Собрание стихотворений

Иванов Георгий Владимирович

1920

177

Тяжелые дубы, и камни, и вода, Старинных мастеров суровые виденья, Вы мной владеете. Дарите мне всегда Все те же смутные, глухие наслажденья! Я, словно в сумерки, из дома выхожу, И ветер, злобствуя, срывает плащ дорожный, И пена бьет в лицо. Но зорко я гляжу На море, на закат, багровый и тревожный. О, ветер старины, я слышу голос твой, Взволнован, как матрос, надеждою и болью, И знаю, там, в огне, над зыбью роковой, Трепещут паруса, пропитанные солью.

178

Я разлюбил взыскующую землю, Ручьев не слышу и ветрам не внемлю, А

если любы сердцу моему, Так те шелка, что продают в Крыму. В них розаны, и ягоды, и зори Сквозь пленное просвечивают море. Вот, легкие, летят из рук, шурша, И пленная внимает им душа. И, прелестью воздушною томима, Всему чужда, всего стремится мимо. Ты знаешь, тот, кто просто пел и жил — Благословенный отдых заслужил. Настанет ночь. Как шелк падет на горы. Померкнут краски и ослепнут взоры.

179

И пение пастушеского рога Медлительно растаяло вдали, И сумрак веет. Только край земли Румянит туч закатная тревога. По листьям золотым — моя дорога. О, сердце, увяданию внемли! Пурпурные, плывите корабли И меркните у синего порога! Нет, смерть меня не ждет и жизнь проста И радостна. Но терпкая отрава Осенняя в душе перевита С тобою, радость, и с тобою, слава! И сладостней закатной нет дорог, Когда трубит и умолкает рог.

180

Прекрасная охотница Диана Опять вступает на осенний путь, И тускло светятся края колчана, Рука и алебастровая грудь. А воды бездыханны, как пустыня… Я сяду на скамейку близ Невы, И в сердце мне печальная богиня Пошлет стрелу с блестящей тетивы.

1920

181

Уже бежит полночная прохлада, И первый луч затрепетал в листах, И месяца погасшая лампада Дымится, пропадая в облаках. Рассветный час! Урочный час разлуки! Шумит влюбленных приютивший дуб, Последний раз соединились руки, Последний поцелуй холодных губ. Да! Хороши классические зори, Когда валы на мрамор ступеней Бросает взволновавшееся море, И чайки вьются, и дышать вольней! Но я люблю лучи иной Авроры, Которой рассветать не суждено: Туманный луч, позолотивший горы, И дальний вид в широкое окно. Дымится роща, от дождя сырая, На кровле мельницы кричит петух, И, жалобно на дудочке играя, Бредет за стадом маленький пастух.

182

Кровь бежит по томным жилам И дарит отраду нам, Сладкую покорность милым, Вечно новым именам. Прихотью любви, пустыней Станет плодородный край, И взойдет в песках павлиний Золотой и синий рай. В чаще нежности дремучей Путник ощупью идет, Лютнею она певучей, Лебедем его зовет. — Ты желанна! — Ты желанен! — Я влюблен! — Я влюблена! Как Гафиз-магометанин, Пьяны, пьяны без вина! И поем о смуглой коже, Розе в шелковой косе, Об очах, что непохожи На другие очи все.

1921

183

В середине сентября погода Переменчива и холодна. Небо точно занавес. Природа Театральной нежности полна. Каждый камень, каждая былинка, Что раскачивается едва, Словно

персонажи Метерлинка, Произносят странные слова: — Я люблю, люблю и умираю… — Погляди — душа, как воск, как дым. — Скоро, скоро к голубому раю Лебедями полетим… Осенью, когда туманны взоры, Путаница в мыслях, в сердце лед, Сладко слушать эти разговоры, Глядя в празелень стоячих вод. С чуть заметным головокруженьем Проходить по желтому ковру. Зажигать рассеянным движеньем Папиросу на ветру.

1921

184

Наконец-то повеяла мне золотая свобода, Воздух, полный осеннего солнца и ветра, и меда. Шелестят вековые деревья пустынного сада, И звенят колокольчики мимо идущего стада. И молочный туман проползает по низкой долине… Этот вечер, однажды, уже пламенел в Палестине. Так же небо синело и травы дымились сырые В час, когда пробиралась с младенцем в Египет Мария. Смуглый детский румянец и ослик, и кисть винограда.. Колокольчики мимо идущего звякали стада. И на солнце, что гасло, павлиньи уборы отбросив, Любовался, глаза прикрывая ладонью, Иосиф.

1920

185. ПЕСНЯ МЕДОРЫ

Я в глубине души храню страданье, На нем для всех положена печать. Порой забьется сердце в ожиданьи, Тебе в ответ, чтоб снова замолчать. В нем светит похоронная лампада Недвижным, вечным, роковым огнем, И даже мрак таинственного ада Незримый пламень не погасит в нем. Я об одном молю: моей могилы Не позабудь смиренную юдоль. О, если ты меня не вспомнишь, милый, Не станет сил нести такую боль. Услышь меня! Мне ничего не надо, Лишь бедный прах слезою услади, И в этом мне единая награда За всю любовь, пылавшую в груди.

186

Зеленою кровью дубов и могильной травы Когда-нибудь станет любовников томная кровь, И ветер, что им шелестел при разлуке: "Увы", «Увы» прошумит над другими влюбленными вновь. Прекрасное тело смешается с горстью песка, И слезы в родной океан возвратятся назад.. "Моя дорогая, над нами бегут облака, Звезда зеленеет, и черные ветки шумят!" Зачем же тогда веселее играет вино И женские губы целуют хмельней и нежней При мысли, что вскоре рассеяться нам суждено Летучею пылью, дождем, колыханьем ветвей…

1921

187

Холодеет осеннее солнце и листвой пожелтевшей играет, Колыхаются легкие ветки в синеватом вечернем дыму — Это молодость наша уходит, это наша любовь умирает, Улыбаясь прекрасному миру и не веря уже ничему.

1921

188

Вновь губы произносят: "Муза", И жалобно поет волна, И, улыбаясь, как медуза, Показывается луна. Чу! Легкое бряцанье меди И гром из озаренных туч. Персей слетает к Андромеде, Сжимая в длани лунный луч. И паруса вздыхают шумно Над гребнями пустынных вод. Она — прекрасна и безумна — То проклинает, то зовет. "Дева! Я пронзил чудовище Сталью верного клинка! Я принес тебе сокровище, Ожерелья и шелка!" Вся роскошь Азии напрасна Для Андромеды, о, Персей! Она — безумна и прекрасна — Не слышит жалобы твоей. Что жемчуг ей, что голос музы, Что страсть, и волны, и закат, Когда в глаза ее глядят Ужасные зрачки медузы!