Собственность Шерхана
Шрифт:
— Братан, бля буду, это не шутка! Приезжай быстрей!
Я не помню, как вскочил, опрокидывая стул, и на выход рванул.
Все внутри заледенело точно, я себе не позволял думать о плохом, но как, как черт подери, Лиза могла исчезнуть из дома, где двадцать бойцов охраняли периметр?
— Что случилось? — крикнул Чабашев, сбегая следом по ступенькам, — что там с Лизой?
— Только сунься, — рявкнул я, открывая дверь автомобиля, — только сунься и тебе не поздоровится.
Резко газанул с места, оставляя на асфальте темные следы от покрышек.
Гнал, как ни разу
Глава 46
Лиза
Я знала — кричать надо. Попыталась вытолкнуть языком кляп — невозможно. Тот, кто меня тащил грубо так, мало обращал внимания на мои слабые попытки освободиться. А потом я руками потянулась к кляпу, и это, видимо, было последней каплей его терпения.
— На твоём месте я бы хорошо себя вёл, — сказал он и ударил меня снова.
Я успела узнать голос. Не удивилась даже — ждала словно. Мимоходом успела порадоваться, что дочку отдала Заире, пусть меня мучает. Иначе забрал бы и Веру, но она в надёжных руках. Пусть водой поят — главное живая и здоровая.
Потом темно стало, и ушло хриплое чужое дыхание, покачивание в такт ходьбе, тёмные переходы тайного коридора, о котором я и не знала — я, как оказалось, многого не знаю. Слишком многого.
В чувство меня привёл свет, резанувший по глазам, после тёмного перехода его казалось так много. Машина дяди припаркована в незнакомом мне дворе. Меня грубо в багажник бросил, на боль от падения я даже не обратила внимания, от прошлого удара ещё в себя не пришла.
Ехали мы очень быстро. В багажнике холодно, холод этот меня отрезвил и в чувство привёл. Руки не связаны, ощупываю ими все вокруг себя. Попыталась было открыть изнутри, вывалилась бы прям наружу, плевать на возможные увечья. Не смогла. Нащупала фары, попыталась её выбить, чтобы вытащить руку и привлечь внимание водителей на дороге, но тоже не преуспела.
Зато смогла отвязать кляп, который для надёжности вокруг головы вонючей тряпкой обмотан. Выплюнула, вздохнула с облегчением — маленькая, но победа. Кричать бесполезно — музыка такая громкая, что почти оглушает.
— Экономь силы, — прошептала я пересохшим после кляпа ртом. — Они пригодятся. Ты же хочешь вернуться к своей девочке, своему мужчине и выйти, наконец, замуж.
Вот как, оказывается, решения принимать нужно — в миг стало понятно, что замуж я не ради дочери хочу, не ради стабильности и прочих благ. Просто хочу, и точка. Чтобы с Имраном рядом быть. И сейчас, ради того, чтобы вернуться к своим любимым людям, я на многое готова. А дядя одного не знает — я выросла. Когда меня последний раз видел, я несмышленышем была, на самостоятельную жизнь неспособным. С тех пор многое изменилось, слишком много воды утекло.
Время в тёмном холодном багажнике автомобиля потеряло всякую значимость — просто бесконечным казалось. Я потеряла ему счёт, и казалось, что едем мы целую вечность. Руки голые, замёрзли совсем, одна радость — платье пушистое.
Однако, когда машина остановилась и багажник
Смотреть по сторонам некогда, дорога каждая секунда, боюсь, второго шанса у меня на побег не будет. Задираю платье и бегу. Наверное, очень красиво было, классическая сбежавшая невеста — снег, много снега, и я в платье белоснежном бегу, от страха и адреналина даже холода не чувствую.
— Стой, сука! — заорал дядя вслед, чем только подстегнул мою скорость.
Но месяцы, что мы не виделись и ему на пользу пошли — он явно меньше пил, вследствие чего и бегал быстрее, чем раньше. Я не смогла убежать. Настиг меня, за платье дёрнул, уронил, сверху навалился. Я лицом в снег упала, он набился и в декольте, и в глаза, и в рот… Вот теперь я чувствую его обжигающий холод, но особого значения это не имеет.
— Шерхан тебя убьёт! — выплевываю я.
— Сколько месяцев уже убивает, — хихикает мерзко дядя. — Кишка тонка.
Волочет меня в домик. Я отбиваюсь, что есть сил, поэтому толком осмотреться не могу, вижу только дощатые заборы, такие же дощатые стены, покосившееся окно. Дверь надсадно скрипит, открываясь. Дядя хрипит, устал бежать, сдерживать моё сопротивление. Наваливается сверху, чтобы не сбежала, открывает люк в полу. Я никогда не бывала в таких частных домиках, но соображаю — погреб. Выбраться оттуда будет ещё сложнее, чем из багажника, понимаю я, делаю рывок из захвата чужих рук.
— Сама напросилась! — кричит дядя и буквально впихивает меня в тёмный провал открытого погреба.
Качусь вниз, ударяюсь, обдираю локти и колени. Трещит, разрываясь, свадебное платье, которое отчасти смягчило падение. Из глаз поневоле текут слезы — к сильной боли привыкнуть невозможно, она любого сломает.
— Сиди там, пока не поумнеешь, — бросает дядя и люк захлопывает.
Я забиваюсь в угол, перевожу дыхание. Прислушиваюсь к мужским шагам наверху. Рано или поздно он ко мне спустится, хотя я, впрочем, скорее бы тут от голода и холода умерла, чем его руки на себе терпеть.
Сначала в погребе совсем темно кажется, потом глаза привыкают, и пары тонких лучей, что падают из щелей сверху, хватает, чтобы немного осмотреться. Полки какие-то, на них пыльные банки. Горами свалена ненужная ветошь. Ларь с картошкой стоит, но она жухлая и проросшая давно — видимо, прошлый урожай, автоматически отмечаю я.
Шаги наверху стихают, потом слышится едва различимый гул двигателя. Уехал. Сразу же бросаюсь к металлической лестнице, поднимаюсь, толкаю люк, что есть сил — заперто. Ожидаемо, но я все равно надеялась на чудо. Обследую потолок. В нем имеются щели, но мысли о том, чтобы его сломать и быть не может — щели идут между стыками двух бетонных плит.