Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
Публика — на глаз — сравнительно молодая. Тридцатилетние, мне думается, составляли ее большинство.
Первой из секций начинала работу литературная. В одном из наиболее вместительных залов «Вальдорф — Астории» собралось около тысячи человек. Первым с докладом об американской гуманистической литературе выступал профессор Гарвардского университета Маттисен. Доклад был солиден, хотя и чрезмерно спокоен. Спустя год профессор Ф. Маттисен, затравленный реакционерами, покончил самоубийством, выбросившись с двенадцатого этажа гостиницы «Бостон» в Нью-Йорке.
Но вот на трибуну поднимаются деятели сегодняшнего американского искусства — писатели
Выступления Ричарда Бойера, Альберта Кана и Говарда Фаста производят особенно сильное впечатление. Выступают не защитники мира, а борцы за мир. Прорываясь сквозь аплодисменты аудитории, Ричард Бойер говорит:
— Мы не сможем обеспечить мир, если не преодолеем ту чудовищную ложь, которая проникает во все области американской жизни. Я не думаю, чтобы мы смогли обеспечить мир до тех пор, пока не откажемся от идеологии фашистского мракобесия, которая утверждает, что коммунисты и русские — средоточие зла и что поэтому их надо уничтожить. Эта клевета рождает другую ложь, что те, кто выступают за мир, — предатели, а те, кто замышляют войну, — патриоты. Эта чудовищная ложь утверждает, что когда Советский Союз предлагает разоружение — это будто бы представляет шаг к войне, но когда в США утверждается бюджет в двадцать миллиардов долларов на производство орудий массового истребления, то это якобы делается ради дела мира.
С еще большим успехом выступил Альберт Кан, которого советский читатель знает по его книгам.
Высокий, стройный, с темпераментом неукротимого бойца, он, видно, любимец аудитории и хорошо знаком ей.
— Хотя за последние тридцать лет, — говорит он, — нам вновь и вновь твердят, что Советский Союз намерен свергнуть все правительства на земном шаре, правдой оказалось совершенно противоположное. За последние тридцать лет другие правительства, включая наше собственное, только и делали, что составляли заговоры для уничтожения Советского Союза. Между тем мы все в долгу перед Советским Союзом — не только за ту роль, которую он сыграл в войне против фашизма, но и за его передовую роль в борьбе за мир.
Таким образом, тема конгресса сразу определилась: защита мира есть прежде всего дружба с Советским Союзом.
В этом же духе выступила и Агнесса Смэдли, имевшая огромный успех.
— Не надо никогда забывать, — сказала она, — что никто из нас не сидел бы сейчас в этом зале, если бы миллионы русских людей не отдали свою жизнь в битве с фашизмом.
Говард Фаст, один из наиболее читаемых сейчас прогрессивных писателей США, высказался еще решительнее:
— СССР является страной моих надежд, моей веры в будущее. Я учусь у советских людей отдавать свои способности на службу народу.
Менее определенными были выступления А. Уолферта и Нормана Мейлера. Первый, присоединившись к высказываниям Р. Бойера, потом долго и туманно плавал в розовых волнах отвлеченной «демократии», второй неожиданно оказался «ультралеваком». Он, видите ли, не верит в пользу конференций и конгрессов, потому что он только за социальную революцию.
Тотчас поднялось несколько рук с требованием слова. В работах секций аудитория активна. Один за другим трое ораторов с места возмущенно поправляют Нормана Мейлера. Он не верит в массовые мероприятия, потому что редко принимает в них личное участие.
— Приходите к нам на первомайскую демонстрацию, и вы увидите, какая мы сила, — говорит другой.
Третья — молоденькая девушка — настаивает на увеличении состава представителей юношества на всех возможных конгрессах в защиту мира, ибо конгрессы и конференции — лучшая школа для демократически настроенной молодежи. В частности она настаивает на большой делегации в Париж. Предложение ее встречается с восторгом. Кстати сказать, это первый голос за участие США в Парижском конгрессе.
На этой секции от советской делегации пришлось выступить мне. Мое двадцатиминутное выступление, прочитанное по-английски великолепным чтецом, выслушано было с растрогавшим меня вниманием.
Выступавший на полчаса раньше А. Фадеев подвергся жестоким атакам каких-то антисоветски настроенных невежд, но отбил их с блеском и остроумием, восхитившим зал. Очевидно, провал атаки на Фадеева помог и мне. «Оппозиционеры», чувствуя, что не имеют сочувствия у большинства, помалкивали. Лишь один поэт-евангелист спросил меня:
— Существуют ли в советском законе о воинской повинности льготы по религиозным убеждениям?
Я ответил:
— Ничего не могу оказать относительно этого. За всю мою жизнь, — а мне пятьдесят лет, и я воюю за свою родину с девятнадцати лет, — мне не приходило в голову скрываться от воинской службы.
Аплодисменты заглушили новый вопрос верующего, и он, недовольно махнув рукой, опустился в кресло.
Кто-то из задних рядов осведомился:
— Возможны ли подобные дискуссии в Советском Союзе?
Ответил чистосердечно, что в Центральном доме литераторов дискуссии по актуальным литературным проблемам куда оживленнее и острее.
Некто, не называя своего имени, обратился с вопросом к Шостаковичу, как он относится к критике своих произведений в Советском Союзе.
Зал настораживается. Несколько фотокорреспондентов, наступая на ноги сидящим в первом ряду, спешно приседают на задние лапы перед столом президиума, вблизи трибуны.
Шостакович отвечает через переводчика:
— Я отношусь хорошо к критике. Наша советская критика пряма и принципиальна. Она помогает мне итти вперед.
Прямой и краткий ответ, прозвучавший предельно просто и искренне, вызывает бурю восторга. Новых вопросов «с подковыркой» нет. Вопросы, косо или прямо направленные против советских представителей, не в стиле сегодняшнего заседания. «Нью-Йорк геральд» пришлось это признать публично:
«На заседании секции печати упоминание о Советском Союзе вызывало продолжительные аплодисменты, а слова об американском империализме покрывались шиканьем и негодующими криками… Вопросы с мест, казавшиеся публике антисоветскими, заглушались кошачьим мяуканьем».
Тремя часами позже — заседание секции естествознания, на котором от советской делегации выступает академик А. И. Опарин. Председательствует известный американский физик, профессор Корнуэльского университета, Филипп Моррисон.
Некто Хигинботэм обрушивается на высказывания английского ученого Блэккета о безумии атомного оружия. Судя по всему, Хигинботэма больше всего огорчает сочувственное отношение Блэккета к советскому проекту контроля над производством атомного оружия.
Индийский математик Косамби посвящает свое выступление рассказу о миллионах гибнущих от голода в Индии, в то время как в США уничтожаются ради поддержания цен огромные количества картофеля, а колоссальные запасы зерна скармливаются скоту.