Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
Лежа в бараке на исландско-американском аэродроме, подводил я итог виденному в Соединенных Штатах.
Мы видели мало, но увидели много. Для того чтобы представить жизнь города, изучение уличной толпы может быть очень полезным. Мы почувствовали стиль и характер общественной жизни. Побывали в концертах, в кино. В театре быть не могли, за отсутствием таковых. Ни в Нью-Йорке, ни в Вашингтоне нет театров в нашем понимании. Есть театральные здания, но постоянного играющего коллектива не существует. Мы побывали в Вашингтонской национальной галлерее, «самом большом мраморном здании на свете», как сказано в путеводителе, и видели много замечательных полотен — старых итальянских, испанских и голландских мастеров. В залах, где размещены самые дорогие картины, обязательно дежурят вооруженные полицейские. Картины, видно, довольно часто крадут. Я уж потом и не заглядывал в путеводитель, а искал полисмена. Если толчется
Я видел старый Бруклинский мост и новый, построенный по проекту инженера, русского по происхождению. Видел город Вашингтон, созданный по плану архитектора-француза под заокеанский Париж. Кое-что в действительности напоминает столицу Франции, ее лучшие ансамбли, но все вместе искусственно, потому что нарочито.
Слышал я оркестр под управлением поляка Стоковского и не слышал оркестр, — говорят, еще лучший, — под управлением итальянца Тосканини. Я перелистал в книжном киоске «Анну Каренину», доведенную до размеров сдвоенной книжечки библиотеки «Огонька», Утверждают, что в результате сокращения «роман стал более удобочитаем».
Я заходил в «аптеки», где едят сосиски, пьют пиво, покупают жевательную резину, и видел, как торопливо и неуютно питается американец. Сосиски, бекон, поджаренный, как ломтик сухаря, чашка кофейной бурды — и уже бежит, дожевывая на ходу.
Я не видел, как живут миллионеры, — не приглашали; не видел, как живут безработные, хотя имел приглашение. Вот одно из писем, полученных нашей делегацией:
«СОВЕТСКОЙ ДЕЛЕГАЦИИ
КОНГРЕССА В ЗАЩИТУ МИРА»
Джентльмены!
Политические деятели США утверждают, что в Америке высокий жизненный уровень. Они лгут. Высокий уровень жизни существует далеко не для всех. Как живут миллионы безработных? Как живут старики? Как живу я сам?
Я безработный индустриальный рабочий, вполне работоспособный. До июня 1948 года я работал сборщиком радиоприемников и усилителей. В июне прошлого года фабрика закрылась. Я стал искать работу на других фабриках, но из этого ничего не вышло. Тогда я поехал по другим городам, стараясь найти хоть какую-нибудь работу, но везде было одно и то же: либо рабочие не нужны, либо я оказывался слишком старым (мне за пятьдесят).
Кроме радио и электротехники, я работал в текстильной и обувной промышленности и делал разную другую работу. Я получал пособие по безработице, теперь уже не получаю. Все свои сбережения я истратил на поездки по городам и на поиски работы. Впереди у меня нужда и голод. Вот каков высокий уровень жизни в Соединенных Штатах.
Пожалуйста, не сидите только в «Вальдорф-Астории», а посетите безработных рабочих, посетите меня, и вы увидите настоящую Америку.
Джозеф Бэдрик
384, Квинси-стрит, Бруклин, Нью-Йорк».
Я регулярно просматривал иллюстрированные журналы и, если находил в них нечто мало-мальски похожее на будничную американскую жизнь, запоминал все: убийства полисменов, ограбление, шантаж, чьи-то свадьбы, группы голодных актеров на Бродвее.
Я побывал в Нью-Йорке у врача-фтизиатра. Вероятно, очень хороший и знающий свое дело врач, но я сравнил его со своими ялтинскими фтизиатрами — и сравнение оказалось не в его пользу. Наши и знают больше и лечат без дураков. Здесь же, в частной клинике, лечение начинается не с болезни, а с прейскуранта. Можно поддуть легкое за пятерку, но можно и за двадцатку, хотя все дело заключается в том, чтобы сделать укол иглой между ребер.
Я бродил по улицам маленького
Наконец я видел негров. Никогда раньше не представлял я ужаса, в который со дня рождения и до смерти погружена жизнь человека черной кожи. Сказать, что это рабство, — значит ничего не сказать. Нельзя назвать жизнь негра и каторгой. Она что-то гораздо худшее. Это мучение, ежечасное мучение в течение десятилетий. Это бесконечная пытка. Будь я негром, ни за что не жил бы в Америке. Впрочем, я не хотел бы жить в ней и белым. Советскому человеку многое здесь настолько непонятно и чуждо, что он никогда бы не мог примириться со здешним ходом вещей и принять их как должное.
Порядки и нравы капиталистического общества, даже в тех мелких дозах, которыми мы невольно пользовались, будучи в США, портят настроение, не говоря уже о пищеварении. Они старят. Они вызывают бессонницу. Это все настолько неправильно и нелепо, что с утра от раздражения немилосердно начинает ныть печень и хочется говорить одни грубости.
Американская интеллигенция помаленьку начинает разбираться в условиях своего существования. Даже людям, далеким от политики, становится, наконец, ясно, что жить так, как до сих пор они жили, уже немыслимо. Не понимая и от непонимания этого боясь социализма, они не могут тем не менее не видеть и не чувствовать, что социалистическая система настолько превосходит капиталистическую, что США уже никак не могут претендовать на звание самой передовой страны в мире ни в технике, ни в экономике, ни даже в коммерции.
США — страна без цели и надежд. Она живет вслепую. Но как долго это может продолжаться? Народы развиваются и растут только тогда, когда видят перед собой широкие горизонты. Но что хорошего принесет Америке завтрашний день, когда введение механического хлопкоуборочного комбайна на юге сгонит с земли еще пять миллионов людей? И это дополнение к тем пяти миллионам безработных, которые уже зарегистрированы сегодня.
Что принесет завтрашний день тринадцати миллионам негров и сорока миллионам белых рабочих, членов профсоюзов, после того как издевательский закон Тафта — Хартли войдет в силу и профессиональные союзы, давно уже взрываемые изнутри провокаторами, превратятся в институты дополнительного закабаления рабочих? Промышленники не знают, что делать со своими товарами. Конгрессмены кричат об опасности коммунизма, а американский народ чувствует, что он накануне экономической депрессии, в сравнении с которой катастрофа 1931 года покажется чепухой. Страх бродит над Америкой, как туман, он обволакивает мозги пессимизмом и ожиданием бед.
И поэтому так доступны были сердцу каждого простого американца те слова правды, которые прозвучали с трибуны конгресса в защиту мира. Мира жаждет все человечество, и за мир оно будет бороться твердо, решительно, непоколебимо в любой точке земного шара.
В любой — да, а в Америке, пожалуй что и не будет, — говорил между тем внутренний голос. Не умеют здесь бороться, верят еще, что беду и так как-нибудь пронесет стороной, нет опыта, нет традиций.
Так размышлял я, и веря и не веря в здешних людей, — и все же пришел к тому выводу, что простые люди Америки безусловно будут защищать дело мира.
Так оно и есть. Иначе не могло быть. Несмотря на все старания реакции, американский народ не мог оказаться в стороне от борьбы за мир. Эта борьба приняла активные формы после начала кампании по сбору подписей под Стокгольмским Воззванием, а потом после трумэновской агрессии в Корее.
Летом 1950 года свыше одного миллиона американцев подписали Стокгольмское Воззвание.
Поджигатели войны начали открытое преследование сторонников мира. Херстовская печать призывала бросать в тюрьмы каждого присоединившегося к Стокгольмскому Воззванию, и что же? в Пенсильвании, Иллинойсе, Оклахоме начали арестовывать сборщиков подписей под Стокгольмским Воззванием и агитаторов за мир.
Но о том, что сторонников мира сажают в тюрьмы, реакция помалкивает. Она выдумывает иные мотивы.
Многочисленные профашистские организации США взяли на себя добровольные полицейские функции и объявили войну сторонникам мира, но ни террор, ни провокационная пропаганда не могут остановить, как мы видим, движение за мир в США.
В Нью-Йорке с населением в шесть миллионов человек Стокгольмское Воззвание подписал каждый десятый. Сбор подписей широко развернулся в сорока восьми штатах, и хотя не следует ожидать ошеломляющих цифр, тем не менее самый факт кампании уже чрезвычайно показателен. События в Корее подстегивают даже самых пассивных сторонников мира, а откровенно враждебное отношение американского правительства к вопросам мира раскрывает глаза даже слепцам.