Собственность и государство
Шрифт:
Наконец, нет сомнения, что политическая свобода, поднимая общественный дух и разливая к массе сознание государственных интересов, придает обществу новые силы и возводит народную жизнь на высшую ступень развития. Власть при самых благоприятных условиях может дать только то, что в состоянии дать власть, но она не может дать то, что дает свобода. А потому государство, которое хочет идти в уровень с другими, умевшими сочетать оба начала, волею или неволею должно вступить на тот же путь. Иначе оно останется побежденным в неравной борьбе. Правительство, которое заботится об истинных интересах государства, не может упускать этого из виду. Без сомнения, приобщение свободы к власти не всегда полезно для государства. Если между обоими элементами существует разлад, то вместо возрастающей силы произойдет обратное действие. Но задача политической жизни состоит именно в том, чтобы эти элементы действовали согласно, и эта задача, как показывает опыт, вовсе не может считаться неразрешимою: она зависит главным образом от доброй воли сторон, .от взаимного уважения и от взаимных уступок.
Во всяком случае к этой цели следует стремиться, ибо она составляет высший цвет политической жизни и высший плод общественного развития.
В какой же форме следует представить себе этот идеал? Об этом мы поговорим в следующей главе.
Глава V. ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ ИДЕАЛЫ
Политический идеал есть представление о наилучшем государственном устройстве при существующих условиях человеческой жизни.
Такого рода идеалы существуют всегда. Они не только витают в голове теоретиков, но они составляют ближайшую или отдаленную цель государственного развития каждой эпохи и каждого народа. Без идеалов нет человеческого развития, нет движения вперед, ибо когда преследуются даже чисто практические цели, все-таки надобно знать, к чему они ведут и к какому идеальному быту они нас приближают. Как разумное существо, человек непременно ставит себе эти вопросы и всегда по-своему на них отвечает.
В чем же состоит политический идеал, который может поставить себе образованный человек в наше время?
Разбирая этот вопрос, надобно прежде всего спросить: имеет ли каждый народ свой особый идеал или есть идеалы общие всему образованному человечеству?
Известно, что теократическая школа с де Местром во главе утверждала, будто каждый народ имеет свой особый, ему именно свойственный политический строй, которого зачатки вложены в него Провидением и который он призван развивать в течении всей своей истории. В доказательство ссылались на английскую конституцию, первоначальные элементы которой можно найти уже во времена переселения народов. На этот пример опирались, чтобы доказать всю тщету заимствованных и сочиненных конституций, которые являются как готовая рамка в голове мыслителя или законодателя и затем прилагаются к вовсе неприготовленной к ним жизни. Если это учение верно, то у каждого народа есть и свой политический идеал, ибо отрешиться от себя, выйти из своей природы он не может. Ему остается только осуществлять то, что вложено в него с самого начала и что представляется ему высшим совершенством человеческой жизни.
История однако обнаруживает несостоятельность этих воззрений. У весьма немногих народов можно в самом начале их существования найти зачатки того политического быта, который они устанавливают у себя в свою зрелую пору, а где есть эти зачатки, они до такой степени отличаются от позднейшего развития, что они почти неузнаваемы. Огромное большинство развивающихся народов проходит через различные гражданские состояния, которым соответствуют различные образы правления. Это мы видим и в древности, и в новое время. Так, Рим в течении своей истории прошел через монархию, аристократию, демократию и империю. А между тем римляне были одним из тех народов, которые крепче всего держались преданий и которые с наибольшею осторожностью изменяли свой гражданский и политический строй. Из новых же народов, если мы возьмем французов, которые играли столь видную роль в истории человечества, то мы увидим, что средневековая, аристократическая, раздробленная на мелкие единицы Франция вовсе не похожа на монархию времен Людовика XIV, и последняя столь же мало похожа на современную демократию, хотя все эти три формы политического быта составляют принадлежность одного и того же народа, который во всех этих фазах своего существования проявляется с своим особенным духом и с своим национальным характером.
Столь же существенные различия можно найти и у других народов. Все эти перемены определяются главным образом историческим развитием свободы, а так как каждому народу не уделен с самого начала известный размер свободы, от которого он не может отступить, так как свобода расширяется и суживается сообразно с духовным ростом народа и с развивающимися в нем потребностями, то очевидно, что народ не может быть связан каким бы то ни было образом правления. Политический быт, свойственный младенческому состоянию, столь же мало приходится зрелому возрасту, как одежда мальчика приходится взрослому. И если исторически развившиеся учреждения, игравшие первенствующую роль в истории народа, всегда имеют право на глубокое уважение, если существование их составляет для народа драгоценный клад, от которого он не может отрекаться, не отрекаясь от части самого себя, то из этого отнюдь не следует, что эти учреждения не могут видоизменяться и приспособляться к новым жизненным потребностям. Напротив, в этой эластичности заключается главное их достоинство. Руководить обществом может только правительство, которое умеет применяться к изменяющимся условиям жизни. Если бы власть осталась неизменною, когда все вокруг нее изменилось, то она тем самым показала бы себя неспособною идти вслед за развитием общества и была бы окончательно унесена неудержимым потоком событий. Такова была старая
Дух народный шире, нежели все гражданские и политические формы. Таковым он оказывается в своем внутреннем развитии, и еще более таковым он является в своей всемирно-исторической роли. Исторические народы суть носители тех идей, которые в преемственном порядке управляют судьбами человечества. Каждая из этих идей в свой черед находит в них свое отражение и всякий раз требует новых жизненных форм. Невозможно утверждать, как делала некогда немецкая философия, что каждый народ, выступающий на историческое поприще, представляет собою только один известный момент в развитии человечества. Факты доказывают несостоятельность этого взгляда. Если он до некоторой степени приложим к древности, то он совершенно опровергается историею нового времени. Христианские народы не один за другим, а совокупными силами разрешают общие задачи человечества, и когда новый народ вступает в их семью и становится историческим деятелем, он необходимо приобщается к общим воззрениям и к идеалам, господствующим в современном человечестве, что не мешает ему прилагать эти идеалы к жизни сообразно с своим характером и с своими местными условиями. Если же он свой собственный, выработанный им идеал вносит в общую жизнь человечества, то это может быть лишь такой идеал, на котором не лежит чисто народная печать, а который имеет общее значение для всех. Народ, который замкнулся бы в своих собственных понятиях и бытовых условиях, не придавая им общего значения и не видоизменяя их под влиянием общей жизни, тем самым перестал бы быть историческим народом. Он задохнулся бы в своей душной атмосфере, и вместо развития он погрузился бы в застой. Таковы именно племена Востока.
В действительности все европейские народы, не исключая и русского, прошли, как уже было указано выше, через три последовательные ступени общественного развития: через период средневековых вольностей и частных прав, через период подчиненного самодержавию сословного быта, наконец, через период общегражданской свободы, которая и есть господствующее в настоящее время начало. У каждого народа сочетание общественных элементов под влиянием владычествующих в данное время идей принимало своеобразный характер, но у всех в основании проглядывают общие черты. Русская история представляет в этом отношении наибольшие местные особенности, однако и тут при сколько-нибудь внимательном изучении невозможно не видеть аналогичного хода. Средневековые вольности служилых людей и городов, сословный быт, подчиненный самодержавной власти, наконец, столь недавно насажденная у нас общегражданская свобода, таковы три начала, которые последовательно управляют движением русской истории. Как же скоро общегражданская свобода становится основанием всего общественного быта, так неизбежно идеалом государственного устройства является свобода политическая. Жизненные условия и состояние общества могут не допускать осуществления ее в данную минуту, но идеалом она все-таки остается, ибо насажденное в жизненную почву начало должно дать свои плоды. На практике свобода может требовать значительных ограничений, но возведенная в идеал, она представляется во всей своей полноте, а эта полнота заключает в себе и свободу политическую, которая является как необходимый венец всего здания.
Понятно однако, что этот идеал не одинаково доступен высшим классам и низшим. Для идеального представления общественного быта недостаточно одних инстинктов, нужно разумное сознание. Притом инстинкты руководятся потребностями, а потребность политической свободы не одинакова для различных классов общества. Мы видели, что политическая свобода требует государственной способности, а эта способность даже у народов, стоящих на высокой степени образования, долго ограничивается одними высшими классами, низшие приобретают ее только медленно и постепенно. Вследствие этого последние довольствуются общегражданскою свободою, когда первые стремятся уже к свободе политической. Между общественным сознанием тех и других происходит разрыв, но разрыв неизбежный, ибо он вытекает из самого исторического развития народной жизни. Сетовать на это безрассудно, укорять же высшие классы за то, что они отторглись от народа и заимствовали чужеземные идеалы, значит обвинять их в том, что в них развивается высшее сознание, в силу которого они являются носителями общечеловеческих начал, изменяющих условия народного быта. В этом именно состоит настоящее их призвание и возложенное на них духовное служение обществу.
Конечно, когда дело идет о приложении, нельзя не принять во внимание требований, стремлений и инстинктов народных масс. Они составляют существеннейший элемент государственного строя, и все, что идет им наперекор, не может иметь надежды на прочный успех. Водворяясь в обществе, политическая свобода должна тщательно избегать всего, что может оскорбить народное чувство. Всего менее позволительно пренебрежение к тому, что дорого для масс. Презрение к своему и погоня за чужим служат признаком легкомыслия. Всякий, кто изучал условия политического быта, знает, что самое изящное чужеземное растение не пересаживается по произволу в новую среду: для него нужно приготовить почву; где ее нет, растение быстро погибнет. Но иное дело приложение, иное - идеал. Вполне сознавая всю трудность водворения политической свободы, образованные классы все-таки не могут не видеть в ней высшей цели народного развития, и если они от этого идеала отрекаются и довольствуются идеалом простонародья, то они отказываются именно от того, что ставит их выше масс и что составляет истинное их значение в государстве: они отказываются от умственного развития и от высших духовных потребностей человечества. Государство живет не одними делами рабочих рук и не одними инстинктами масс; ему столь же, если не более, необходим тот духовный элемент, который развивается в среде образованных классов, а этот элемент имеет свои идеальные требования, без которых он всегда остается на низшей ступени развития. К числу этих требований принадлежит идеальное представление свободы, которого нельзя отнять у образованных людей, иначе как низведя их на степень простонародья. Служа всем сердцем своему отечеству и вполне понимая его особенности и насущные его потребности, истинный гражданин никогда не откидывает от себя того высшего сознания общечеловеческих начал, которое одно делает образованного человека вполне человеком и которого присутствие в обществе дает высшую цену самой народной жизни.