Собственность босса
Шрифт:
Пока я поднимался на лифте к нужному этажу, пока ожидал сотрудника отдела кадров, который должен меня встретить, нервозность вдруг разом пропала. До этого я две недели почти не мог спать: с тех пор, как отправил резюме, как запудрил мозги парню-рекрутеру, который мне позвонил. Я разливался соловьем о своем несуществующем опыте работы, о том, какие вижу для себя карьерные перспективы, как люблю, чтобы во всем был порядок (в это время стол у меня был так завален бумажками, огрызками и распечатками инструкций для секретарей, что я не нашел места, чтобы приткнуть туда кружку с кофе). Я шутил, пытался казаться очаровательным
Голова после этого болела нещадно, но приглашение на собеседование я получил. К тому моменту, как навстречу мне вышел рекрутер, я был спокоен, как робот. Сам не знаю, откуда что взялось. Просто мне нужно было его увидеть, мы полгода не находились так близко друг к другу – в одном здании. Я готов был скрутить этого парня в бараний рог, выбить у него из руки карточку-ключ и прорваться на этаж, к нему.
К счастью, этого не понадобилось.
Рекрутер заставил меня подписать какой-то договор о неразглашении, согласие на обработку персональных данных, еще какие-то бумаги, долго вел по длинному коридору и заставил около получаса ждать на неудобном стуле, ответить на миллион глупых вопросов.
Просто проводи меня к своему шефу, в конце концов!
Наконец это случилось. Приемная была небольшой, и это все, что я запомнил.
– Никита Юрьевич ждет.
Глава 3. Никита
Человек, который следил за мной, был или глупцом, или гением.
Это мне предстояло выяснить.
Не то чтобы я не ожидал увидеть этого котенка на пороге своего кабинета. Давая поручение найти секретаря, я предполагал, что как минимум половина из откликнувшихся будет тихими и исполнительными юношами и девушками с неплохими биографиями и умеренными амбициями. Незаметными хорошистами, одного из которых я со временем начну ценить как отличного сотрудника, доверять ему все больше и больше.
Потому что если кто-то серьезный задался целью поставить рядом со мной своего человека, он это сделает.
Иначе в моей жизни не появился бы этот котенок. Сделанный как будто по моим меркам, как будто все не сдохшее пока желание жить вытащили наружу, рассмотрели под лупой и слепили в одного молодого человека, из-за которого у меня мозги отсохли. Хотелось катать его на мотоцикле, тискать, трахать, слушать его иногда странные рассуждения, забрать себе – жить хотелось, в конце концов.
Последнее было основным. Котенок был живым настолько, насколько я никогда не был, даже в его возрасте. Разбитый нос, плюшевые ушки, одежда, на которую хотелось надеть еще дополнительную одежду, блестки на лице, восторг в немного дезориентированном взгляде. «Мня… з-т Ан.. рей». Меня должно было насторожить, что после встречи с хулиганьем он даже не подумал плакать или замыкаться в себе – реагировать на стресс так, как на него реагируют нетренированные люди, для которых драка не является чем-то обычным.
Ближе к утру до меня дошло, что к чему, и я пришел в ярость. Причин для этого было несколько:
А) Кто-то знал мои слабые места даже лучше, чем я сам.
Б) Я не понял сразу, кого подложили мне в койку.
В) Я не распознал бы засланного ко мне агента еще довольно долго, если бы он по-глупому себя не выдал.
Все это вместе толкнуло меня на такой уровень злости, что я мог бы, наверное, этого котенка убить или начать пытать только ради того, чтобы узнать, кто за ним стоит. Удержался только благодаря намертво вбитой за годы службы привычке сначала думать, а потом делать.
Мудрым решением было бы дать ему шпионить за мной дальше: тогда я бы точно знал, кто из моего окружения за мной присматривает и к какой информации имеет доступ.
Но я не смог. Я разозлился, обиделся – позволил себе эмоции. Решил обставить все так, как будто щедро поблагодарил одноразового мальчика за ночь и не хочу больше иметь с ним дел. В последний момент оставил на подушке платок: этот дурачок сам поймет, что к чему, может, даже сообразит не докладывать о своем проколе начальству.
Поостыв, спустя несколько месяцев после того случая я попросил начальника службы рекрутинга найти мне секретаря. Что я за директор, в конце концов, без секретаря? К тому же у меня нет ни семьи, ни охранников.
Управлению приходится подкладывать мне в постель мальчиков, чтобы подобраться поближе и лучше узнать, чем я дышу.
Как-то даже непорядочно с моей стороны так их утруждать.
И все-таки, как они узнали, что подкладывать нужно именно мальчика? Я сам о себе такого не знал. Догадывался, конечно, но до той ночи не спешил проверять на практике. Еще не хватало проблем.
Та ночь вообще была особенной. Мне казалось, я живу в последний день или, наоборот, – первый.
Неужели об этом тоже узнали? О том, почему я позволил себе расслабиться? Тогда почему я еще жив и хожу на свободе, а не сижу в уютной камере без окон?
Андрей замер на пороге, закрыв за собой дверь, уставился на меня как на новогодний подарок.
Я полагал, что умею неплохо распознавать притворство, – этот навык тренируется, как и любой другой, на определенном этапе жизни он был мне абсолютно необходим. Но то ли этот малыш был гениальным актером, то ли я заржавел и разучился ловить мышей.
Он весь напрягся, смотрел на меня с целым спектром выражений на лице: обида, страх, ожидание, надежда, влюбленность… Какого черта?
Так мог бы смотреть брошенный любовник, но не агент, которого ткнули носом в ошибку, как щенка в оставленную на ковре лужу.
– Напомни, как тебя зовут? Алексей?
Он вспыхнул, сжал кулаки, опустил голову.
– Андрей.
– Да, действительно. Присаживайся. – Я указал на стул напротив, откинулся на спинку кресла. Иррационально захотел оказаться от него подальше, как будто это могло меня защитить.
Полгода назад перед тем, как заняться сексом, я отправил его в душ: смыть с лица краску. Не хватало еще во всем этом измазаться. Голым и с чистым лицом он оказался еще более привлекательным. Поджарый, с тонкими твердыми мышцами, прямой спиной, длинной шеей, на которой выделялся острый и уязвимый кадык. Тогда я отметил про себя, что парень явно служил, может, даже учился в кадетском корпусе, и забыл про это.
Стыдно за свою твердолобость перед Виктором Степановичем, царствие ему небесное, который меня всему научил и без покровительства которого я так бы и остался приложением к печатной машинке, каким был, когда только начал работать в органах.