Сочинения в двенадцати томах. Том 1

Тарле Евгений Викторович

Вскоре после бескровной встречи с драгунами О’Бриен собрал совет. На этом совете было высказано мнение такого рода. Необходимо теперь же объявить навсегда свободными от уплаты аренды лендлордам тех крестьян, которые примкнут к восстанию; имения же лендлордов, которые воспротивятся восстанию, должны быть конфискованы и доходы с них пойти на военные нужды инсургентов. О’Бриен провалил это мнение, ибо он всегда противился подобным мерам относительно собственности.

Некоторые думали, что это — единственное средство разом привлечь все крестьянство, что иначе ничем вся попытка не окончится. О’Бриен настоял на своем, и с этого момента всякая надежда на успех исчезла среди людей, разделявших взгляды Лэлора. Инициаторы решили разделиться и отправиться для одновременного поднятия населения в соседние деревни.

Между тем дублинские клубы также оказались захваченными совершенно врасплох. Решено было двумстам членам клубов по частям выйти из Дублина и усилить отряд О’Бриена, а другим оставаться в столице и, когда гарнизон ее уменьшится вследствие необходимости преследовать инсургентов в стране, захватить Дублин в свои руки. О’Рилли, один из деятельнейших «молодых ирландцев», хлопотал над осуществлением этого плана вместе с юристом Барри, давно уже участвовавшим в политической жизни клубов. Все шло хорошо, но как раз накануне экспедиции из Дублина О’Рилли, к своему изумлению, был уведомлен, что у его товарища по делу, Барри, есть один недостаток: он — английский шпион. Любопытно, что об этом обстоятельстве подозревали довольно давно, но забыли предупредить О’Рилли. Произошло смятение между теми 200 лицами, которые собирались присоединиться немедленно к О’Бриену. Так как Барри все знал, то они боялись

попасть в западню, и в конце концов их экспедиция не состоялась. В Лимерике дело пошло несколько удачнее для инсургентов, но сноситься с О’Бриеном становилось все труднее, вследствие непрерывных арестов и захватов посылаемых людей с известиями. Лагерь инсургентов расположился недалеко от Лимерика, ночью освещался кострами и войска к нему не приближались. Инсургенты перехватывали где могли почту, обезоруживали сопровождавших ее людей, рассылали эмиссаров по деревням с целью призыва новых сил в свой лагерь. Но вербовка шла туго, ибо крестьяне прямо отвечали, что если О’Бриен не может их прокормить и не хочет насильственного отнятия чьей бы то ни было собственности, то они не пойдут, а будут сами добывать себе пищу. Администрация между тем тревожилась весьма сильно и спешно защищала все подступы к более значительным пунктам, где можно было ожидать нападенья неприятеля. Но слабость инсургентов не могла не обнаружиться очень скоро: они никак не могли начать наступательных действий. В Баллингэри наконец произошло столкновение… Правительственный отряд встретил здесь баррикады, сооруженные инсургентами, которыми тут предводительствовал сам О’Бриен. Сначала английский отряд бежал и спрятался в большом двухэтажном доме на дороге; недисциплинированные крестьяне-инсургенты, вопреки планам О’Бриена, с криком бросились к этому строению. Их еле удалось удержать. Взять в плен укрывшихся было очень трудно без артиллерийских орудий, которых у О’Бриена совершенно не было. Решили было принудить их к сдаче посредством дыма, как это делал генерал Пелисье во время борьбы с алжирскими арабами, прятавшимися в пещерах. Сидевшие в доме начали переговоры: О’Бриен требовал у них прежде всего выдачи оружия. Во время переговоров осаждавшие неосторожно расположились около окон, и неожиданно из дома грянул залп, за ним другой. Крестьяне бросились бежать, О’Бриена его друзья всеми силами старались увести ввиду невозможности что-либо сделать; убитые и раненые почти только одни и оставались около дома. О’Бриен явно стремился попасть под пулю, но это не удалось. Присоединившись к толпе крестьян, он увидел, что священник убеждает их разойтись немедленно по домам. О’Бриен стал спорить, его никто не слушал. Пришел другой полицейский отряд и продолжал перестрелку. Вся совершенно отчаянная храбрость О’Бриена, изумившая даже англичан, была вполне бесплодна при окружавших условиях. И он, и его друзья убедились при Баллингэри, что те самые люди, которые с риском быть немедленно убитыми или впоследствии повешенными, совершали по всей стране бесчисленные аграрные нападения, тут же не хотят сражаться, не знают зачем сражаться, смотрят угрюмо, слушают рассеянно, повинуются священнику, что так делает большинство. И с отчаянием «Молодая Ирландия» говорила, что голодных людей нельзя вести в битву, что без запасов, без провианта, без обоза нельзя ничего сделать. Вечером вожди под проливным дождем бежали, преследуемые неприятелем. Мак-Мэнэс был арестован спустя несколько дней после проигранного дела, Мигир и другие попали в руки полиции также очень скоро, потому что вся страна кишела солдатами и полицейскими чинами, искавшими предводителей восстания. Спустя неделю около станции железной дороги, в поле, был узнан и арестован О’Бриен.

«Они скверные подданные, а как бунтовщики — еще хуже», — сострил в те дни один старичок, следивший за происшествиями. Многие не могли простить О’Бриену его внезапной попытки. Они были того мнения, что в марте 1848 г. восстание удалось бы или по крайней мере имело бы больше шансов, потому что под влиянием европейских событий, оживления чартизма в Англии, довольно сочувственного отношения католического духовенства революционеры имели под собой серьезную почву, даже без особой подготовленности чисто военной, технической. Если бы, пропустив этот момент, они отложили восстание на осень и зрело подготовились, то тоже, может быть, были бы известные шансы. Но затевать дело ни весной, ни осенью, а среди лета, когда боевого настроения в народе и (после парижских июньских дней) сочувственного отношения в духовенстве уже нет, а подготовки еще нет, значило идти на верную гибель. Лица, порицавшие О’Бриена, говорили, что делать внезапные сюрпризы в таком деле совсем непозволительно и не оправдывается никакими соображениями. Указывали, что не было все время денег, а между тем (но уже после поражения при Баллингэри) из Америки прибыли десять тысяч фунтов стерлингов, отосланные в Ирландию со всей поспешностью, едва лишь пришла весть о внезапном решении О’Бриена. Клубы тоже, захваченные врасплох, не успели мобилизовать своих сил: значит, были и деньги, и люди, но внезапность дела помешала использовать то и другое. Далее, указывали и на нежелание О’Бриена привлечь крестьян обещанием перемен в аграрном строе, на равнодушие крестьян к чисто политическим вопросам, на незнание крестьянства. Критики и горечи было много. И прежде всего, основываясь на мнении, что для успешной войны нужен как энтузиазм, так и обоз, упрекали О’Бриена, что он бросился в борьбу, надеясь на людей, у которых не было в данный момент ни того, ни другого.

Начались политические процессы и осуждения. Процесс О’Бриена длился девять дней и закончился 9 октября (1848 г.). До суда все время он сидел в строжайшем заключении; судоговорение происходило в Клонмэле. Подсудимый ничего не отрицал из тех фактов, которые происходили за короткий период восстания. Его обвиняли в наиболее тяжкой форме государственной измены; член английского парламента, потомок одной из царствовавших некогда в Ирландии династий, человек, снискавший себе общее уважение среди самых различных ирландских партий, он привлекал к себе особенное внимание. Во время процесса обвинение утверждало, что именно влияние французской февральской революции могущественно содействовало тому, что О’Бриен примкнул к партии решительного переворота; защита этого пункта не оспаривала. Дело защиты на той почве, на которой велся процесс вообще, было совершенно безнадежное. О’Бриен держался все время вполне спокойно и столь же спокойно выслушал обвинительный приговор присяжных. Председатель суда лорд Блэкборн предложил ему воспользоваться обычным правом заявить, что он находит нужным в своих интересах, перед постановлением приговора о наказании. О’Бриен встал и сказал громким голосом: «Милорды, я не намерен входить в какое-либо отстаивание своего поведения, как бы мне ни хотелось воспользоваться случаем сделать это. Я вполне удовлетворен сознанием, что я исполнил свой долг по отношению к моей стране, что я сделал только то, что, по моему мнению, входило в обязанности каждого ирландца. И я теперь готов перенести последствия того, что я исполнил свой долг по отношению к родине. Приступайте теперь к вашему приговору». Тогда председатель, обращаясь к прочтению приговора, сказал, что ввиду просьбы обвинивших подсудимого присяжных заседателей суд сообщит вице-королю о ходатайстве присяжных в пользу смягчения наказания. Вместе с тем лорд Блэкборн изъявил горестное сожаление об отсутствии всякого раскаяния у подсудимого. «О, если бы вы посмотрели на ваше преступление, как смотрит на него каждое разумное существо; если бы вы почувствовали и сознали, что оно на самом деле в основе столь же противно интересам человечества, наставлениям и духу исповедуемой нами божественной религии, насколько и враждебно положительному закону, тому закону, насилие над которым сопровождается теперь потерей вашей жизни. Те немногие слова, с которыми вы обратились к суду, не позволяют мне — говорю это с величайшей грустью — распространяться дальше об этом предмете. Теперь только остается суду произнести смертный приговор. Этот приговор состоит в том, что вы, Вильям Смит О’Бриен, будете взяты отсюда и отведены в место, откуда вы пришли, оттуда отвезены на плетенке к месту казни, и там будете повешены за шею, пока вы не умрете, затем ваша голова будет отделена от туловища, а туловище разделено на четыре части для того, чтобы о этими частями было поступлено, как сочтет за благо ее величество».

Спустя несколько дней смертный приговор постиг Мак-Манэса, О’Донога, Мигира. Впоследствии участь осужденных была смягчена, несмотря на энергичные их протесты против этого смягчения; они были сосланы в каторжные работы в Австралию. Отчаянная попытка Лэлора начать восстание уже после разгрома и ареста «Молодой Ирландии» окончилась убийством одного из полисменов и одного из инсургентов. Мрачный всюду конец 1848 г. был тяжел в Ирландии. «Что касается служения Ирландии, — писал Лэлор Чарльзу Даффи, когда уже все было потеряно, — то от служения Ирландии, какова она есть, я отказываюсь. Гробовая крышка захлопнулась над последней надеждой нынешнего поколения».

Одни плыли в Австралию, закованные в ручные и ножные кандалы; другие сидели в тюрьмах, третьи находили и для себя место на эмигрантских пароходах, увозивших в Америку целыми десятками тысяч в течение всего 1848 г. ирландских крестьян. Страница, которую «Молодая Ирландия» вписывала в историю своей земли, была закончена.

Один из самых влиятельных органов («Edinburgh Review») не мог воздержаться от восторга перед деятельностью вице-короля, лорда Кларедона: «Вместо того, чтобы агитация сокрушила правительство, само правительство, при аплодисментах всей империи, с триумфом сокрушило агитацию».

Впечатление легкости и полноты победы было чревато последствиями, ибо соединялось с почти презрительным отношением к побежденным. Это чувство держалось довольно долго, не даром же такой знаток Англии, как Монтескье, сказал об англичанах, что они не любят отрешаться от чувства презрения («ils ne reviennent pas du m'epris» [52] ). Поэтому и пробуждение Ирландии оказалось для Англии в 60-х годах таким болезненным. Но в эпоху разгрома «Молодой Ирландии» не только англичане, а и враги их, еще не представляли себе, какую новую форму борьбы выберет то поколение, которое в годы голода и восстания только выходило из детского возраста.

52

Montesquieu. Oeuvres. Paris, 1838, стр. 631. Notes sur l’Angleterre.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ [53]

1

Крушение революционных попыток 1848 г. в связи с все усиливавшейся эмиграцией, в связи с все растущей смертностью создало в Ирландии 50-х годов глубокую общественную реакцию. Апатия, владевшая страной в 50-х годах до выступления фенианства, носила гораздо более злокачественный, так сказать, характер, нежели, например, некоторая общественная реакция, наблюдавшаяся в Ирландии впоследствии, в 70-х годах, до Парнеля, или в 90-х, после смерти Парнеля. За это десятилетие (1849–1859 гг.) политический пессимизм приводил одних к полному, безнадежному равнодушию, других — к отчаянию. На почве этой общественной реакции оказалась тщетной единственная сделанная за эти печальные годы попытка опять возобновить борьбу за лучшее будущее голодающего народа. Эта попытка была сделала эпигонами разгромленной в 1848 г. «Молодой Ирландии», и отметить ее в нескольких словах следует хотя бы потому, что ее полная неудача также была одним из психологических моментов, на время отвративших ирландскую молодежь от всяких попыток конституционной, легальной борьбы и толкнувших впоследствии многих на путь фенианской деятельности.

53

Кроме уже указанной в примечаниях к главам первой части общей исторической литературы по Ирландии, см. еще следующее: 1) O’Leary J. Recollections of fenians and fenianism, vol. I–II. London, 1896. 2 vol.; 2) Morley. The life of Gladstone, vol. 2–3; 3) O’Brien R. 13. The life of Charles Stewart Parnell, vol. I–II. London, 1899; 4) Annual Register за годы 1866–1869; 5) MacCarthy J. History of our own times, vol. II–IV. London, 1900; 6) Lefevre G. S. P. Irish members and English gaolers. London, 1889; 7) Bagenal Ph. The American Irish and their influence on Irish politics. London, 1882; 8) Wiss. Das irische Landgesetz von 1881; 9) Becker В. H. Disturbed Ireland. London, 1881; 10) Dillon. The Truth about the Mitchelstown massacre. London, 1887; 11) Butt J. Irelands appeal for amnesty. London, 1870; 12) Leadam. The case against coercion. London, 1887; 13) Fox. Why Ireland wants home rule; 14) Davitt M. The fall of the Feudalism in Ireland, London, 1903; 15) Ferre E. L’Irlande, la crise agraire et politique, ses causes, ses dangers, sa solution. Paris, 1887.

Мы старались в этой части дать возможно более краткий очерк деятельности Парнеля, ввиду того что названному деятелю уже была посвящена нами особая статья (см. наст, том, стр. 37—118.— Ред.).

Отчеты о процессах фениев см. особенно Annual Register за 1865 и 1867 гг. О революционной деятельности 80-х годов дает любопытные (хотя местами несколько сбивчивые) указания Tynan P. J. The Irish national invincibles and their times. London, 1896.

Вот в чем эта попытка заключалась.

Даффи, Кроуфорд, Лэкэс, Мур и другие решили воспользоваться всегда существовавшими в разных частях Ирландии течениями в пользу аграрной реформы и основали в 1852 г. «Лигу юга и севера», которая имела целью добиться у парламента серьезных перемен в области арендных отношений. Конечно, ввиду упадка настроения под влиянием обидных воспоминаний о 1848 г., ввиду страшного опустошения страны после голода и непрерывно шедшей эмиграции эта лига надеялась главным образом на мирные средства и на парламентскую деятельность. Эпигоны «Молодой Ирландии» видели в этом не отказ от былых своих взглядов, высказанных в эпоху борьбы с О’Коннелем, а обусловливаемое временными обстоятельствами обращение к такому средству, которое отвергалось ими и прежде только в качестве исключительного, каким оно должно было быть по воззрениям О’Коннеля. Установление более выгодных для арендаторов условий земельного держания, большая определенность и большая длительность сроков аренды, обеспечение арендатора от произвола лендлорда, признание за арендатором прав на возмещение расходов по улучшениям в хозяйстве, произведенных им на земле лендлорда (в случае если лендлорд выселит его с занимаемого участка), — таковы были главные домогательства новообразованной лиги. Между прочим, лига агитировала в пользу учреждения в каждом округе особой ассоциации фермеров и сочувствующих им лиц, чтобы путем морального давления, угрозой общественной опалы и отлучения (слово «бойкот» еще не существовало) препятствовать кому бы то ни было селиться на участке, откуда несправедливо, был выгнан прежний арендатор. Католическое духовенство, после поражения революционеров более чем когда-либо приверженное идее повиновения английскому правительству, провалило эту лигу в простом народе, а всякие расчеты на борьбу в парламенте пришлось оставить, после того как двое из самых способных и многообещавших ирландских депутатов — Киг и Сэдлайер — оказались сознательными обманщиками, политическими авантюристами, которые по соображениям личной карьеры изменили делу борьбы за аграрную реформу и соединились с правительством и поддерживаемыми им в данном случае католическими епископами, видевшими в Даффи и его друзьях опасных демагогов. Киг и Сэдлайер внесли глубокую деморализацию в ряды парламентской ирландской партии 50-х годов и окончательно свели к нулю эту и без того слишком слабую группу. Даффи уехал вовсе из Ирландии и на долгие годы в Австралию, не возвращался более к политической деятельности на родине.

Глухая, перемежающаяся изредка крупными аграрными преступлениями борьба арендаторов против лендлордов шла, правда, и в эту мертвенную эпоху общественной усталости и реакции 50-х годов, но только к концу их Ирландию разбудило фенианское движение, которому суждено было вписать не одну кровавую страницу в историю англо-ирландских отношений.

2

В «Воспоминаниях» фения О’Лири, служащих до сих пор одним из лучших источников для первоначальной истории фенианства, мы находим целый ряд данных, которые позволяют нам восстановить процесс возникновения этого движения.