Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
Подойдя поближе, закричали:
— Выходи!
— Где ты там, курощуп несчастный?
В руке одного появилась граната, и Костя мгновенно вообразил, как разнесет в клочья его живое, горячее тело эта штука. Никто не узнает, что он погиб здесь, в берлоге, которую завалит взрывом. И опять он пожалел о браунинге, оставленном в штабе, чтобы не схватили при первом же обыске, но вдруг его осенила надежда:
«Курощуп… Есть еще время как-нибудь выпутаться». Костя прижал к груди гуся с болтавшейся на длинной шее головой и вылез из укрытия.
Вид
— От цыганско отродье! — утратив воинственный пыл, сказал тот, что, угрожая, поигрывал гранатой и снова прикрепил ее к поясу.
— Вора поймали, ваше благородье! — крикнул второй ожидавшим наверху.
Покосившись туда, Костя увидел на краю оврага морды взнузданных лошадей и мощного кривоногого вахмистра с нагайкой.
— Тащи его сюда! Разберемся, — без особого интереса ответили сверху.
Один из казаков повел перед носом Кости дулом винтовки.
— Ну, двигай, поганец!
У Кости чуточку отлегло на сердце. Пусть сочтут его за вора. Плетей, конечно, придется отведать. Без этого не выпустят. Но побои не так страшны для парня, который с детства привык к уличным дракам и потасовкам. Боль он вытерпит. Только бы вырваться на свободу.
— Где взял? — лениво процедил сквозь зубы вахмистр, но нагайка взвилась в привычной руке резво и разом выжгла багровый шрам на щеке Кости.
Обозленный болью Костя взглянул дерзко и прямо:
— На улице поймал.
— Ишь ты, ощерился, хорек! А ну марш вперед, в станице разберемся.
После этих слов Костя понял, что самое страшное ждет его, когда он встретится с Домашкой, у которой купил гусака.
Одно его спасение в звании вора. А если уплатил, зачем спрятался в овраге, вершина которого находится недалеко от позиций большевиков?
Подгоняемый ударами нагаек, Костя бежал рядом с лошадью урядника, держа под мышкой злополучного гуся — хотел было бросить его, но под угрозой выстрела поднял опять, — бежал и чуть не стонал от мучительного сознания совершенной и уже непоправимой глупости, непростительной для настоящего разведчика. А казаки вскоре будто забыли о нем и под дробный перестук лошадиных копыт по укатанной полозьями дороге громко говорили о последнем бое, о меткости Ходакова, командира красной батареи, слава о котором разносилась по фронту вместе с дымами его выстрелов.
— Бьет, вражина, в самую точку.
— Кладет снаряды, как патроны в обойму.
— Жарко было вчерась!
— Сегодня тоже трепанули наших. Долго ишо икаться будет.
— Атаман обещал подмогу выслать к Сырту.
— Щуплые они, эти юнкерья. А гимназистов и вовсе не посылать бы в окопы: хуже баб.
— У красных девчонки-сестры до чего отчаянные…
— А всего войска у Кобозева, говорят, двадцать тыщ…
— Насобирали! Солдаты — глядеть
Жгуче-морозный ветер бил в лицо, выжимая слезы, застывавшие на ресницах, но каким родным он казался теперь Косте, как и небо, слабо голубевшее между серыми зимними облаками. Может быть, уже сегодня все это исчезнет навсегда… Но на западе, где полыхает красная заря, то и дело бухают тяжелые выстрелы. Придут, придут сюда по следам Кости его товарищи. И Алибий Джангильдин, и Коростелев… Только станица-то уже надвигается кизячными дымками, мычаньем стад, идущих на водопой, и гуси (чтоб они сдохли!) звонко гогочут из края в край.
От первых домов погнались за конным взводом казачата, заскакивали вперед, заглядывая в лицо Кости, запаленного бегом, с детской веселой жестокостью бросали в него комьями мерзлого снега и шовяхами. И снова он думал, давя подступавшие рыдания: «Из-за своей дурости погибаю! Боец Красной гвардии, а, как мальчишка, попался!»
— Ну, сказывай, кто ты есть? — вперив сторожкий взгляд в Костю, спросил у избы правления станичный атаман — седобородый казак, окруженный такими же бородачами.
— Человек.
— Был бы человек, не прятался бы по оврагам, ровно волк голодный. Где птицу взял?
— Украл.
Собрание круга возмущенно загудело:
— Каков шельмец!
— Дерзкой, язви его! Знать, набил руку на воровстве…
— Чего с ним толковать! Пристрелить по законам военного время — и крышка!
— На што грех на душу брать по пустякам! Всыпать плетюгов — и айда.
— Убить гниду — в том греха нету.
— В каком дворе взял гуся?
— Не примечал в каком. Спросите, где недосчитались.
— Вона! У нас которы овцам счету не знают!
— Разобрались, господа старики? — Вахмистр, прискакавший со взводом, подъехал к кругу, ведя в поводу двух оседланных скакунов.
«Значит, за лошадьми пригнали», — машинально отметил Костя и насторожился, заслышав в улице девичий смех и говор.
Он не знал, что женщинам, как и молодым парням, самовольное появление на казачьем круге воспрещено, и отвернулся, чтобы не встретиться с любопытными взглядами девчат. Но вахмистр, сидевший на лошади, оглядев всю улицу и добротно одетых стариков, и Костю в тесном окружении их, и группу девушек, судачивших о чем-то у ближних ворот, сразу оценил обстановку, зычно гаркнул:
— Красавицы, не встречали ли вы сегодня в станице вот этого молодчика? Не слыхали, как серый волк гусей крал?
Девчата подошли поближе, а Костя ссутулился, опустив голову.
Вахмистр подъехал к нему, сунул сложенной нагайкой под подбородок:
— Гляди веселей, чего застеснялся? Боишься, хозяюшка за гусака глаза выцарапат? Не бойсь! Барышни у нас воспитанные, к порядку приученные: у себя на базу вора застанут — вилами запыряют, а когда он на круге — ручки в рукава. Смотрите, барышни наши дорогие, на этого вора!..