Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина
Шрифт:
Крупская с чугунным лицом входила и выходила, врачи солидно хмурились, сиделки и сестры хлопотали. Звучала немецкая речь. Шаманов и лам вскоре спровадили прочь, и ладно, что еще не расстреляли (у автора нет об этом сведений). Дюжие охранники, латыши и китайцы, иных в обслуге Ильича не было, выкатывали кресло на веранду, укутывали заботливо больного клетчатым теплым пледом, и Старик — так звали его за глаза (и он знал об этом) — сидел там часами, то молча, то лопоча неведомое, то подвывая и таращась, пытаясь встать (привязывали от греха). Иногда он затихал и словно галлюцинировал. Словно видел уведенными как бы в себя и одновременно вдаль стекленеющими глазами эти жуткие картины революции и войны, простенько названной гражданской, раздутой им и все еще полыхающей по окраинам несчастной, свихнувшейся на посулах, обездоленной им страны. Может быть, виделись ему горящие поместья, связанные бредущие «буржуи», кого, тьгча штыками в спину,
Сын Божий страдал на Кресте за людей.
Антихрист обрек на страдания миллионы.
Но Сын Божий вознесся над Миром.
Антихрист же ждал исхода в преисподнюю.
А лучше всех знал положение дел со здоровьем Ильича тихий с виду, невысокий и невзрачный человек с желтовато-белым лицом, иногда словно протертым керосиновой тряпкой. Такое лицо у него было, когда он гневался и резче проступали щербины (оспины на подбородке под прокуренными усами и на щеках ближе к ушам). Но гневливым он бывал как будто не часто. В профиль его лицо с крупноватым носом и прищуренными чаще всего глазами было хитрым, особенно когда он улыбался и лучики морщин у глаз, такие же, как у Старика, придавали его лицу нечто хищное и как бы тигриное. О глазах этого человека уже было написано многое: невыразительные, тусклые, сальные, злые, добрые, греющие, черные, желтые и даже зеленые, а они были просто светло-карие, но в зависимости от состояния души то темнеющие до восточной вишневости, то углубленно зеленеющие, когда он наглухо скрывал свои мысли, то (и очень редко!) ярко пятнисто-желтые, вспыхивающие, как огни, когда был в гневе и не хотел этот гнев скрыть, — наконец, они были-бывали бархатно-коричневые, когда он наслаждался, пил вино, ласкал тело женщины или просто благодушествовал, покуривая свою английскую трубку. Внутренне это был, бесспорно, необычный человек, в котором сложились поровну все четыре темперамента — от тихого, нераскры-вающегося меланхолика, через постоянно ровного в себе работягу-флегматика к быстрому разговорчивому сангвинику и до властного и не терпящего ничьей воли холерика, и от этой смены темпераментов постоянно менялся его взгляд. Взгляду был присущ и тяжелый для тех, кого он видел, жутковатый магнетизм — врожденное свойство многих людей восточных рас, — особенно усиливающийся оттого, что Сталин (это был он) очень редко моргал и медленно, очень медленно водил головой в тон и такт своей речи: слушающим его казалось — на них наводится и медленно сходит ружейное дуло.
Он был полной противоположностью безудержного, набитого энергией Старика, а если чем и напоминал его, то лишь безоговорочной беспощадностью. Для того он и нужен был ему пока, потому что заменил ему таинственно исчезнувшего бесчувственного исполнителя Свердлова. Было в нем, однако, и много человеческого, не присущего Старику, но было и от Антихриста, слугой которого, как ни крути, он был или старался быть таким.
Сталин только что отпустил врачей, лечивших Ильича, и еще не снял с лица строгой опечаленности неизбежно грядущим, властной и сострадательной озабоченности. Такой он был перед врачами, когда услышал слова трясущегося от страха переводчика:
— Товарищ Ленин очень плох. Надежд на выздоровление практически никаких…
— Нужьно… Сдэлат… Всо… Всо, от вас зависащее… Чьтобы… папитаться… спасти Ильича, — сказал он на прощанье. — Докладыват о эго здоровье: утром., вечером., дном… В лубоэ врэмя… Всо!
* * *
Но уже через несколько часов в машине Троцкого он мчался в Горки по сверкающему синевой снежному тракту. Дышал лютый холод. И Сталин был в шапке с опущенными ушами. Зима в том январе стояла на диво холодная. Но Сталин словно не замечал холода. Он знал — теперь начиналась его беспощадная и долгая война за власть. Антихрист все-таки был воплощен в человека — и человек исчез..
Но Сатана же и не хотел предавать своего сына земле..
И на заседании «узкого» ЦК было принято истинно страшное решение… Оставить Антихриста для потомков, выстроив ему пирамиду-мавзолей на главной, самой кровавой площади. И по сей день называется она КРАСНОЙ. Не с того ли труднопамятного времени, когда на Лобном возвышении при стечении жадной до крови черни хряская по плахе с выей обреченного мясной топор палача?
На Лобном бы месте и возвести гробницу Антихриста (это, кстати, обсуждалось), тем более известно, что он выступал со страшного подиума, о чем долгое время возвещала скромная мраморная табличка, убранная лишь в восьмидесятые годы. Но решение получилось иное: передвинуть памятник Козьме Минину и князю Пожарскому (обсуждалось вообще, не убрать ли, но отстояли Сталин и Каменев) и на месте том возвести срочно деревянную гробницу-трибуну. С тех пор и стала главная площадь страны КЛАДБИЩЕМ и обычай привился как будто праздновать (!) на этом погосте годовщины трагической гибели России, вещать с гробницы незахороненного Антихриста бодрую ложь о грядущем царстве с молочными реками, кисельными берегами и, главное, поровну для всех!
Она, гробница, не снесена и по сей день. И по сей день красит закатное солнце в кровавый цвет стены с кладбищенскими надписями, хранящими пепел убийц и палачей, и по сей день стоят на постаментах бюсты тиранов, угрюмо взирают на новую, то ли едва очнувшуюся от адского колдовства, то ли еще не могущую сбросить его, колеблющуюся страну. Угрюмо отсвечивает солнце в стеклах дворцов, на свинцовых шпилях башен, покойницких главах минувшего мертвого величия. И таким же звоном убавляют время каждого живущего эти жуткие башенные часы.
Да! Все это воздвигалось потом..
А пока по воле бойких и нахальных ближних слуг Антихриста, мытарей и фарисеев, решалось главное: КТО?! Рвались делить власть, каждый вожделенно прикидывал, кто займет место Старика! А рвались ВСЕ! И всех обошел скромный, незаметный пока генсек-делопроизводитель, и принято было, говоря словами ушедшего Старика, «архиважное решение»: столь великий пост непосильно якобы занять никому, и надо создать временно «коллективное руководство» во главе с как бы непогребенным мертвецом. Антихрист и мертвый продолжал свое страшное дело из щусевской пирамиды на манер тех, дохристовых сатанинских слуг, кому так же воздвигали еще при жизни зловещие каменные горы в древней земле Египетской и в иных землях. Там ведь тоже были-бывали великие и, вполне возможно, октябрьские революции..
Так было..
И так будет до тех пор, пока пирамида Антихриста не исчезнет с главной площади вместе с мертвецом и прахом слуг его у стены и в стене. И само название ее, накрепко связанное с пролитой кровью, не сменится на благозвучное и святое, соединенное, быть может, с именем святого Георгия Победоносца, основателя Руси, ее хранителя и заступника перед ГОСПОДОМ!
И будет так… Исчезнет Антихристов мавзолей, и сойдут с пьедесталов бронзовые идолы. Будет так со вступлением в следующий век и в третье тысячелетие от Рождества Христова… Будет так, надеется автор, ибо тогда легко вздохнет свободная РОССИЯ, освободясь навсегда от страшных Антихристовых жупелов и знамений.
И БУДЕТ ТАК!
* * *
Ничьи имена не напишутся на обломках минувшего самовластья: так долго длилось, так много их — не перечесть… Так горька их судьба и неописуемы страдания. Но обновленная и стряхнувшая Антихристову тьму Великая Россия, быть может, еще вознесет невиданный и неслыханный храм Христу Спасителю, как уже вернула на прежнее место Москва храм, поверженный слугами Сатаны. И мнится: воссияет тот храм в НОВОЙ СТОЛИЦЕ России, и на грани двух материков, на не запятнанной кровью земле, но во имя всех мучеников, погибших во время сатанинского оледенения, и будет то самый великий Храм Победы Бога над Дьяволом, Правды над Ложью и Света над Тьмой. И воскреснет с ним каждое имя пострадавшего и невинно убиенного, ибо нет, воистину нет жертвы напрасной, и у БОГА ВСЕ ЖИВЫ.
* * *
Вряд ли бродило что-то подобное в голове рыжеволосого, мрачно-задумчивого человека, курившего свою постоянную трубку в не слишком презентабельном кабинете под стандартным портретом седо-кудлатого Маркса. В этом простенько обставленном кабинете Сталин работал рядом с апартаментами Старика, стараясь ничем не вызывать зависти и гнева наглых и почти в открытую презиравших его, «неуча и азиата», и будто бы донельзя просвещенных ближних. Фанфароны, дорвавшиеся до немыслимой, чудовищной власти, преклонения и поклонения, они теперь совсем распоясались и заявляли претензии на главенство. Особенно не сомневался в том, что верховная власть Старика достанется ему, дьяволоподобный человек с пронзительным взглядом. Троцкий. Недаром же имя его упоминалось всегда вслед за именем Ленина, рядом с его именем. Кто занимал самый грозный и престижный пост — наркомвоенмор?! Кто катался по стране в личном бронепоезде? Кого охраняла вооруженная до зубов бригада китайцев-телохранителей? Чьим именем были уже названы улицы всех крупных городов?