Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
И я сказал майору:
— Значит, это мой земляк отличился. Тургунбай Юсупов.
— А вы узбек?
— Нет, но мы земляки с ним.
— Толковый народ, — сказал майор, и я почувствовал, что он улыбается в темноте. — Ферганским методом! Ишь ты! Весьма культурно. Пробило три хода в проволоке и еще две ловушки поставили в стороне. И без единой мины! Культурненько, честное мое слово! Люблю!
1942
Минная рапсодия
Полковник
— Посмотри-ка, что этот парень натворил! — сказал он.
Мотивировка представления к ордену была изложена бездарным, бюрократическим языком… Там было сказано, что Воронцов обезвредил множество немецких мин, а затем в составе саперно-танкового десанта провел колонну машин через минное поле противника и оборонял танк, потерпевший аварию, отбрасывая на лету связки гранат, кидаемые немцами под гусеницы потерявшей скорость машины… Неуклюже была составлена бумага!
— Что-то много для одного раза, — сказал я.
— Это просто так, сплющилось от плохого изложения, — возразил полковник. — Тут не одна операция, а несколько. Если бы лист был написан как следует, Воронцов мог бы получить звание Героя.
— Я не пойму, что тут главное: что он провел танки или что он отбрасывал гранаты?
— Главного как раз и нет, — сказал полковник. — Главное — это то, что он, понимаешь, настоящий музыкант, в его руках миноискатель — инструмент изумительной точности. Его чуть было не украли из батальона.
— Миноискатель или Воронцова?
— Воронцова, конечно! Когда он отстоял танк и удалось машину за ночь отремонтировать, танкисты забрали его с собой вместо раненого радиста — кстати, этого радиста увел в тыл опять-таки Воронцов — и возили его с собой трое суток, ни за что не желая отдавать.
— Он что, еще и радист?
— Никакой он не радист, просто хороший парень: может вывести танк из любой опасности, танкистам спокойно с ним.
— Надо составить хороший наградной лист, — сказал я, — чтобы в нем все было написано.
— Все равно лист будет отставать от правды, потому что героизм сапера, по-моему, нельзя описать, — и полковник растопырил передо мною пальцы обеих рук.
— Кто строит мосты и дороги? Сапер (он загнул два пальца на левой руке). Кто добывает воду? Кто сооружает укрепленные рубежи? Кто строит понтоны? (Теперь его левая рука была зажата в кулак, и он взялся за правую.) Кто минирует линию своей обороны? Кто разминирует вражескую? Кто разведывает передний край вражеского укрепрубежа? Кто проводит танки через минные зоны?
— Наградной лист — не памятка сапера, — возразил я.
— Конечно, наградной лист — не памятка и не статья для энциклопедии, но если человек ежедневно все это делает, должен я или нет написать об этом?
— Нужно взять один или два самых ярких подвига и описать, как он совершил, — вот и все.
—
— Все это — не то.
— Да я и не говорю, что «то». Но описать подвиг сапера вовсе, брат, не легко. Подвиг сапера всегда втекает в чужой успех и в нем растворяется без остатка. Вот в чем дело.
Инженерный батальон, где служил Георгий. Воронцов славился как один из самых лучших по всему фронту и был неуловим: его то и дело перебрасывали с участка на участок. Но однажды я совершенно случайно оказался по соседству со знаменитым батальоном. Он принимал пополнение и как бы отдыхал. Впрочем, все равно днем его бойцы спали, как совы, а ночью («сапер — ночная птица») «играли» на миноискателях или закладывали «минные пасьянсы» для обучения новичков.
Приказом по фронту несколько десятков бойцов и командиров этого батальона были только что награждены орденами и медалями. В хате штаба приказ этот вывешен на стене. Возле него толпится народ. Самые ордена еще не получены, и все в батальоне путаются, кто уже орденоносец, а кто еще нет.
Большая часть наград пришлась на долю героической роты лейтенанта Бориса Николаевича Жемчужникова. Теперь он передает свой опыт пополнению. С наступлением темноты начинаются практические учения — закладка минных полей и розыск «вражеских мин».
Показывает свою работу с миноискателем и Воронцов — «Ойстрах» своего батальона. Закопают десятка три трофейных мин, и Воронцов в паре с кем-нибудь из новых прочешет указанную площадь.
— Мины будут заряжены? — интересуется фотокорреспондент.
— Это по обстановке, — говорит Жемчужников, прислушиваясь к беседе, развернувшейся на тему, что прежде всего нужно саперу.
— Самая трудная работа сапера ночью, под неприятельским огнем. Ни слух, ни зрение тут ничего не стоят. Важны одни руки, — горячо утверждал один из командиров.
Старший политрук Апресьян решительно возражал ему:
— Будь у тебя хоть восемь рук, а если слуха нет, — никакой ты не сапер.
Вошел человек в большом, на глаза сползающем шлеме, а сам ростом с винтовку.
— Вот его спроси, его! — прокричал Апресьян. — Ну, ты сам скажи, что для тебя важнее: слух, зрение или руки? Это Воронцов, — объяснил он мне.
Человек в большом шлеме робко пожал плечами. Видно было, он не понял, в чем дело.
Он шопотом объяснил, что сам из Челябинска, молочный техник по специальности, обезвреживать мины ему нравится.