Собственность босса
Шрифт:
А еще она была очень умной, не то, что я. Работала на какую-то зарубежную фармацевтическую компанию, а в свободное время развлекалась написанием диссертации, что-то об ультразвуке и его влиянии на животные организмы.
– Когда-нибудь, ты вырастешь и изменишь мир, – утверждал я, а сестра в такие моменты фыркала:
– Мать твою, надеюсь, нет. Постучи по дереву!
Я был рад, что помню это. Часто конкретные слова, разговоры и события ускользали из памяти, оставалась только какая-то общая информация, смазанные образы, чувства, ощущения, картинки. Со временем,
Глядя в рысьи глаза сестры, я замер.
А что, если я и про прошлую ночь забуду?
Немедленно захотелось все записать! Запомнить каждую черточку, каждое слово, но… черт! Черт-черт-черт! Я зажмурился, замычал и потянул себя за волосы. Я не помнил лица того, с кем провел ночь.
Неужели я так быстро начал забывать?
Я четко помнил ощущения, всем телом: нацелованной кожей, потянутыми в самых неожиданных местах мышцами, ликующими от радости костями. Даже разговоры наши помнил, почти все.
Сказанное хриплым удивленным голосом «да» я вообще никогда не забуду, потому что оно прозвучало в ответ на мое глупое: «Я бы хотел с тобой еще как-нибудь встретиться. Хотя нет. Я вообще не хотел бы расставаться». Я, как всегда, не особо думал о том, что болтаю и что делаю. Но, как ни странно, неуместным я себя не чувствовал. Я успел узнать о том, что этот мужчина хотел бы состариться где-нибудь Латинской Америке, «как наркобарон». А вот имени его спросить не удосужился.
Он был старше меня лет на двадцать, наверное. Очень взрослый, очень красивый. Такой зрелой красотой, когда в чертах отражаются ум, выдержка, строгость. Когда по наметившимся морщинам можно понять, что смеяться этот человек не любит, по жилистому сильному телу и точным резким движениям – что регулярно тренируется, причем не таскает железо, а дерется. Осанка выдавала в нем если не военного, то кого-то, кто долгое время им был.
Что заставило такого человека спасать парня с кошачьими ушками на голове, гонять с ним на мотоцикле по ночному городу, а потом любиться всю ночь в отеле? С парнем! Может, он мне приснился?
Мы говорили почти до утра, а потом… потом я, кажется, уснул. Дурак. А что было до этого? Перед глазами повисла белесая дымка, виски сдавило так сильно, что я охнул от боли. Что-то… что-то было. Я говорил «бэк» – это «назад» по-английски. А еще я говорил «райт» – это «направо», тоже по-английски. Я смеялся, а мужчина… тоже смеялся, но как-то странно. Напряженно, неискренне.
Платок. Что-то было связано с платком.
Что-то… Как же больно! Нужно было вспомнить, но мысли как будто утонули в белом молоке, в тумане, к которому было страшно даже прикасаться. Там было больно. Очень-очень больно. Платок. Не платок, шарфик, белый. А еще…
– Энди! Энди, Энди!
Сестра успела привести меня в чувство, пока я не провалился в очередной приступ. Было обидно, мне казалось, я вот-вот могу что-то вспомнить. Но все, наверное, к лучшему. В конце концов, нам еще с администрацией отеля разбираться из-за того, что я тут устроил.
На удивление, договориться оказалось просто: денег, оставленных мне случайным любовником, вполне хватило.
Приехав домой, я записал в тетрадь все, что успел о нем узнать, – получилось не так уж много, всего одна страница досье. Обиднее всего было то, что я не помнил название компании, где он работает. Какое-то длинное, составное.
«А чем твоя компания занимается?»
«Она не моя. Я только директор».
«Тебе секретарь не нужен?» – попытался я ненавязчиво проникнуть в его жизнь и пустить там корни.
Он засмеялся. Хрипло, потому что, наверное, до сих пор не восстановил дыхание после секса.
«Не по делу болтаешь».
Заляпанный кровью платок я оставил. Сунул его тайком в карман, а потом запрятал в коробку из-под печенья, где хранил другие свои реликвии: фотографию с сестрой, мамино обручальное кольцо, небольшой запас денег на черный день.
Следующие месяцы оказались самыми сложными в моей жизни, и я бы многое отдал, чтобы этот мужчина стерся из моей памяти. Но дня не проходило, чтобы я о нем не вспоминал. Чтобы не чувствовал фантомные прикосновения его рук и губ, чтобы не слышал его смех, чтобы мне не чудился запах кожи его явно новой, с иголочки, мотокуртки и геля для бритья.
Я то тосковал, то злился и хотел крушить все вокруг, то открывал крышку ноутбука и принимался бестолково шерстить Интернет, чтобы его найти и… не знаю, что сделать. В глаза бесстыжие посмотреть, отомстить, спросить – какого черта?!
«Перевернись на спину», – звонкий шлепок по ягодице. Все тело мгновенно прострелило острой болью, возбуждение усилилось, и я едва смог послушаться. Обычно мне не нравились боль и грубость, но с ним было хорошо, надежно. Мне нравилось все, что он делал, нравилось, как он говорил, как смеялся, как целовал в губы и как трахал.
Какого черта?! Зачем было вот так вот меня бросать? Я бы все понял, если бы он со мной поговорил, правда.
– Кризис среднего возраста, – сказала Люба. – У мужиков такое бывает. Ты сказал, ему лет сорок. Наверняка там жена, трое детей и работа в каком-нибудь банке. А ты под руку подвернулся. – Она сочувственно потрепала меня по плечу. – Прости, братишка. Мужики иногда такие козлы.
– А ты откуда знаешь? – пробурчал я. – Ты же живешь как монашка, только работаешь и диссертацию свою пишешь. Такой генофонд пропадает, тебе замуж надо. И рожать.
– Дурища, – засмеялась Люба и отвесила мне подзатыльник.
Моя сестра была умной, я был глупым и всю жизнь жил с мозгами набекрень, поэтому ориентироваться привык на чувства, а не на память: все равно пользы от нее было не больше, чем от дырки от бублика.
Мои чувства буквально вопили о том, что я по уши влюбился в человека, который меня бросил. А еще о том, что произошедшее между нами не было просто сексом на одну ночь. Такое у меня тоже случалось, и ощущения были совсем другие. Дело не только в словах, дело в прикосновениях, во взглядах, в запахах – да черт его знает, в чем еще!