Собрание стихотворений
Шрифт:
43. Стихи о свинопасе («Овчаркам, верным пастухам…») — Воля России. 1928. № 4. С. 25–30. С многочисленными изменениями и дополнениями, нумерацией 6 разделов и 37 строфами вместо 29, ниже приводится полностью:
СТИХИ О СВИНОПАСЕ
ПОСВЯЩЕНИЕ
Овчаркам, зорким пастухам, Лелеявшим впотьмах свободу, В глухую волчью ночь. Дубам, Нас приютившим в непогоду, Тебе, в чей неприступный дом Стучались мы в слезах с дороги, — Ты под пастушеским плащом Меня узнала на пороге.1
В блаженной дружбе бремя дней Деля с дриадами и псами, Пасу я розовых свиней Под2
Мы на земле, как в колыбели — Нам тесно в воздухе таком, Заглядывают звезды в щели, И на ветру непрочен дом. Но пусть он служит утешеньем, Что существует мир другой За грубым и телесным зреньем, За деревянною стеной. И под овчиной, на соломе, В тепле солоноватых слез Я помню о небесном доме. Где мальчиком крылатым рос. Как тяжело лететь с размаху В теснины мира с облаков, Надеть холщовую рубаху Под пенье ранних петухов — Менять на плащ дырявый жалко Эоловый блаженный звон, На песенку в окне за прялкой. На смех румяных смертных жен. Но что ж, смешаем небо с глиной, Замесим круто — в добрый час, — И гонит длинной хворостиной Свиное стадо свинопас.3
Когда, смешной и неуклюжий, Я у принцессы под окном Перехожу неловко лужи, Я слышу нежный смех потом; И за веселой перебранкой На кухне девичьей толпой Голубоглазые служанки Смеются хором надо мной; Но ты в земное пребыванье, Вскипающее через край, Бросайся, затаив дыханье, Барахтайся, переплывай, И ангельскими голосами, И под пастушеским плащом Перекликайся с небесами В разлуке, как в лесу глухом! А мимо взмыленные кони За зверем раненым летят, Изнемогая от погони, Уже он смерти милой рад; И Ты виденьем пролетаешь За зверем в синеве дубов, Над всей поэмою витаешь. Как горестный призыв рогов.4
Но в ураганах, в бурях темных Роняют желуди дубы. Жиреют свиньи. Так в огромных Пространствах, черных, как гробы, Лишь Гулливеров валит, рушит Дух аквилонов мировых, Ликуют великанов души Под грохот яблок золотых, А поселяне в дождь и слякоть Выходят из своих берлог С приятелями покалякать К трактирщику на огонек. И там об этой жизни прочной Неторопливо говорят, Подсчитывают прибыль точно. Дурного пастуха бранят — Над кружкой пива в пене белой Качают головой слегка: — Ну свинопасово ли дело Смотреть весь день на облака?5
Зачем ты землю посетила, Неосторожная душа? Ты крылышки свои спалила, На смертный огонек спеша. Барахтаясь в пучине жалко, Блуждая средь земных древес, В потемках сберегла весталка Кусочек голубых небес. И у свиных корыт в лачуге, Недосыпая, впопыхах, Вся надрываясь, вся в натуге, Пася блудливый скот в дубах, Ты плакала над миром целым, Ты научилась ремеслу Слепить глаза над божьим делом, Спать золушкою на полу. О, никогда бы не смогла ты Без этих золушкиных рук, Мозолистых и красноватых, Быть первою из божьих слуг.6
И в этом призрачном пареньи Над грубым глиняным комком. Трудясь над миром в упоеньи — Над упоительным цветком, Ты, как в огромной черной розе, В эфирной ночи ледяной Утонешь жадно на морозе Трудолюбивою пчелой. И все ж нам жаль земли — терзаний, Земных прекрасных мук, трудов И бурь в житейском океане, Веселых дымных очагов. Как жаль душе земных товарок — Румяных женщин, синих глаз! Теперь мы смотрим на овчарок. На облака в последний раз. Ах, мы бросаем без охоты Тот пасторальный маскарад, Те беспокойные заботы, Когда у равнодушных стад Над маленьким комочком глины, В стихийных ветряных лесах, Под хрюканье, под рев звериный Мы думали о небесах.Париж. 1927
44. Поэма о мышеловке— Воля России. 1930. № 4. С. 320–327. С дополнительными строфами после строф: 7 («И в фургонах, в пахучей / Деревенской пыли / Ищем благополучий / По дорогам земли»), 21 («Честный автор намерен / Рассказать наконец, / Как был жребий неверен / Запылавших сердец»), 32 («А поэтам в зефирах / На большой высоте / Жить в холодных квартирах, / Умирать в нищете»), 33 («Все упорствуем, пишем / Пухлый ворох стихов, / Солнце всходит по крышам / С пением петухов»), а также с разночтениями в строках 8 («Разлучает судьба»), 20 («Темный воздух земной»), 21 («Буржуа и баронам»), 53 («Стала вдруг золотою»), 55 («Ватною бородою»), 84 («Рощи и семена»), 91 («Лишь кишечника вялость»), 96 («Он воспеть захотел»), 132–133 («Но кому в наше время / Нужен лепет небес»),
Юрий Мандельштам, рассуждая о молодой поэзии в эмиграции, обильно цитировал «Поэму о мышеловке» и пытался выводить общие закономерности: «Первая черта, характеризующая для меня нового поэта, это ощущение катастрофичности и неслучайности того, что произошло с миром, с Россией, с нами. <…> Обрушившаяся на нас “арктическая ночь” уже не представляется поэту ни неодолимым незаслуженным бедствием, ни все уничтожающим и потому желанным забвением. Она воспринимается как тяжелый, но необходимый искус, который надо пройти родившемуся на нашей земле человеку. <…> Это отношение к жизни, к страданиям и к самой смерти как к некоему сужденному нам опыту и является, по-моему, второй, уже вполне оригинальной чертой современной поэзии» (Мандельштам Ю. О новой поэзии // Молва. 1933.19 февраля. № 41 (264). С. 4).
45. Городское («В квадратах городской природы…») — Последние новости. 1929. 26 января. № 2866. С. 3. Под названием «Городская поэма», с многочисленными изменениями и дополнениями, разбивкой на 3 нумерованных раздела и 17 строфами вместо 13, ниже приводится полностью:
ГОРОДСКАЯ ПОЭМА
1
В квадратах городской природы, В автомобильной суете Мечтательные пешеходы Глядят на небо в тесноте. Вздыхают стриженые музы В коротких юбках до колен И, как зеленые медузы, Влекут ликеры души в плен. Мы смотрим: страшный воздух тает В дыму табачном, на весу, Дыхания нам не хватает, Мы заблудились, как в лесу — В стихии водяной хрустальной, При электрической луне, Мы — в раковине музыкальной Под небом розовым, на дне, А за углом, как мхи морские, В кругах туманных фонарей, Стоят деревья городские В бесплодной черноте ветвей. И в призрачном линейном гае, В стеклянном воздухе густом Ползут последние трамваи И огибают белый дом.