Сочинения в двенадцати томах. Том 1
Шрифт:
Закрепощение было окончательно приведено в систему в знаменитом Tripartitum — уложении, составленном королевским протонотариусом Стефаном Вербецци. Это уложение было обсуждено и принято законодательным собранием и утверждено королем Владиславом. Tripartitum, говорит Бидерман, нанесло смертельный удар национальному существованию венгерских руссин, а, по признанию сербских историков Бранковича и Раича, появление этого уложения имело те же последствия по отношению к венгерским сербам. Главной причиной популярности и быстрого распространения Tripartitum были некоторые характеристические его особенности. Tripartitum выделяет из населения Венгерского королевства собственно нацию, под которой понимаются исключительно дворяне, от остальных классов (Plebejn, как они там названы). Что касается до руссин, то знатнейшие из них вошли в состав дворянства, остальная масса разделила участь венгерских крестьян, т. е. была обращена в безгласных и бесправных крепостных людей. Пастухам же руссинским оставалось либо выселиться из страны, либо сделаться крепостными дворян, к которым уже перешла в это время лично принадлежавшая прежде королю выгонная земля, и образовать по примеру своих собратьев «крестьянские общины». Впрочем, они продолжали пользоваться одним преимуществом, которого не было у закрепощенных в это время членов оседлых скультециальных общин, именно — они удержали за собой свой особый автономный суд (конечно, по специальным делам своего сословия); эти суды — Hirtengedinge — держались довольно долго: еще в 1733 г. руссинские пастухи творили свой суд в Попраде [47] ; Hirtengedinge обладали также и некоторой долей полицейской власти.
47
Bidermann. Цит. соч., стр. 99. Gedenkenbuch d. Stadt Kniesen.
Итак, все руссинские вольности и привилегии исчезли и были позабыты, так же как и остаток свободы, которой пользовалось прежде и остальное крестьянство Венгрии. Что касается специальной роли Tripartitum в деле закрепощения крестьян, то мне кажется, что творение Вербецци сделало в истории венгерского крестьянства то же, что сделали Bauernordnungen XVI и XVII вв. в Германии, т. е. осуществило (вместе с декретом 1514 г.) и окончательно кодифицировало
48
Tripartitum, partis III, titulus 25: De villanorum quos jobbagyones, etc., § 1, 2, 3, 4, 5, 6 и сл. (Corpus juris hungarici, t. 2).
«Со стонами и слезами» [49] обрабатывал крестьянин поле своего господина; возрастающая роскошь магнатов и вообще владельческого класса страшным бременем ложилась на единственного производителя-земледельца; даже мелкие поместья исчезали, так как в те времена имущество далеко не было обеспечено от любостяжательных и всемогущих магнатов; все более и более распространявшаяся подкупность и угодливость судей и администраторов немедленно легализировали всякое правонарушение, раз оно было учинено богатым и знатным магнатом или прелатом. Ввиду этого мелкие землевладельцы старались избавиться от своих участков путем продажи и переезжали в города, иные закладывали поместья и с полученными деньгами являлись ко двору. Насколько можно судить по отрывочным сведениям, земля сильно упала в цене, а предметы первой необходимости повысились. Так, например, четверть овса стоила в 90-х годах XV в. всего 5 пфенингов серебром, а в 1526 г. уже 25 пфенингов серебром. При таком страшно быстром возрастании цен на предметы первой необходимости понятны и бесчисленные случаи насильственного удержания крестьян на земле, когда еще существовало право свободного перехода, и истинный, характер постановлений 1514 г., которые были разом и уголовным наказанием, и экономическими мерами. Ясно, что не мог помещик испугаться штрафа в 25 марок серебром, положенного за незаконное удержание крестьян, потому что очутиться летом без рабочих рук для него значило не 25 марками поплатиться, а остаться на зиму без хлеба и денег; ясно и то, что закрепощение — glebae adscriptio — есть первое мероприятие, за которое ухватились законодатели офенского рейхстага, поставленные судьбой в редко благоприятное двойное положение: карателей крестьянского сословия и eo ipso устроителей благосостояния того класса, к которому сами принадлежали. А Стефан Вербецци сообщил всему делу внешний колорит непререкаемой юридической правоты и тем увенчал здание, постройка которого началась за много лет до него и которому суждено было просуществовать еще больше в будущем.
49
Fessler I. А. Цит. соч., т. V. Verfall der Landescultur, стр. 193.
3
Итак, лишенное всех гражданских прав крестьянство, прежние свободные и полусвободные члены которого были теперь уравнены общим рабством, перестало даже считаться частью народа [50] . Права были отняты все; что же касается до обязанностей, то в эту пору на крестьянство была возложена новая тяжелая повинность, стоявшая в тесной связи с изменившейся системой ополчения. До того времени (т. е. до 1526 г.) крестьяне если поступали в ряды войска, то только как принадлежность помещика (Zugeh"or), обязанного пожертвовать для отечества в минуту необходимости частью своего имущества, значит, в том числе и частью крестьян; но последним не вменялось в личную обязанность являться к набору в определенный срок и записываться в ряды защитников государства и самобытного существования нации, членами которой закон их не признавал. Теперь же, через 12 лет после того, как крестьяне и их потомки торжественно были осуждены на вечное рабство, ракоцский рейхстаг призвал крестьян как сословие к непременному отбыванию военной службы [51] . Конечно, люди эти не могли чувствовать любви к родине, бывшей для них, по выражению Горвата, мачехой, и страшное могачское поражение между многим прочим объясняется и апатией, проявленной большинством венгерской армии в трудную минуту для безжалостного к этому большинству государства. Крестьяне, подавленные непосильными тяготами, которые возлагали на них Grundherr’ы и правительство, не увидели перемены в своем положении до самого царствования Марии-Терезии. Я попытаюсь в этой главе сначала указать на те незначительные по своим следствиям события, которые имели место в этот период в истории венгерского крестьянства, а затем на некоторые проявления протеста короны против помещичьих насилий, протеста, отличавшего Габсбургов, начиная с первого же представителя их на престоле, — св. Стефана.
50
Tripartitum, partis II, titulus 4: Nomine et appellatio ne populi hoc in loco intellige solummodo: Praelatos, Barones et. alios Magnates atque quoslibet Nobiles, sed non ignobiles.
51
Ludovici II Regis Decret. VII, Campi R'acos A. 1526, art. 10: Rustici universi per singula capita parati esse debeant et si extrema necessitas postulaverit ac Majestas regia mandaverit per singula capita. Vel si Majestas sua voluerit quinta eorum pars bene armata insurgere et ad loca per Majestatem suam deputanda convenire debeant et teneantur. Per singula tamen capita rustici non leventur, nisi in extrema necessitate.
Из частичных вспышек, происходивших в указанную эпоху, заслуживает упоминовения одна, случившаяся в 1572 г. В самом конце этого года к императору Максимилиану явились ходоки от крестьян поместий Самчедвары и Стубицы [52] , принадлежавших одному из знатнейших магнатов Славонии, Францу Таги (Franz Tahy). Они принесли императору самые горькие жалобы на насилия, которые терпят от своего господина. Максимилиан послал для более близкого расследования дела и удовлетворения обиженных крестьян веспримского епископа Стефана Фейеркови и еще несколько доверенных лиц. Уполномоченные прибыли как раз к тому времени, когда Landst"ande собрались в Аграме, и, вместо того, чтобы самим отправиться в имения Таги и на месте собрать требуемые сведения, императорские посланные велели вызвать в Аграм крестьян, приносивших жалобу императору. Когда те явились, им было прочитано наставление об обязанностях по отношению к помещику и в заключение приказано было от имени императора подчиняться и повиноваться помещику (Unterwerfung und gehorsam). Крестьяне после этого подали письменное заявление, в котором объясняли, что их жалобы уже давно рассмотрены императором, найдены основательными и что уполномоченным нужно только привести в исполнение приговор, а не рассматривать дела вновь по существу, что поэтому они, крестьяне, Франца Таги своим господином не признают и ни ему, ни его потомкам повиноваться не намерены, но охотно подчинятся во всем воле монарха или того, кто будет им назначен. Но тут все дело перешло почему-то в число очередных вопросов, которые должны были рассматриваться собравшимися Landst"ande. Ясно, что ничего хорошего не могли ожидать крестьяне от собрания, находившегося под влиянием могущественного Таги: жалобщики были объявлены государственными изменниками и поставлены вне покровительства законов. Такое решение довело крестьян до совершенного отчаяния и толкнуло их на ряд поступков, от которых они до того были очень далеки. Самчедварцы принялись возбуждать окрестные деревни к возмущению против дворян, и через несколько недель все крестьянское население между реками Кульпой и Савой присоединилось к восстанию; соседние деревни в Крайне также приняли в нем участие. Предводителем был избран Матвей Губек, известный всем за ярого ненавистника знати. Целый месяц этот «крестьянский король» (Bauernk"onig) опустошал страну с обычной в таких случаях жестокостью, но отсутствие выдержки и дисциплины погубило и на этот раз крестьянское дело: в решительный момент во время кровопролитного сражения восставшие дрогнули и побежали. Победители преследовали их и взяли в плен и замучили Губека не менее варварски, чем Георга Доцу за 58 лет перед тем. Во всем этом происшествии характерно как знамение времени поведение Landst"ande. Эти провинциальные земские собрания чувствовали себя в те времена достаточно сильными, чтобы при всяком удобном случае противодействовать короне в ее стремлениях хотя сколько-нибудь, хоть паллиативно, облегчить участь крестьян. В данных обстоятельствах Landst"ande произвольно подвели под свою компетенцию дело предпринятой лично императором правительственной ревизии, постановили по этому делу решение, очевидно, прямо противоречившее вероятным поступкам императора в будущем, и этим вызвали сильное народное волнение. Чтобы понять все значение провинциальных собраний, нужно припомнить, что в то время и позже «государственная власть вынуждена была либо ограничивать действие изданных ею же указов в пользу крестьян, либо совершенно отменять их благодаря протестам и энергическому сопротивлению одних только провинциальных земских собраний (Landst"ande), на которых землевладельцы играли видную роль» [53] .
52
Antonii Verant. Epistol. ad Maximil. Reg., Posonii, 23 Februar. 1573; Johan Liszt, Epistol. ad Anton. Verant. Katona, t. XXV, стр. 423. Isthuanffy, Lib. XXIV, стр. 323 и сл. См. Fessler. Цит. соч., т. VII, стр. 151.
53
Лучицкий И. В. История крестьянской реформы в Западной Европе с 1789 г. — «Унив. изв.», Киев, 1880, № 11, стр. 319.
Если принять это в соображение, то ясно станет, что в данном случае поведение Landst"ande было вполне обыденным и ничего особенно неожиданного для современников представлять не могло. Дело крестьян Франца Таги — только одно из частых и ярких проявлений тогдашней силы местных собраний. Что же касается до самого бунта 1573 г., то он, подобно всем современным и аналогичным восстаниям, не был всенародной войной, а лишь борьбой части низшего сословия, а потому
54
Об этой черте крестьянских бунтов см. Stein L. Цит. соч., стр. 153.
Кроме домашних угнетателей и разорителей, крестьяне в это время сильно страдали и от хищнических набегов турок; с целью хотя как-нибудь защитить себя от страшных врагов, крестьяне образовывали даже целые союзы, называвшиеся «paraszt varmegye» [55] ; но, конечно, позволительно усомниться в действительной силе этих союзов там, где нередко оказывались бессильными правильно организованные гарнизоны, обладавшие всем тогдашним вооружением. Итак, положение венгерских крестьян в конце XVI в., когда разразилась пятнадцатилетняя война с турками, можно назвать поистине отчаянным. В этом отношении судьба их не изменилась и в XVII в.; через это столетие, так же как через предыдущее, красной нитью проходит бесконечная борьба Венгрии с Портой — борьба, в течение которой крестьяне не могли себя чувствовать безопасными даже во время коротких перемирий: то, что вырабатывалось за 2 дня в неделю, предоставленные земледельцу для работы на себя, нередко уничтожалось вместе с его жилищем при каком-нибудь нечаянном набеге, всегда сопровождавшемся грабежом и поджогами.
55
Gyarfas S. A paraszt varmegye. Jahresberichte der Geschichtswissenschaft, 1882, Bd. III, стр. 139.
Но, как сказано, такое бедственное состояние земледельческого класса не раз вызывало протест со стороны монархической власти; протесты эти оставались в общем гласом вопиющего в пустыне вследствие положения самих государей, сильно ограниченных во власти вольностями и привилегиями дворянства и обязанных даже в XVIII в. давать клятвенное обещание ни в чем не нарушать исконных венгерских законов. Тем не менее протест время от времени раздавался, и так как это было единственной в то время оппозицией против насилий, чинимых поместным сословием, то мы остановимся на ее проявлениях.
В начало своего царствования император Фердинанд I выразил робкое и скромное желание улучшить обращение землевладельцев с крестьянами. Дворяне, конечно, не хотели о том и слышать, и в 1542 г. Фердинанд в послании к Саросскому дворянскому собранию должен был отказаться от своих намерений [56] и ограничиться лишь приказанием, чтобы чиновники-управители лучше обходились с крестьянами на тех венгерских землях, которые принадлежали ему лично как Grundherr’y. Но этим дело не кончилось. В 1547 г. император предложил [57] рейхстагу возвратить право свободного перехода крестьянам, ссылаясь на то, что все бедствия и поражения, которые понесла в последнее время страна, посланы, по его мнению, самим богом в наказание за угнетение земледельческого сословия. Рейхстаг принял предложение императора, но исполнено оно не было, хотя Фердинанд, внося его на обсуждение, был, очевидно, уверен в том, что закон войдет в силу тотчас по своем утверждении; такое впечатление производит тщательная разработанность этого декрета. К приведенной 26-й статье его прибавлены были еще три; одна из них [58] установляла порядок, которого должен был держаться крестьянин, желающий перейти из одного поместья в другое; он был обязан известить сначала своего будущего хозяина, а затем комитатского судью; двор и дом выселяющегося должны остаться собственностью господина. Следующие два параграфа назначили штраф в 200 флоринов в случае если кто-либо силой станет задерживать желающего выселиться, и приравнивали даже угрозы к насильственному задержанию, полагая для провинившегося в том землевладельца то же наказание, как и для нарушившего предыдущую статью, т. е. штраф в 200 флоринов. Но, как я уже заметил, эти постановления не получили никогда действительной силы и остались таким же пустым звуком, как и выраженное императором за несколько лет перед тем желание прийти на помощь своим несчастным подданным. Вообще Габсбурги всегда желали облегчить участь венгерского крестьянства, но, но мнению Бидермана, не решались произвести насильственного освобождения крестьян, потому что полагали, что дворянство в благодарность за то будет уступчивее по отношению к разным мероприятиям верховной власти, касающимся так или иначе конституции страны. Конечно, никакой благодарности дворяне никогда за это не выказали, а крестьянами завладели понемногу так, что императоры позже, в XVII в., уже не могли иметь к ним прямого касательства, и, по словам историка, «солнце королевской милости никогда уже не освещало крестьянина прямо, но только через призму дворянской скорлупы» [59] . Во второй половине XVII столетия хотел также помочь крестьянству и Леопольд, но к концу правления отступил от своего намерения, не желая вооружать против себя поместное сословие. Для того чтобы получить правильное представление об истинном положении венгерского крестьянства, Леопольд пользовался военными комиссарами (Kriegskommiss"are); но даже он, император Леопольд, человек, проведший всю свою жизнь в борьбе с венгерской знатью, не решился на более действенное участие в судьбах сельского населения, чем только рассылка по Венгрии комиссаров и собирание сведений о положении крестьян. Вообще все бесконечные перипетии борьбы императорской власти с венгерскими магнатами вплоть до самого Сатмарского мира в 1711 г. не имели ровно никакого благотворного влияния на судьбу крестьянства [60] . Впрочем, у Габсбургов чувство жалости к несчастному венгерскому крестьянству нередко встречалось с неприязнью к его религии: крестьянин был угнетен, забит, жил впроголодь, но вместе с тем он был протестант, которого надлежало всяческими мерами возвратить на путь истины; нужно заметить, что второе чувство (неприязнь к религии) обыкновенно оказывалось сильнее первого (жалости). Этим объясняется та непонятная без того верность, с которой крестьяне во время распрей императоров с магнатами всегда становились на сторону последних [61] : религиозные притеснения и преследования заставляли венгерского крестьянина защищать своего жестокого, но единственного господина. В законодательстве Леопольда мы не находим никаких следов, по которым можно было бы заключить о твердом желании настоять на своем; относительно мадьярского крестьянина им не было сделано даже того, что он нашел возможным сделать для собственного австрийского, т. е. не было вменено в обязанность помещику «не обременять барщиной крестьянина и не препятствовать ему заботиться о собственном пропитании» [62] . Итак, между весьма многими другими причинами нерешительность верховной власти по отношению к венгерскому крестьянскому вопросу нужно приписать и тому, что Sugenheim называет близоруким фанатизмом Габсбургов (Kurzsichtiger Fanatismus Habsburgs).
56
Bidermann, Цит. соч… стр. 100, прим. 4.
57
Decret. X Ferdinandi I Imper. et Reg. an. 1547, art. 26: Colonis vetus migrandi libertas restituitur. Cum autem variis exemplis vetustis et recentioribus saepenumero palam innotuerit Dei optimi maximi vindex ira ob peccatum aliquod populi gravius: neque ulla res magis ab aliquot annis florenti quondam Ungariae nocuisse videatur, oppressione colonorum, quorum clamor ascendit jugiter ante conspectum Dei; ad avertendam indignationem summi rerum omnium opificis, ejusdemque benignitatem… Statuerunt unanimiter: ut libertas subditorum miserorum colonorum superioribus annis quacunque ratione illis adempta restituatur. Liceatquc in posterum, nolentibus sub imperio, potestateve alicujus Domini vel nobilis durioris fortassis et severioris vivere, alio commigrare.
58
Там же. art. 27; см. также статьи 28 и 29 того же декрета 1547 г.
59
Слова Бидермана.
60
Sugenheim S. Geschichte der Aufhebung der Leibeigenschaft und H"origkeit. Leipzig, 1861, стр. 392.
61
Там же, стр. 393.
62
См. Wolf A. Geschichte Oesterreich unter Maria-Theresia. Berlin, 1882, стр. 15:…die Obrigkeit soll ihm nicht beschweren und nicht an eigenen Unterhalt und an der Nahrung verhindern.
Карл VI может быть назван провозвестником наступления лучших времен для венгерских крестьян. Он установил фактический контроль над взиманием податей с крестьян; для определения истинной платежной способности населения по деревням были рассылаемы и те Kriegskommiss"are, которыми пользовался еще Леопольд, и новые должностные лица, 10 провинциальных комиссаров, которые обязаны были следить за правильной и равномерной раскладкой податей и в особенности за тем, чтобы повинности по отношению к помещикам не смешивались с общегосударственными [63] . Хотя институт этот был введен с согласия венгерских Landst"ande, однако назначение комиссаров было предоставлено венскому Hofkriegsrat’y: вообще же их можно причислить ко второй группе органов королевской власти (определению, предложенному историком венгерского государственного права — Вирошелем), и к тому именно подразделению этой второй группы, под которое подходит обязанность защищать подданных именем монарха от всевозможных притеснений со стороны землевладельцев королевства [64] . Замечательно также желание Карла, чтобы в вице-графы (vice-gespan) выбирались люди «некорыстолюбивые и не бедные», а потому и независимые [65] . Но, конечно, на практике это желание осталось неисполненным: vice-gespan по-прежнему во всем оставались ставленниками своих избирателей-помещиков; что же касается до их нравственных качеств, то позволительно, разумеется, думать, что и после декрета 1723 г. личная этика vice-gespan была так же далека от идеала, как и до издания этого закона.
63
Caroli VI Imper. et Reg. Decret. II, 1723, art. 63, § 3…: stricteque observandum pariter et id statuunt: ut census dominales cum publicis oneribus non confundantur.
64
Virozsil. Цит. соч., т. III, стр. 72–73; Zu der zweiten Klasse oder Abtheilung k"onnen f"uglich alle jene Abgelegenheiten gez"ahlt werden, bei denen K"onig seine Suverenit"atsrechte der obersten Aufsicht aus"uben kann; dergleichen sind… die Besch"utzung der Unterthanen gegen Bedr"uckung und Missbrauch der grundherrlichen Gewalt… etc.
65
Caroli VI Imper. et Reg. Decretum, 1723, art. 56: De residentia supremorum comitum etc. § 3. Vice comites aliique comitatuum officiales sint de numero Nobilium, possossionali et desintevessati ac Dominos… nullatenus obligati.