Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
Судите сами — инженер Литвинов оказался прекрасным гуртовщиком и изобретательнейшим, талантливым поваром, помимо того, что был минером; инженер Мартыненко строил лагерь отряда и укрепления, ходил в разведку, знал минное дело и хорошо владел пулеметом; директор завода Бибиков оказался дельным сапожником, а Елена Ивановна Игнатова — главным закройщиком и портным. И так почти все.
Инженеры зарылись в горных лесах. Теперь места эти глухой тыл, но еще два месяца назад здесь шли напряженные бои. Беспристрастный историк сражения за судьбы Кавказа, отведя почетнейшие страницы казакам Кириченко, отрядам морской пехоты Гордеева и отрядам новороссийских рабочих-цементников, впишет особую страницу и о кубанских партизанах, а среди них особо выделит отряд Петра Карповича Игнатова.
То обстоятельство, что в отряде преобладали люди точных профессий, сразу сказалось в положительном смысле. Они ценили время и умели им пользоваться как боевым фактором.
8 августа 1942 года отряд вышел из Краснодара, а 20 августа уже была осуществлена первая операция, в ней убито десять и ранено семнадцать немцев без единой потери со своей стороны. Вторая операция — 25 августа, третья — спустя пять дней, и в таких темпах — вся борьба до февраля 1943 года, когда отряд вернулся в родной Краснодар, неся на знамени имена братьев Игнатовых и славу подвигов, уже ставших легендарными. Пятьдесят пять, а впоследствии пятьдесят человек партизан (трое погибли, а двое были расстреляны немцами) уложили в кубанскую землю около двух тысяч немцев, взорвали четыре поезда, восемь бронемашин, тридцать грузовиков, два железнодорожных и шесть шоссейных мостов и поранили не менее трех тысяч фашистских мерзавцев.
Пятьдесят пять, в их числе шесть женщин, тоже городских жительниц, как и мужчины! Всего-навсего пятьдесят: с августа 1942 по февраль 1943 года игнатовцы потеряли пятерых. Но среди погибших были лучшие, сильнейшие, активнейшие — это оба брата Игнатовы и старший минер отряда талантливый изобретатель Еременко.
Братья погибли в седьмой операции. Произошло это так. Получили задание заминировать железнодорожное полотно в глубоком тылу противника. Инженеры, уже отлично изучившие свой театр войны, хорошо освоились и с партизанской работой. Уходя в разведку по немецким тылам, говорили шутя:
— Ну, я на комбинат!
Такой простой и легкой казалась им теперь трудная и рискованная работа, или, вернее, так тонко и четко они знали теперь свое новое дело, что оно оборачивалось к ним только как бы одной своей легкой стороной. Но задание взорвать полотно было и очень трудно и еще более — опасно.
Немцы отгородились от гор несколькими, линиями дзотов, колючими заграждениями, минными полями, «спотыкачом» в густых зарослях (колючей проволокой, разбросанной петлями в кустарнике). А железнодорожный путь, единственный, которым они подбрасывали свои резервы к Новороссийску, охраняли особо тщательно. По шоссе, параллельно железной дороге, время от времени проходили броневики, а в дорожных будках помещались патрули.
Операция предстояла ответственная. Группу повел сам П. К. Игнатов, взяв с собою и обоих сыновей — Евгения, как командира разведки, показавшего себя в шести предыдущих делах осторожным, расчетливым, никогда не теряющимся начальником, а Гения просто потому, что тот ни за что не хотел отстать от отца и брата. Да и кого же брать на опасное дело, как не тех, кто ближе, кого лучше знаешь?
Вышли вечером группой в несколько человек. Евгений шел с высокой температурой, но ни за что не хотел возвращаться — взрыв первого поезда он хотел организовать непременно лично, чтобы на месте проверить достоинства и недостатки мины и самому видеть весь ход операции, открывавшей новый этап в деятельности отряда.
За ночь прошли около сорока пяти километров по горным заснеженным тропам и, благополучию миновав передний край немецкой обороны, вышли незамеченными к железнодорожному полотну. И хотя они здорово устали, но решили не отдыхать, а сейчас же приступить к закладке минного поля, используя темноту.
Только начали, пронесся звук подходящего поезда, а на шоссе шум машин. Машины были где-то совсем близко. Судьбу операции да и жизнь всей группы решали считанные секунды. Евгений схватил мину и, на ходу заряжая ее, бросился к шоссе, наперерез машинам. Он сразу понял, что если шоссе оставить незаминированным, то немцы отрежут группу от гор, и тогда — смерть. Гений тоже подхватил мину и побежал за братом. Евгений уже закладывал свою мину в глубокую правую колею дороги. Гений заложил в левую, чуть подальше. Потом оба бросились заканчивать снаряжение мин под рельсами. Поезд между тем уже был рядом. Можно было бы, конечно, отложить взрыв и уйти, пока еще не поздно, но соблазн взорвать большой воинский эшелон и довести до конца операцию, многим казавшуюся неосуществимой, был так велик, что мысли об опасности не существовало. Когда человек и его дело слиты воедино, успех дела сам собою становится судьбой человека, и другой судьбы нет и не может быть.
В те десять — двенадцать секунд, что были в распоряжении партизан, каждый отлично понял, что произойдет, но никто не оставил работы, а Петр Карпович Игнатов, видя своих сыновей на самом опасном месте, не крикнул им уходить. Все они были сейчас не десятью людьми с разными характерами и судьбами, а одним человеком — лишь с десятью парами рук, но с единой волей. И воля эта звала на подвиг.
Поезд подкатил к месту, где братья торопливо снаряжали мину. Раздался оглушительный взрыв. Вагонные скаты взлетели выше тополей, а уцелевшие вагоны полезли один на другой, треща, рассыпались на части. И тотчас прогромыхали подряд два взрыва на шоссе.
Игнатов кинулся к тому месту, где только что работали сыновья. Он искал их ощупью, под шум, стрельбу, крики и стоны у разбитого эшелона. Горячая кровь детей омыла его руки. Он нашел куски их еще теплых тел, обрывки снаряжения и заплакал, как ребенок. Горе так закружило его, что он забыл обо всем и только ползал по насыпи, собирал останки Детей и плакал, плакал, шепча:
— Детишки мои родные, что же это вы! Детишки вы мои!
Оставшиеся в живых немцы между тем уже пришли в себя и начали обследовать участок крушения. Партизан Сухоцкий схватил Игнатова за руки и почти насильно повел за собой. До гор было не менее восемнадцати километров, ночь на исходе, сил мало — следовало спешить. Войдя в густые заросли дикого терна, похоронили тела братьев Игнатовых и пошли.
Ночь засветилась немецкими ракетами. Вслед за партизанами помчались броневики, но широкий вспаханный клин задержал их — это спасло группу, она успела скрыться.
Утром к месту крушения приблизилась разведка игнатовского отряда. В ней были лучшие следопыты — Янукевич, Панжайло, Худаерко, люди редкого бесстрашия. Этот Худаерко стал особенно знаменит тем, что с одним недоуздком в руках пробрался в немецкий тыл, нашел гурт скота в сто восемьдесят голов и, убив одного и ранив двух румын-погонщиков, один пригнал стадо в горы. Эти люди ходили в разведку — то искать будто пропавшего коня, то с мешком на спине, будто на мельницу, то с лопатой на плече, будто на принудительные работы, — и сейчас они гоже вместе с толпой колхозников принялись за расчистку пути.
Немцы всякими способами исследовали участок взрыва. Насмерть перепуганные мерзавцы пустили по заминированному шоссе тяжелую машину, нагруженную колхозниками, но по какой-то необъяснимой случайности она не взорвалась, и тогда, решив, что тут все благополучно, немцы пустили пятитонку с боеприпасами. Она взлетела на воздух, разорвав обследователей. После этого взрыва немцы совершенно прекратили движение по всему опасному району шоссе, и оно бездействовало, пока они не перекопали его метр за метром и не превратили в пашню. В новом своем виде шоссе, хоть и обезвреженное, для эксплоатации не годилось еще с неделю.