Собрание стихотворений
Шрифт:
7–9. Стихи о Московии— Воля России. 1926. № 4. С. 33–35. С разночтениями в строках 1–4 («Я путешественник и чужестранец. / Москва! Москва! — ты лебединый крик, / Зима, морозный на щеках румянец. / Веду в дороге путевой дневник»), 7 («Глаза — большие синие озера»), 19 («И с петушиным пеньем, до рассвета»), 22–23 («Душа взволнованная назвалась, / Гостеприимным паром и приманом»), 25–28 («Скорей, скорей, все дальше, леденея, / Мечту вздувает ветер. Снег валит. — / Ладьею дымной, солнцем в эмпиреях / Московия навстречу мне летит»), 29–30 («Приехали и кони наши — в мыле. / Так вот она — величья колыбель!», 40 («Волнует ласковая теплота»), 43 («За окнами трещит мороз, а чашки»), 45–52 («Колокола к вечерне надрывают / Всю нежность теплых бархатных басов, — / В них жалоба такая же грудная / На жаркие подушки теремов… / Необычаен этот милый город — / Весь розовый, в кострах и в серебре, / Где вспоминают Индию соборы, / Грустят о нежной бронзовой сестре»), 60 («Страна векам счисление ведет»), 61 («А за прилавком, щелкая на счетах»), 63 («Косит на черных Спасов за киотом»), 65–68 («О путник любопытный Олеарий, / Записывай, какие видел сны, / Пиши, что нет на всем подлунном мире / Такой прекрасной и большой страны!») и с дополнительной 16-й строфой:
Индийская царевна11. Бегство («Пропели хриплым хором петухи…») — Звено. 1926. № 168. 18апреля. С. 6. С разночтениями в строках 9-21:
И на горбатый гулкий мост в галоп. Оливковыми рощами, холмами, Шумел в ушах печальный ветер в лоб, Играл чернокрылатыми плащами. И мимо мельниц, редких деревень, В харчевнях прятались на сеновале, — Внизу сержанты пили целый день, Хорошеньких служанок целовали. И, побледнев от скрипа половиц, Трактирщик приносил вина и хлеба. А в слуховом — пыланье черепиц, Плясала пыль, порозовело небо. И друг заплакал, как дитя, навзрыд, Он вспомнил дом суконщика, ночную.12. Любимица («Не оглядываясь на подруг…») — Звено. 1927. № 208. 23 января. С. 6. С разночтениями в строках 21–24: «Первою приходишь ты к столбу, / Загнанная лошадь молодая / С белою отметиной на лбу, / Падаешь, хрипишь, бока вздымая».
Крестоносцы («Мы облаком соленой пыли…») — Современные записки. 1928.№ 36. С. 190–191. Без названия, сзаглавной строкой «Дымом соленой пыли», с датировкой «Париж, 1927» и с многочисленными разночтениями — строки 2–3 («Дыша пред зарей впотьмах / В буре морской мы плыли»), 6–7 («Глядели из-под ладони вдаль / Там, за кромешными морями»), 9-15 («А ветер — растрепанный ворох / Белокурых, как лен, волос, / Шум снастей и знаменитый шорох / Белых и алых роз. / Так от бедной земли за туманом / Скрипучий мачтовый лес / Летел, летел по океанам»), 17 («И вот в эфире вселенной»), 25 («Как взирает бездомный нищий»), 30 («На охапке сарацинских пик»), 34–35 («Черная дорогая мать — / Нас учила любить голубое»).
В рецензии на очередной номер журнала Георгий Адамович противопоставил это стихотворение стихам Г. Кузнецовой, М. Струве и А. Несмелова: «Другое дело — А. Ладинский. Ему все дается как бы шутя, он всегда беспечен и весел. Несомненно, это прирожденный, очень талантливый стихотворец. Но его стихи небогаты внутренним содержанием, и на беду свою он родился в такое время, когда стихи, “пенящиеся, как шампанское”, редко кого удовлетворяют. В этом его беда, но не его вина. Любители поэзии и теперь должны были бы оценить органичность и благодатность происхождения его стихов» (Адамович Г. «Современные записки», книга XXXVI. Часть литературная // Последние новости. 1928.4 октября. № 2752. С. 3).
13. Корабль («О пышный гул сравнений…») — Звено. 1927. № 219. 10 апреля. С. 6. Совершенно иной вариант, опубликованный первоначально в «Звене», ниже приводится целиком:
О пышный гул метафор и сравнений — Гражданских бурь, классических ветрил, Где все в обломках кораблекрушений, А жизнь поэт с пучиной вод сравнил. И, уподобив бытие земное Ладье, влекущей к жадной смерти нас, Мы думаем о счастье, о покое В который раз уже, в который раз? Но, видно, с бурями нам не расстаться, И плотничьей покорной скорлупе Удел — в морях взволнованных метаться, Удел душе бездомной — плыть в толпе. А плещется огромный мир снаружи, Ползут по швам соленые борты — Мы видим в щели голубые лужи, Миролюбивых птиц, а вот и Ты. Звездою проплываем над морями — Мы руки простираем, мы зовем — Но встречным кораблем под парусами Проходишь Ты, прекрасным кораблем, Последнею надеждой в океане… Мы падаем на груды книг, на стол, Наш утлый дом трепещет от рыданий, Как палуба, скрипит и ходит пол.Второй вариант, аналогичный вошедшему в книгу, но без заголовка и датированный 1928 г., был опубликован через два года после первого: Последние новости. 1929. № 2874. 3 февраля. С. 3.
14. Каменщики («С какою осторожностью огромной…») — Последние новости. 1926. 23 сентября. № 2010. С. 3. С разночтениями в строках 10–11 («Как птица приближения зимы: / Все рушится — непрочное созданье —»), 22 («Как держится над зеркалом морей»), 25 («Да, самое прекрасное в твореньи —») и с добавлением двух новых строф, после 6-й:
Мы надышались облачным дыханьем, Спалили миллионы тонн угля, Теперь мы знаем цену испытаньям, С матросами лишенья разделя, Мы видели чудеснейшие вещи — Как радостно, когда в руках буссоль И подлинный соленый ветер хлещет, А не метафорическая соль!15. Архангельск («В плену у льдов стеклянных…») — Современные записки. 1930. № 41. С. 165–166.
Рецензируя номер журнала с этими стихами, Георгий Адамович написал: «У Ладинского — все тот же знакомый нам игрушечный мир образов, не без волшебств, не без прелести. Все тот же стих прирожденно-уверенный и упругий. Это очень талантливый поэт — можно ли с первой его строки этого не почувствовать?» (Адамович Г. «Современные записки», кн. 41-я. Часть литературная // Последние новости. 1930. 13 февраля. № 3249. С. 3).
16. «Нам некогда подумать о здоровье…»— Современные записки. 1929. № 38. С. 184.
Разбирая этот номер «Современных записок», Георгий Адамович отметил, что стихи «подобраны в этой книжке журнала с большим вкусом <…> Ладинский — остроумен, точен, порывист, находчив. Эти качества в его стихах имеются всегда, но каждый раз им по-новому радуешься» (Адамович Г. «Современные записки», кн. XXXVIII. Часть литературная // Последние новости. 1929.
11 апреля. № 2941. С. 2).
17. Аргонавты («За ледяным окном, в глухие зимы…») — Воля России. 1926. № 10. С. 33–35. Совершенно иной вариант, состоящий из 23 строф вместо 12, ниже приводится полностью:
АРГОНАВТЫ
За ледяным окном в глухие зимы И на завалинках кончая день, Мечтали мы о море и о Риме В лесном житье древлянских деревень. Мы строили большой корабль. Смолою Прожгли крутую выпуклость бортов. Грузили порохом, со всей роднею Простились под трезвон колоколов. Ревели девки, бабы голосили. — Ну, дуры, ничего! — Отдай концы. — Салют! И в пушечном дыму поплыли Родные косогоры и овсы. Сначала шли по рекам, а навстречу Ползут ладьи и крепкие илоты. Народ кричит: — Куда? — А мы: — Далече, Прощайте, милые! — Летят мосты. И видим, крестится народ со страху, Скребет затылок пятерней рука, А ветер кумачовую рубаху Раздул у рулевого мужика. И пролетает Каспий с шумным храпом, И мы несемся на гребне волны — Далеко в Эфиопии арапы И белые прекрасные слоны. Земель не мало в синем Окияне, В диковинку для деревенских глаз: Грызут орехи в пальмах обезьяны И скорлупой бросают ловко в нас. Манили в заводь нежные сирены — Не русские, но сладкие слова; Нырял дельфин; над розоватой пеной Кружилась непривычно голова. Дымился город на пути. — Огромный Мираж из розового кирпича, Ввалились мы в него ордою темной, Как дети любопытные крича. Домины — будто каменные горы, А в ресторанах люди, суета, Сосут себе в соломинку ликеры, Все образованные господа. И женщина танцует, позолоту Роняя — с нежных крылышек пыльцу — Тебя бы на мужицкую работу, Но огород полоть ей не к лицу. И вдруг летит к ногам медведей роза, В смущеньи не поднять и головы, За то, мол, вам, что в ледяных морозах Пылаете прекрасной страстью вы… Но снова море. В сырости колючей В овчинах зябнут плечи северян, Корабль шумит, тяжелый лес дремучий — Искусство корабельное древлян. Теперь то лают по дворам собаки И петухи поют, а люди спят, Лишь мы, Русланы рыщем в синем мраке И крепкий ветер наш попутный брат. И вот труба тревогу заиграла, Залило светом. Братцы, навались! И, побледнев, мы стали к самопалам — Ну, начинается, теперь держись! Как ахнем из двенадцатидюймовых — В плутонгах на ногах стоять невмочь Душили газы в башнях прибортовых, Стальные двери с петель рвали прочь. Круги пошли по морю на рассвете — Так, думаем, отбились кое-как, Свернем — закурим, в голубом кисете Еще российский правильный табак. И вот — заря! И остров над пучиной, На нем дубы корявые растут, На тех дубах сусальную овчину Драконы старенькие стерегут. А наш пиит, ученость, — в разговоры: Эх вы, «овчина», мужичье, — руно! Не корабли вам строить, а заборы. Сивуху вам тянуть, а не вино. Ведь мы, как навигаторы Язона Плывем тысячелетья напролет, Эллада — наше дорогое лоно, Россия — наш «Арго», а груз — народ… — Ну, мы не поняли. Весьма спешили, До слов ли непонятных в этот спех. В два счета мы драконов порешили, Лебедкой поднимали нежный мех. И радио — возвышенной волною — Гудит, как на полях тяжелый шмель, Мы слышим, кто-то плачет над Москвою, Антенною поскрипывает ель: Куда б не занесла вас непогода, Я всюду с вами на пути морском… — А мы, какие мы уж мореходы, Мы слезы вытираем рукавом.