Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
Конгресс юных борцов за мир принял несколько важных решений: он присоединил свой голос к позиции Постоянного комитета защиты мира, обратился со специальным посланием к французской и итальянской молодежи и избрал руководящие органы немецкого молодежного движения за мир.
Конгресс обратился к молодежи Западной Германии с призывом бороться против плана Маршалла, против попыток воссоздания американскими империалистами германской армии, против разжигания новой войны, призвал бороться за вечную братскую дружбу с Советским Союзом.
Накануне делегаты и гости конгресса посетили братское кладбище советских воинов в Трептов-парке и встали в почетный караул у памятника советскому воину-освободителю.
Представителем
— Я должен показать своим ребятам, что был здесь. Непременно! Я дал слово, что побываю здесь!
Вместе с молодыми немцами к могиле советских воинов принесли свои венки и встали в почетный караул вьетнамцы, англичане, французы, индусы, чехи, поляки…
Это было вчера, а сегодня с утра, пока десять тысяч делегатов конгресса приобщали молодую Германию к всемирной армии защитников мира, двадцать тысяч агитаторов трудились на улицах германской столицы. Они выступали на границах американского и английского секторов и в вагонах подземки; они рассказывали правду о народно-демократической Корее, они собирали подписи под Стокгольмским Воззванием, разоблачали сущность плана Маршалла применительно к Западной Германии и истинные замыслы американских оккупантов, готовящих новую войну.
Заседание конгресса закончилось песенной демонстрацией невиданной силы Надо сказать, что немецкая молодежь любит петь и знает наизусть десятки советских песен. Она вкладывает в них столько огня, что иной раз кажется, будто песни именно здесь и родились. А память моя отмечала, что еще два-три года назад в Германии пели меньше вообще и гораздо меньше знали наши песни.
Летом 1949 года пришлось мне побывать в Лейпциге на молодежной демонстрации в честь третьего съезда Союза свободной немецкой молодежи. Демонстрация по тем временам считалась огромной, а принимало в ней участие каких-нибудь пятнадцать тысяч человек. Но не численностью своею запомнилась мне эта демонстрация, а отдельными частностями, показавшимися весьма примечательными. Больше всего, помню, меня поразила группа веймарских студентов и студенток, одетых в польские, чешские, венгерские и китайские национальные костюмы. Группа эта несла написанное саженными буквами стихотворение студента Армина Мюллера:
Алло, брат из Кракова! Товарищ, я говорю с тобой из Хеннигсдорфа, Где варится сталь для нашего плана. Алло, брат из Кракова, и у тебя есть свой план, Но есть еще третий, общий, неделимый план — Для всей молодежи от Исландии до Кореи, — Это план будущего, это план нашей с тобой судьбы, Брат из Кракова!Стихотворение читалось вслух. Ему аплодировали. Аплодировали не меньше и студенткам, одетым в костюмы демократических народов. Это было скромное проявление симпатии и желания надолго закрепить дружеские связи, взаимное доверие. Но все же то был еще в некотором смысле парад.
А сейчас десять тысяч юношей и девушек пели как один:
Всех, кто честен душою, Мы зовем за собою. Счастье народов, Светлое завтра В наших руках, друзья!Это Гимн демократической молодежи мира. В него естественно вплетались и «Интернационал» и гимн Германской демократической республики.
Вечером, по окончании конгресса, в десятках театров происходили выступления молодежных ансамблей, своих и гостевых; в тот день на улицах и площадях демократического Берлина одновременно состоялось больше ста спектаклей; но гвоздем вечера явилось первое выступление в Государственной опере Государственного ансамбля народного танца СССР под управлением Игоря Моисеева.
И хотя выступление советского коллектива не имело как будто прямого отношения ни к конгрессу, ни к слету, оно тем не менее рассматривалось как неотъемлемая часть гигантской программы слета. На праздник немецкой молодежи советское искусство прислало танец. Да еще какой! Сейчас нигде так отлично не танцуют, как в Советском Союзе, нигде так высоко не поставлена культура народных танцев, как у нас. Для большинства собравшихся творчество моисеевского ансамбля явилось откровением.
Здание, где сейчас помещается Государственная опера, на Фридрихштрассе, штурмовалось голубыми блузами. Но всем не попасть. Ничего, ансамбль Моисеева будет еще много раз выступать перед молодежью.
Спустя час началось одно из тех могущественных чудес, которыми славно советское искусство. Ансамбль вызвал неслыханные овации. Они закончились символическим апофеозом — присутствующие, взявшись за руки, как бы образовали одну непрерывную цепь и стоя пели Гимн демократической молодежи. Многие плакали.
Не знаю, с каким чувством должны были выходить на сцену артисты, если в каждом из них аудитория видела представителя нашей страны. Танец производил здесь огромное впечатление, потому что в нем чувствовалось, как красива и богата, как сильна вдохновенным творчеством наша советская жизнь.
Выступление ансамбля чудесно закончило удивительный и, вероятно, во многом неповторимый день конгресса и кануна слета.
Итак, все доклады прочтены, отчеты сделаны, завтра — парад, смотр, демонстрация сил немецкой молодежи, шествие семисот тысяч делегатов. Завтра немецкая молодежь будет представлять в своем лице все возрасты Германии, как солдат в бою представляет всю нацию в целом.
Рассвет 28 мая обещал отличную погоду; но спустя час пошел дождь — сначала реденький, как бы случайный, потом проливной, монотонно-нудный, осенний. Вся грандиозная подготовка к параду, к величественной демонстрации оказалась под угрозой. Срывались футбольные соревнования между командами различных земель республики. Срывались смотры самодеятельных коллективов. Откладывались на неопределенное время встречи с моисеевским ансамблем. Но главное — срывался парад, это грандиозное шествие сотен тысяч юных граждан со своими программами мира и трудового возрождения, встреча народа со своим правительством. Будь это парад войск, ничего особенного в конце концов не произошло бы — парад состоялся бы: солдаты всегда обязаны быть солдатами. Но здесь речь шла о подростках, о детях, о юношах и девушках, одетых лишь в голубые блузы да легкие юбочки или трусы. Случись простудиться нескольким ребятам, как западноберлинская пресса прокричит на весь мир об эпидемии гриппа, ангины, пневмонии. Нет, в самом деле, что же делать?
Было по-осеннему пасмурно, лил дождь, а голубые колонны спокойно стягивались из предместий к центру Берлина. Отовсюду неслись звуки хоров и оркестров. Пешеходы группами и поодиночке торопились на площадь Люстгартен, где возвышались деревянные трибуны для правительства и почетных гостей, одна из них — специально для гостей из Рура.
Площадь Люстгартен — на всем пространстве между рекой Шпрее, собором, бывшим дворцом прусских королей и еще не восстановленным зданием музея Пергама и Трои — уже в половине девятого утра напоминала круг подсолнечника, утыканный голубыми семечками. Даже деревья на площади — и те в голубых цветах: это наиболее предприимчивые мальчуганы устроились на макушках лип.