Собственное мнение
Шрифт:
Мы приехали в банк в десять минут десятого. Барджер был бледен.
— Когда хранилище открылось, Стюарт уже был здесь.
— Что произошло, мистер Вебстер?
— Какое это имеет значение? — буркнул я раздражённо.
Мы сели и начали ждать. Время шло медленно, глаза наши не отрывались от секундной стрелки, которая бесстрастно делала круг за кругом.
В десять тридцать Стюарт вышел из хранилища. Лицо его было розовым от смущения.
— Такое могло случиться с
Я вздохнул.
— Что могло случиться?
Он помахал пачкой десятидолларовых банкнот, которую держал в руке.
— Каким-то образом одна из десяток оказалась сложенной вдвое, и когда вчера я считал деньги в этой пачке, я один и тот же банкнот посчитал дважды. Оба его конца. Если бы я считал с другой стороны пачки, могло бы получиться, что у вас недостача в десять долларов.
Барджер, миссис Уайт и я взглянули друг на друга, затем снова на смущённого, пунцового Стюарта.
— Такое может случиться с каждым, — повторил он.
Я перевёл дух.
— Значит, наши наличные деньги…
— В полном порядке, — объявил Стюарт. — До последнего цента.
В полдень я, как всегда, пошёл обедать в «Джейк и Милли». За столиком ко мне подсел мистер Спрейг, живший в Нью-Йорке. Он вытащил блокнот и ручку.
— На какую лошадку ты ставишь сегодня?
— Ни на какую, — ответил я. — Больше я на скачках не играю.
На его лице отразилось удивление.
— Бросить сейчас? После того, как ты сорвал такой куш на Жизели? Десять тысяч, если не ошибаюсь?
— Тем не менее, я выхожу из игры, — сказал я твёрдо.
И я не кривил душой. Играть на скачках — дело опасное.
Я уже был готов подумать, что лишние десять долларов положил в хранилище я сам.
Предупреждение хамам [9]
— Сколько вам лет? — спросил я.
9
Перевод: В. Н. Кондратьева
Он не спускал глаз с пистолета у меня в руке.
— Послушайте, мистер… В кассе не так уж много, но берите всё. Я шума не подниму.
— Не нужны мне ваши грязные деньги. Сколько вам лет?
— Сорок два года, — удивлённо ответил он. Я прищёлкнул языком:
— А жаль… Вы бы прожили ещё лет двадцать, а то и все тридцать — если бы потрудились быть повежливее.
Он ничего не понял.
— Я убью вас, — сказал я, — единственно из-за этой марки в четыре цента, да ещё из-за ментоловых леденцов.
О ментоловых леденцах он и понятия не имел, но при упоминании о марке побледнел. Его лицо задёргалось от отчаяния.
— Вы — сумасшедший! Вы не сможете убить меня из-за такой
— Да нет, смогу.
Что я и сделал.
Когда доктор Бриллер сообщил мне о том, что мне осталось жить всего четыре месяца, я был поражён:
— Вы уверены, что не спутали рентгеновские снимки? Может быть, мой оказался по ошибке не в той пачке..
Он покачал головой:
— Я провёл повторное обследование. В медицине такая предосторожность необходима.
Это случилось во второй половине дня. Я с надеждой подумал о том, что лучше бы мой смертный час пришёлся на утреннее время: было бы веселее.
— В подобных случаях, — продолжал Бриллер, — перед врачом встаёт проблема выбора: сразу же сообщать всё пациенту или нет? Лично я предупреждаю своих больных заблаговременно. Это позволяет им вовремя закончить свои дела и, как бы это выразиться, немного посумасбродничать. — Он подвинул к себе лист бумаги.
— К тому же я пишу книгу. Могли бы вы сказать, чему собираетесь посвятить оставшееся вам время жизни?
— Я, право, не знаю. Новость для меня несколько неожиданная, вы понимаете…
— Конечно, — ответил Бриллер. — Дело терпит. Но если примете решение, предупредите меня, ладно? В моей книге речь пойдёт о том, как люди распоряжаются временем, когда точно знают срок своей смерти.
Он скомкал бумагу.
— Зайдите недели через две-три. Таким образом мы сможем проследить за развитием ваших склонностей.
Он проводил меня до дверей.
— Я описал уже двадцать два случая, вроде вашего. — Его глаза загорелись. — Убеждён, что это будет бестселлер!
До сих пор я жил, в общем, недурно, хотя и без особого блеска: ничего не приносил в мир и ничего не забирал у него… Больше всего я ценил покой. Жизнь и без того сложная штука, чтобы ещё вмешиваться в чужие дела.
Так что же мне всё-таки делать в оставшиеся от моей скромной жизни четыре месяца?
Не помню, как долго я бродил, размышляя над этим, пока не оказался у перекинутого через озеро моста. Вдали раздавалась музыка и звуки начинающегося циркового представления.
Вскоре я шёл по аккуратной аллее, уставленной на радость детям рекламными щитами. Добравшись до центрального входа в балаган, я увидел сидящего в высокой будке безучастного ко всему кассира.
К нему подошёл добродушный пожилой мужчина в сопровождении двух маленьких девочек и протянул несколько картонных прямоугольников, судя по всему — благотворительных билетов.
Кассир быстро проглядел лежавший перед ним лист бумаги. Его лицо сделалось подчёркнуто строгим, он глянул на мужчину и девочек взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Затем с полной невозмутимостью разорвал поданные билеты в мелкие клочки и пустил их по ветру.