. Наши должны поехать — поздравить и опыт дать. Нет? Опять тема. Дружба народов.

— А я так вот ничего не могу придумать, — грустно призналась Ольга. — Березкин послал меня собрать материал о проделанной культработе, я подсобрала кое-какие цифры и имена, но это что, пустяк!.. Дайте мне какую-нибудь тему, Азамат, у вас их столько, на год хватит.

— Шефство — святой долг. Я дам, почему нет? Вы мне с этими иностранцами много помогли. Пишите! Дети на БФК. О! Три тысячи пионеров было, связь держали, воду носили, новости распространяли, газеты, журналы и так далее. Артисты на БФК! О! У вас, уртак Оля, такой культурный характер, что эта тема как раз вам. Цифры не надо, людей возьмите. Вечером зайдем куда-нибудь в чайхану, я вам все переведу, что расскажут.

И тем же вечером был у нее первый улов. В кишлаке Шур, в переполненной народом чайхане, слепой певец пел песню своего сочинения. Азамат перевел очень точно, а Ольга обработала, как могла.

Песня была свежа, как теплый хлеб.

Братья,

взял я свой дутар и по струнам бью, К вам сегодня обращаю я песнь свою. Вас народов вождь на славный труд позвал. Слава тем, кто будет рыть Нарын-канал! Трижды опояшься шелковым платком, Делу честному отдайся целиком. Наточи кетмень свой так, чтоб засверкал, Чтоб открыл он водам путь в Нарын-канал. Сквозь пустыни инженеры нас вели, Через горы и овраги мы прошли, Вождь великий путь каналу указал, Всем народом вырыт был Нарын-канал. Пусть живет великий Сталин, наш отец. Пусть живет в биеньи пламенных сердец!

— Это тоже культпросветработа! — поучительно сказал Азамат. — Сам канал — тоже культработа. Всё — культработа.

Он устроил Ольгу в знакомой семье, вернулся в чайхану и до поздней ночи записывал легенды о канале, уже возникшие в народе.

Той, о котором с таким увлечением говорил ей Азамат, не произвел на Ольгу большого впечатления, вероятно, потому, что она устала от суеты передвижения, ночевок в чужих домах и встреч с людьми, языка которых не знала, и потому невольно стеснялась.

Да, признаться, не давали ей покоя и мысли о завтрашнем дне. Выйдя замуж за Азамата, Шура милостиво оставила Ольге свою скудную мебель и потрепанное шелковое одеяло, две подушки и одну простыню. Но спустя день, задумав расширять собственное хозяйство, подушки она забрала, даже не предупредив Ольгу. Теперь, ночуя в Фергане, Ольга клала под голову пальтишко, прошедшее сквозь испытания трех сезонов и уже почти негодное. Другого пока не было. Сбились и новые туфли, в которых Ольга щеголяла в поезде перед Хозе, продырявились тапочки. Черная шерстяная юбка выгорела, прохудилась и стала похожа на решето. А на все про все было у Ольги около пятисот рублей, и наступающая осень пугала ее. На этом канале все решительно приходило в негодность, а главное, не было свободного времени, чтобы заняться таким неотложным делом, как одежда.

Да и трудно девушке в чужих местах, особенно когда она круглый день среди мужчин и нет уголка, чтобы подштопать блузку или втихомолку постирать белье.

Азамат же, как нарочно, почти не оставлял ее одну, то знакомя с материалом для ее будущих статей, то рассказывая о собственных замыслах.

Второй той — на головном участке — оказался еще утомительнее первого. Но тут, на свое счастье, она встретила Березкина и отправилась в Ташкент.

Выступление Молотова 17 сентября о том, что Красная Армия перешла границу Западной Белоруссии и Западной Украины, она слушала в номере доктора Горака. Небритый, без твердого воротничка, с расстегнутым воротом мятой пижамы, он лежал, склонясь головой к радиоприемнику, точно из глубины этого болтливого аппарата ждал решения собственной жизни.