Сочинения в 3 томах. Том 2: Хрустальная пробка. Золотой треугольник. Виктор из светской бригады. Зубы тигра
Шрифт:
Одним прыжком Прасвилль пересек им дорогу.
— Куда вы?
— Мне кажется, друг мой, что разговор окончен. Раз вы утверждаете, что президент республики сочтет этот знаменитый список 27-ми настоящим…
— Останьтесь, — сказал Прасвилль. Он повернул ключ в двери и принялся ходить по комнате, опустив голову, с руками за спиной.
Люпен, не произнесший ни слова в продолжение всей этой сцены, сознательно отошедший на задний план, между тем говорил себе:
«Сколько ломанья. Сколько притворства. Господин Прасвилль не из породы орлов, но не откажется же он отомстить
В этот момент Прасвилль открыл дверь, ведущую в комнату его личного секретаря. Громким голосом он отдал приказание:
— Господин Лартиг, телефонируйте в Елисейский Дворец, что я прошу аудиенции для сообщения необычайно важного известия.
Закрыв дверь, он вернулся к Клариссе и сказал ей:
— Во всяком случае мое вмешательство ограничится только передачей вашего предложения.
— Раз оно будет передано — оно будет и принято.
Наступило долгое молчание. Лицо Клариссы сияло такой глубокой радостью, что Прасвилль был поражен и смотрел на нее с нескрываемым любопытством. Какая романтическая история скрывалась за просьбой Клариссы о спасении Жильбера и Вошери? Какая связь существует между нею и этими двумя людьми? Какая драма разыгралась между ними? Да и Добрек, должно быть, здесь замешан.
«Ладно, — думал про себя Люпен. — Сколько ни ломай себе головы, не придумаешь. Конечно, если б мы просили об одном Жильбере, как собиралась Кларисса, ты бы, может, и раскрыл тайну. Но Вошери, этот скотина Вошери… Конечно, какая связь может быть между ним и госпожой Мержи? Ах, черт побери. Теперь настала моя очередь. Следят за мной… Мысленный взор обращен на меня. «А этот господин Николь что еще за птица? Почему он предан душой и телом Клариссе Мержи? Какова его настоящая сущность? Напрасно я не разузнал о нем… Надо будет посмотреть… сбросить с него маску. Ведь в конце концов так стараться можно только, когда сам заинтересован в деле. Во имя чего ему спасать Жильбера и Вошери? Почему?»
Но в это время явился секретарь Прасвилля и сообщил, что ему будет дана аудиенция через час.
— Хорошо, благодарю. Оставьте нас, — сказал Прасвилль и возобновил прерванный разговор уже без всяких недомолвок, напрямик. — Думаю, что мы сойдемся. Но раньше чем выполнить взятую на себя обязанность, мне нужны более подробные, более точные сведения. Где был спрятан список?
— В хрустальной пробке, как мы и предполагали, — ответила госпожа Мержи.
— А хрустальная пробка?
— В комнате Добрека, в его доме возле сквера Ламартина, на письменном столе, в предмете, за которым он вернулся к себе и который я отобрала у него вчера в воскресенье.
— И это было?
— Не что иное как пачка мэриландского табаку, которая валялась прямо на столе.
Прасвилль как будто окаменел. По своей наивности он прошептал:
— Ах, если б я знал! Она была у меня в руках раз десять. Вот глупо.
— Что за важность, — проговорила Кларисса. — Главное, что бумага все же нашлась.
Прасвилль сделал гримасу, которая показывала, что находка была
— Итак, список у вас?
— Да.
— Здесь!
— Да.
— Покажите его мне.
Так как Кларисса колебалась, то он сказал:
— Ох, пожалуйста, не беспокойтесь. Список ваш, и я вам его верну. Но вы же должны понять сами, что я ничего не могу предпринять, пока сам не уверюсь в его достоверности.
Кларисса бросила на Николя взгляд, перехваченный Прасвиллем, и произнесла:
— Пожалуйста.
Тот схватил листок, с некоторым волнением осмотрел его и почти сейчас же сказал:
— Да, да, я узнаю почерк кассира. И подписано Председателем Общества. Красная подпись. Вообще, у меня имеются и другие доказательства, как, например, кусочек бумаги, оторванный от верхнего угла листочка.
Он открыл свой несгораемый шкаф и достал из особой шкатулки маленький кусочек бумаги, который и поднес к левому верхнему углу бумаги.
— Она самая, оба оторванных края сходятся. Неопровержимое доказательство. Теперь остается только проверить качество папиросной бумаги.
Кларисса сияла от радости. Никогда нельзя было и поверить, что самые ужасные страдания раздирали ее душу в течение долгих недель.
В то время как Прасвилль рассматривал на свет кусок бумаги, Кларисса сказала Люпену:
— Потребуйте, чтобы Жильбера предупредили сегодня же вечером. Он, должно быть, так страдает.
— Хорошо, — ответил Люпен. — Вообще вы можете отправиться к его адвокату и известить его.
Она продолжала:
— И потом я завтра же хочу увидеть Жильбера, чтобы ни подумал Прасвилль.
— Ну, конечно, но раньше надо выиграть дело в Елисейском Дворце.
— Это не представит никаких затруднений для него, надеюсь.
— О нет. Вы же видите, как быстро он согласился.
Прасвилль между тем продолжал расследование с помощью лупы. Он сравнивал листок с имевшимся у него обрывком бумаги, затем достал из шкатулки один из почтовых листков и стал рассматривать его на свет.
— Вот теперь мое мнение окончательно составилось. Простите меня, дорогой друг, дело чрезвычайно щекотливое. Я прошел через несколько стадий… ведь я несколько сомневался… и не без оснований…
— Что вы хотите сказать? — пробормотала Кларисса.
— Одну минуту… Я должен отдать распоряжение.
Он позвал секретаря:
— Немедленно телефонируйте в президиум, что я прошу извинения, но по причинам, которые сообщу самолично, от аудиенции отказываюсь.
Он закрыл дверь и вернулся к своему столу.
Кларисса и Люпен, ничего не понимая, стояли как громом пораженные этой внезапной переменой. С ума он сошел? Или это была хитрость? Нежелание сдержать слова, раз он уже владел документом?
Прасвилль протянул бумагу Клариссе.
— Можете получить ее.
— Как?
— И отдать его Добреку.
— Добреку?
— А то бросьте в огонь.
— Что вы такое говорите?
— Я говорю, что на вашем месте я бы сжег этот листок.
— Но это же безрассудно!
— Наоборот, очень разумно.