Собственность зверя

Владимирова Анна

Вспоминать было физически больно. Голова взрывалась на каждое шевеление мысли. Последнее, что помнил — адское жжение между лопатками. Я тогда только отошел от перевалочной станции, налегке — хотел просто прогуляться… И все — пропасть. Смутное ощущение подсказывало, что со мной кто-то что-то сделал, но что — непонятно.

Кое-как поднявшись, я побрел в сторону Климптона. Желудок крутило от голода, но охотиться не было сил. Проще добраться до города. Ну как проще… Хорошо, что в Климптоне нет запретов на прогулки в животной

ипостаси, только я старался не светить своей уникальной шкурой.

Доплелся до окраины ночью и с трудом обернулся у первого же открытого бара. Ввалиться здесь голышом куда-либо не было странным — Климптон больше город оборотней, чем людей. Хотя и последних это не смущало. Карты тут не в ходу именно потому, что в зубах их не потаскаешь. Вышибала у входа окинул меня суровым взглядом:

— Шмотку?

— Да, — прохрипел, еле стоя на ногах.

— Арден! — рявкнул он в злачное нутро и кивнул мне следовать за подошедшим парнем. — На счет только пиши.

Парень кивнул, и вскоре я уже шарился в узком тесном шкафу секонд-хэнда. Так уж повелось, что шмотка для вернувшихся из льдов есть в каждом общественном месте — тут это маленький бизнес. Добираешься до дома и отправляешь вещи обратно.

Руки подрагивали, жутко мутило. Когда нашел более-менее подходящее, выполз, сел за барную стойку и заказал еды.

— Что, охота не удалась? — усмехнулся бармен.

— Видимо, удалась.

Только не у меня. Голова болела все сильнее, и еда лишь немного сняла общую слабость, а в целом я остался едва ли не дохлым. Раздумывал возвращаться ли в квартиру недолго. Предпочел отель.

— Номер, — устало выдохнул на ресепшене и приложил отпечаток пальца к сканеру.

— Добрый день, мистер Нолдридж, — улыбнулась мне девушка и протянула ключ.

***

На следующее утро я понял, что дурнота — не единственная и далеко не самая серьезная моя проблема. По телу волнами, пульсируя все сильнее, разливалась боль. Спазмы сбивали дыхание, кожа покрывалась холодным потом, и смутное понимание, что именно происходит, ни черта не радовало.

У меня была ломка. Никогда не употреблял, но имел смутное представление, в основном, благодаря единственному другу, работавшему в больничке. Ему я и позвонил, еле набрав номер дрожащими пальцами.

Юджин примчался через полчаса. Я еле расслышал стук двери и быстрые шаги — так звенело в голове.

— Киан, мать твою! — разнесло тишину номера его возгласом.

— Тише, — зашипел, стискивая голову. — Не ори.

— Ляг…

Я кое-как навел резкость на друге, полулежа на диване. Со смены — глаза красные, светлые волосы торчком и весь пропах кофе и медикаментами.

— Пульс шкалит, — отнял он пальцы от моей артерии и загремел чемоданом. — Я уже Нейла подключил тебя искать.

В Климптоне без связей и знакомств тяжко. Без них искать не будут и в гостиницу к тебе спасать от ломки не прибегут.

—

Сколько прошло? — выдохнул между приливами дурноты. Желудок держался за то, что удалось в него запихнуть, но с каждым вдохом угрожал сдаться.

— Две недели от тебя не слышал ничего. Думал, ушел снова фотографировать. — Юджин пошарился в чемодане, потом перетянул от души руку и всадил иглу. — Но сейчас же бури на пустоши.

Бури… Время бурь я планировал провести дома, передохнуть между вылазками. Точно помню, как забивал холодильник едой, чтобы никуда не выходить и не отрываться от обработки материала.

— Киан, следов инъекций нет. Либо кололи в звериной ипостаси. — Мутным взором я смотрел, как он регулирует колесико капельницы на штативе. — Сейчас полегчает. Но ломка налицо.

Устроив руку на подушке, он осмотрел меня с ног до головы.

— Хрень, — выругался. — Кто ж тебя так?..

— Я не помню ничего, — прохрипел на вдохе, пытаясь сдержать новую волну дурноты.

— Твари. Тебе в больницу надо.

— Я не знаю, кому попался. Но не хочу снова.

— Думаешь, кто-то из прошлого?.. — И он протянул мне воду с каким-то порошком. — Давай, пей все.

— Ведро принеси на всякий, — мрачно глянул на стакан.

После первого глотка с едой все же пришлось расстаться. Я кое-как выпрямился и завалился обратно на подушки.

Спустя час усилиями Юджина мне все же полегчало. Боль почти прошла, осталась только слабость.

— Пожрать организуешь?

— Ага, — и он выбросил пустую банку из-под энергетика. — Мне тоже не помешает.

За окном медленно светало. Когда в номере стихло, а Юджин тихо засопел, скрючившись в кресле, я уставился на снег, бившийся в стекло.

Что-то было не так. Я помнил боль и мучения, темное забытье и чей-то голос. Меня не оставляло ощущение, что надо куда-то бежать. Не валяться тут, а нестись к кому-то, кто нуждается в помощи. Эти чувственные обрывки воспоминаний танцевали на кончике сознания, дразня и нервируя, будто кто щекотал пером.

Но вспомнить так и не вышло. А потом стало неважно.

После детоксикации полегчало — я мог существовать почти нормально. Но боль осталась. Она возвращалась волнами, била по рукам, сбивала дыхание и опускала на колени, застилая взгляд кровавой пеленой.

Юджин все же уложил меня в больницу через неделю после моего возвращения. Арендованное шмотье пришлось сменить на пижаму. Ему даже удалось снизить боль до приемлемой и поддающейся обезболиванию. Но на этом успехи закончились.

Я вышел из больницы с рецептом на сильнодействующие таблетки. И, наконец, направился домой…

…Квартира встретила настороженной тишиной. А потом робким:

— Боже, мистер Адам…

Из кухни выглянула миссис Вон — моя уборщица.

— Ваш друг приходил, Юджин, оставил мне записку, что вы в больнице. Что с вами?