Сочинения в двенадцати томах. Том 1

Тарле Евгений Викторович

6

Это положение вследствие продолжающегося кризиса ассигнаций становилось все хуже. «Мы погибли!» — так начинается петиция рабочих к министру внутренних дел от 2 июля 1796 г. [363] Они все продали, что могли, и вскоре их участью будет отчаяние; их семьи погибают, дети просят есть, просят хлеба, а они могут в ответ только плакать. Они молят дать им вспомоществование в размере трехмесячного заработка, чтобы расплатиться с долгами. Они жалуются в общем именно на падение ассигнаций, а не на безработицу: это оттеняется теми словами петиции, где говорится, что некоторые из них даже сидят без работы ввиду отсутствия сырых материалов [364] (не надо забывать, что в противоположность, например, мануфактуре Гобеленов в Бове платилось и в 1796 г., как и раньше, поштучно, а не поденно). Директор и администрация кантона Бове за своими подписями подкрепляют в особых заявлениях петиции рабочих и просят выдавать им часть заработной платы натурой, «хлебом, который они не могут себе достать». Рабочих в это время числилось на мануфактуре 32, причем они должны были содержать в общем 98 «ртов» (bouches) [365] . Всего: 8 — одинокие, 7 должны содержать 2 «рта», 2–3 «рта», 9–4 «рта», 3–5 «ртов», остальные — больше 5 «ртов». Рабочие домогаются, чтобы относительно них было сделано так, как уже сделано относительно рабочих на мануфактуре Гобеленов: чтобы правительство предоставило в распоряжение директора 100 квинталов хлеба и чтобы этот хлеб выдавался определенными рационами рабочим, жалованье которых соответственным образом оставалось бы в казне. Некоторое время правительство действительно решило выдавать каждому рабочему ежедневно определенное число фунтов хлеба, по 1 фунту на каждого члена семьи, но затем состоялось постановление [366] министра внутренних дел выдавать рабочим плату звонкой монетой или соответствующей ценности в размере трех четвертей платы 1790 г., и что кроме того для уплаты долгов, «которые были сделаны рабочими ввиду скромности их прежнего жалованья», каждому рабочему выдать единовременное пособие в размере двухмесячной заработной платы. Так как звонкой монеты все-таки для расплаты с рабочими прислано не было, то отныне (с начала термидора) плата выдавалась в соответствующих количествах mandats с таким расчетом, чтобы каждый рабочий получил за свою работу три четверти платы, какую получал в 1790 г. за эту самую работу, считая эту сумму в металлических франках. В отчете Камусса за термидор, например, мы видим две отдельные графы: в одной записано, сколько выдано каждому рабочему в мандатах, а в другой графе — какому количеству металлических франков выданная сумма соответствует.

363

Нац. арх. О² 858. Пачка: Thermidor, an IV. Copie de la p'etition adress'ee au Ministre de l'Int'erieur par les artistes ouvriers etc. На полях: Commune de Beauvais, D 'epartement de l’Oise, le 14 messidor, an IV.

364

Там же:…plusiers m^eme d’entre nous se trouvant sans ouvrages au d'efaut de mati`eres premi`eres (орфография подлинника).

365

Нац. арх. О² 85S. Пачка: Thermidor, an IV. Etat et d'enombrement des citoyens ouvriers artistes de la manufacture de Tapisseries etc. Составлена Camousse, помечена: le 14 messidor, l’an de la R'epublique francaise (особая графа: Bouche. Nombre).

366

5 thermidor, an IV (т. е. 23 июля 1796 г.), состоялось это постановление министра внутренних дел. Иац. арх. О² 858. Пачка: Thermidor. Le chef de la 4-e Division au citoyen Camousse, directeur de la Manufacture de Beauvais.

Полученные суммы поражают своим ничтожеством, принимая во внимание, что с 1790 г. покупательная сила и металлического франка понизилась, а между тем теперь выдавалось всего три четверти прежней платы. Всего рабочих — 26, из них для 11 сумма не показана, и, конечно, расписок их не имеется (очевидно, они в этом месяце не работали вследствие недостатка материалов); остальные же получили (в металлических франках): 7,₅₆; 7,₅₆; 9,₄₆; 14,₁₈; 14,₆₆; 15,₁₃; 17,₄₅; 18,₉₂; 18,₉₂; 19,₃₈; 26,₄₈; 26,₄₈; 13,₁₃; 35,₃₇; 36,₈₅. Но и это было лучше, чем недавнее положение вещей, и жалобы рабочих стихают.

Конец 1796 г. и 1797 г. — время некоторого оживления работ на мануфактуре: в переписке с министерством постоянно идет речь о покупке сырых материалов, о законченных работах, о необходимости устроить правильный сбыт товаров, вырабатываемых в Бове, через посредство более известной и более посещаемой любителями мануфактуры Гобеленов [367] и т. д. По официальному расчету, сделанному уже во второй половине 1797 г., мануфактура Бове обходится правительству в 21 850 франков в год, и работы на ней идут так успешно, что «в обычное время, т. е. во время мира, предполагая восстановление торговых сношений», мануфактура не только будет окупать издержки, но и даст «более или менее значительную прибыль» [368] . Специальность мануфактуры в Бове определяется как в документах, идущих от администрации фабрики, так и от официальных учреждений министерства внутренних дел: Бове не конкурирует с Гобеленами по красоте и тонкости работы, но продукты Бове «зато имеют преимущество в том, что подходят для большего количества потребителей» по своей относительной дешевизне [369] . По отчетам директора видно, что и плата, получаемая рабочими в конце 1796 г., уже значительно больше, нежели, например, летом: так, за брюмер (т. е. с 22 октября до 20 ноября 1796 г.) рабочие получили в металлических франках следующие суммы: 5 — по 24 франка, 1 — 27 франков, 2 — 30 франков, 1 — 38 франков, 1 — 42 франка, 1 — 45 франков, 1 — 48 франков, 1 — 53 франка, 1 — 55 франков, 1 — 51 франк, 1 — 58 франков, 1 — 56 франков, остальные — от 65 франков и выше (2 — 65 франков, 2 — 66 франков, 1 — 70 франков, 1 — 76 франков, 1 — 80 франков, 1 — 88 франков, 1 — 103 франка). Всего рабочих обозначено 30 человек (но 4 ничего не получили за этот месяц). Конечно, и этого было очень недостаточно, и рабочие, например, зимой 1796/97 г. еще жалуются на дороговизну припасов и просят у министра вспомоществования в виде раздачи им дров и свечей и увеличения платы; но в общем положение их все же не такое отчаянное, как было в 1795 г., и особенно в первые месяцы 1796 г. вследствие кризиса ассигнаций. Цены, указанные за брюмер, повторяются с незначительными отклонениями и в тех отчетах, которые сохранились за следующие месяцы. Да и петиции рабочих, изредка еще попадающиеся среди документов 1797 г., ходатайствуют больше только об ускорении в присылке уже ассигнованных сумм [370] , и эти просьбы — лишь подкрепление аналогичных ходатайств самого директора. Вообще же по всем бумагам, относящимся к 1797 г., ясно, что правительственная мануфактура существовала сравнительно спокойно, обеспеченная выдававшимися суммами из казны и только волнуемая иногда случавшимися задержками в получении сумм да еще некоторыми не удобными для промышленного предприятия свойствами французского бюрократического централизма (в этом смысле любопытна довольно долгая переписка [371] между министром внутренних дел и мануфактурой: следует ли дозволить служащему поехать на мануфактуру Гобеленов, т. е. совершить путешествие продолжительностью в несколько часов, и не лучше ли написать письмо? и т. д.). Это сравнительное спокойствие как будто начинает меняться уже к концу 1797 г., а к началу 1798 г. мы опять слышим мольбу безработных о помощи. 13 января 1798 г. безработные пишут министру внутренних дел о своем беспомощном положении и просят о пособии [372] . Препровождая эту петицию в министерство, директор Камусс в своем письме разъясняет и причину этой безработицы: работы не хватило на всех по причине задержки в получении материалов, что произошло опять-таки вследствие бюрократических проволочек и затруднений, помешавших вовремя послать в Париж необходимого человека. Вместе с тем он присоединяет список безработных, которым, по его мнению, следует выдать пособие. Решено было выдать пособие в размере не выше 30 су в день на человека за все безработные дни. Но положение даже и имеющих работу в начале 1798 г. было нелегкое вследствие задержки в присылке нужных сумм; об этом красноречиво свидетельствует петиция, представленная Директории (за подписью всех 36 рабочих) 17 февраля 1798 г. [373] Они просят выдать плату, которую правительство им должно уже несколько месяцев. Любопытно, что, обращаясь к Директории, рабочие считают долгом соответствующим образом изменить изъявление своих гражданских чувств; в 1790–1791 гг. они говорили в конце петиций о своих чувствах «к нации, к закону и королю» согласно ходячей тогда политической фразеологии (`a la Nation, `a la Loi et au Roi); в 1793 г. они поздравляли Конвент с казнью Людовика XVI; теперь они выражают свои чувства к новой конституции, установившей Директорию. «Тридцать шесть честных трудолюбивых семейств, искренно преданных конституции III года и правительству, обязаны будут его отеческим заботам новой жизнью, счастьем и благосостоянием»; они «будут осыпать вас благословениями признательности» и т. д. и т. д. В таком же роде и другая петиция, поданная спустя короткое время (2 марта 1798 г.) в Директорию и представляющая почти копию первой. В конце этой второй петиции есть еще и фраза, в которой говорится: «Слезы их (рабочих — Е. Т. ) скорби уступят место слезам признательности, и они благословят благодетельных директоров (т. е. членов Директории — Е. Т.), каждый миг которых занят тем, что они делают нацию уважаемой извне, а внутри — всех добрых граждан счастливыми и довольными».

367

См., например, Rapport, pr'esent'e au Ministre de l’Int'erieur (Paris, le 19 thermidor, l’an V). Нац. арх. О² 858. Пачка: Les divers mois de l’an V. Rapport au Ministre de l’Int'erieur, sur une foule de sujets divers.

368

Нац. арх. О² 858. Пачка: Les divers mois de l’an V. Rapport au Minisire de l'int'erieur, № 1865 (4-e Division, Arts et manufactures).

369

Там же:…ils ont en revanche l’avantage de convenir `a un plus grand nombre de consommateurs.

370

Например, просьба рабочих к представителю департамента Уазы в Совет пятисот, чтобы он походатайствовал о скорейшей присылке ассигнованной министром суммы. Нац. арх. О² 858. Пачка: Fructidor, an V. Помечена рукопись: De Beauvais, ce 18 thermidor, an V, de la R'epublique francaise. Les citoyens artistes etc. de Beauvais au citoyen Portier… etc. Или другая просьба рабочих, аналогичная: Нац. арх. О² 859. Пачка: Brumaire, an VI.

371

Всю эту переписку с прошениями, отказами, рапортами и так далее см. в пачке: Flor'eal, an V. Нац. арх. О² 858, а также: Vendemaire, an VI, О² 859.

372

Нац. арх. О² 859. Пачка: Pluvi^ose, an VI. Помечена петиция: De Beauvais, ce 23 niv^ose, an VI del`a R'epublique francaise. Подписана: Les ouvriers sans occupation. Следуют подписи.

373

29 pluvi^ose de l’an VI. Нац. арх. О² 859. Пачка: Germinal, an VI. Au Directoire. На полях: 4-e Division, 17 vent^ose, № 277.

Такие задержки случались нередко; они объясняются, конечно, прежде всего тем тяжелым финансовым состоянием, в котором находилась Директория в это время, хотя вместе с том иной раз нельзя отрицать и бесспорную забывчивость и небрежность министров относительно рабочих. Что касается до рынка сбыта, то заграничный по-прежнему почти не существовал для французских предметов роскоши вследствие продолжавшейся войны, а внутренний тоже был совершенно ничтожен. Отказывая одному рабочему, вернувшемуся из военной службы, в приеме в число рабочих мануфактуры в Бове, министр внутренних дел говорит, что «он не может увеличить число рабочих на мануфактуре в Бове, пока торговля не предоставит этому заведению новых рынков для продажи его продуктов» [374] . Эти слова относятся к началу декабря 1798 г. Почти в то же время Камуссу было отказано в деньгах на восстановление при мануфактуре производства ковров (tapis de pied), хотя, по его мнению, ковры имели бы сбыт и окупили бы издержки производства. Министерство, отказывая в этой просьбе, обращает внимание Камусса на гибель уже существовавшей прежде мануфактуры в Обюссоне (Aubusson) и на то, что «следует предоставить частным лицам делать новые попытки в этом направлении» [375] и бороться с «обстоятельствами», погубившими мануфактуру в Aubusson. Тем не менее существование мануфактуры в Бове по крайней мере становилось все прочнее. Из ведомости за вандемьер, сохранившейся в документах (т. е., значит, за месяц с 22 сентября по 21 октября 1798 г.), мы видим [376] , что на фабрике работают 27 человек, т. е. приблизительно столько же, сколько в предшествующие годы, но получают эти люди значительно больше, нежели еще за несколько месяцев до того; всего двое выработали за этот месяц 20 и 24 франка, все остальные больше: 2 человека — по 30 франков, 1 — 36, 7 — по 40, 1 — 45, 2 — по 50, 3 — по 60, 3 — по 70, 1 — 72, 3 — по 80, 2 — по 100 франков. Ясно, что работы прибавилось, и этот же вывод подтверждается всей остальной перепиской директора с министерством, где постоянно идет речь о закупке новых материалов, об отправке оконченных работ в Париж и т. д. Ведомость за нивоз VII года (т. е. с 20 декабря 1798 г. по 19 января 1799 г.) показывает еще дальнейшее увеличение выработанных рабочими сумм; всего четверо получили от 30 до 36 франков каждый, остальные больше и в общем значительно больше: 4 — от 40 до 47 франков, 3 — по 50 франков, 7 — по 60 франков, 1 — 64 франка, 4 — от 70 до 72 франков, 1 — 92 франка и 4 — от 100 до 114 франков каждый [377] . Подобный же документ за прериаль, также сохранившийся среди бумаг 1799 г., показывает, что дела мануфактуры держались на том же уровне и рабочие вырабатывали и летом 1799 г. не меньшие суммы, чем зимой. За этот месяц прериаль (т. е. с 20 мая по 18 июня 1799 г.) всего один рабочий выработал 25 франков, 4 — от 40 до 45 франков, 4 — по 50 франков, 7 — по 60 франков, 1 — 64 франка, 3 — от 70 до 72 франков, 4 — от 80 до 88 франков и 3 — по 100 франков [378] .

374

Нац. арх. О² 859. Пачка: Frimaire, an VII. Rapport pr'esent'e au Ministre de l'Int'erieur. 4 Division. Bureau des arts. Помечено: Paris, le 19 frimaire, an VII. Проситель в конце концов все-таки был зачислен.

375

Нац. арх. О² 859. Пачка: Brumaire. Paris 19 brumaire, an VII. Le Ministre au directeur de la Manufacture des Tapisseries de Beauvais, № 329.

376

Нац. арх. О² 859. Пачка: Vendemiaire, an VII. Etat g'en'eral des recettes et d'epenses pour le mois de Vendemiaire, an VII. 3-я страница рукописи: Etat des frais etc.

377

Нац. арх. О² 859. Пачка: Pluvi^ose, an VII. Comptabilit'e du citoyen Camousse, Mois de niv^ose, an VII de la R'epublique francaise.

378

Нац. арх. О² 859. Пачка: Messidor, an VII. D'epenses diverses pour le moi de prairial, an VII de la R'epublique francaise. Документы за плювиоз, жерминаль и мессидор дают почти те же данные (см. Нац. арх. О² 860).

Но если рабочие вырабатывали суммы, которые были больше прежних, если мануфактура не стояла без работы, то из этого еще не следует, что они получали выработанные деньги сколько-нибудь аккуратно: в сентябре 1799 г. рабочие посылают горестную петицию [379] (это первая за очень продолжительное время), в которой заявляют, что им не уплачено за 7 месяцев и что они со своими семьями находятся в весьма затруднительном положении; они просят ускорить выдачу заработанных денег. К петиции приложена бумажка, на которой написано в нескольких словах содержание просьбы рабочих, а на полях бумажки выразительная резолюция «rien `a faire». В конце концов, разумеется, рабочие получали свои деньги, но финансовый беспорядок, в котором Директория доживала свои дни, делал эти отсрочки и откладывания неизбежными.

379

Нац. арх. О² 859. Au citoyen Ministre de l’Int'erieur. Помечена: Beauvais, ce troisi`eme jour compl'ementaire. VII ann'ee de la R'epublique (т. е., значит, 19 сентября 1799 г.)

Консульство, постепенно внеся ряд улучшений в финансовое положение государства, поставило национальные мануфактуры в более прочное и спокойное положение. Документы, относящиеся к временам Консульства и Империи, действительно указывают и на то, что мануфактура не стояла без дела, и на то, что ассигнованные на нее деньги доходили до нее вовремя. Характерна также несравненно большая, нежели в предшествующие времена, аккуратность и обстоятельность в отчетности. Вместе с тем прекращаются какие бы то ни было сведения, идущие от самих рабочих, которые могли бы бросить свет на их жизнь при Консульстве и Империи и дать нам более точное представление о том, как на рабочих отразилась эта видимая перемена в финансовом положении мануфактуры.

Эта эпоха уже выходит из рамок нашей работы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1

Ознакомившись с тем, что пережил рабочий персонал национальных мануфактур за время революции, попытаемся в немногих словах определить, к каким главным выводам приводят документальные данные, легшие в основание этой работы.

Прежде всего мы должны заметить, что даже история производства таких objets de luxe, как произведения национальных мануфактур, показывает нам, что скорее правы исследователи вроде Жореса, склонные не признавать существования одинаково острого торгово-промышленного кризиса в первые годы революции, нежели те, которые весь революционный период с первого момента до последнего изображают в виде одного непрерывного коммерческого и индустриального разгрома. Оказывается, что даже те отрасли индустрии, которыми занимались национальные мануфактуры и которые согласно всем суждениям a priori не могли за весь революционный период знать ничего, кроме полного разорения, даже эти отрасли индустрии после действительно крутого понижения сбыта в 1789 г., в 1790–1791 гг. в общем еще не были в таком отчаянном положении, как впоследствии; и потом эти годы (1790 и 1791) вспоминались как сравнительно удовлетворительные. В 1792–1793 гг. кризис резко обостряется, и с этих пор мануфактуры уже не выходят из крайне затруднительного, временами совершенно бедственного состояния. При этом нужно только" отметить в виде исключения, что Севрская мануфактура в 1796 г. и начале 1797 г. несколько поправила на короткое время свои дела. Вполне очевидно, что если революционная буря 1789 г. нанесла крайне серьезный удар сбыту предметов роскоши, то только начавшаяся в 1792 г. война с коалицией повела за собой вместе с закрытием внешних рынков если не полное прекращение сбыта этих товаров, то самое грозное обострение кризиса, начавшегося в 1789 г. и несколько приостановившегося в 1790–1791 гг.

Таков общий фон, на котором развертывается рисуемая нашими документами картина положения рабочих за это десятилетие. Мы замечаем далее, что первый год революции не отражается сколько-нибудь явственно на положении и настроении рабочих, но в 1790 г. всюду начинается борьба за свои профессиональные интересы. Борьба эта, которую довольно глухо обрисовывают наши источники, ведется в общем (если не считать некоторых эксцессов в Бове) в мирных формах, но настойчиво. Рабочие выбирают особых уполномоченных, дают им полное право говорить с начальством от имени всех товарищей, и эти переговоры кончаются всюду, где решение дела зависит непосредственно от главного начальства (т. е. всюду, кроме Бове), полной победой рабочих к началу 1791 г. Затем, 1791 год и первые месяцы 1792 г. проходят более или менее спокойно. После 10 августа 1792 г. положение становится очень трудным ввиду денежных затруднений казны. Ролан стремится отнять у рабочих то, что они получили в конце 1790 г. и начале 1791 г., во имя интересов экономии, и рабочие не только не предпринимают борьбы, но даже среди них не всегда находится достаточно единодушия, чтобы воздержаться от заявлений о своей покорности, которые прямо вредят всякой попытке их товарищей отстоять общее дело. Рабочие покоряются из страха быть изгнанными, как некоторые из них заявляли спустя несколько месяцев. Таких примеров неособенной крепости товарищеских уз читатель нашей работы найдет вообще не только на одной какой-нибудь из национальных мануфактур и не только в 1792 г. Повторяя то, что уже было высказано нами раньше, скажем, что едва ли не всюду, где общие шаги рабочих по тому или иному поводу были сопряжены с некоторым риском, дело не обходилось без более или менее явственно отразившегося в документах разногласия. Но вот наступает 1793 год, и вскоре господство монтаньяров становится на очереди дня. Рабочие сохраняют то, что хотел у них отнять Ролан; революция, переживавшая самый демократический свой период, делает за них то, что они сами не могли сделать. Рабочие являются на некоторое время господами положения, они кое-где устраняют прежнее начальство, они же местами входят через своих выборных в состав новой администрации. Выдвигаются наиболее революционно настроенные и наиболее энергичные люди, которым подчиняются остальные. Но наступает термидорианская реакция, и участие рабочих в администрации мануфактур прекращается само собой, без малейших следов борьбы и даже какого бы то ни было ясно выраженного неудовольствия со стороны рабочих. С 1793 г., а особенно с 1794–1795 гг. все помыслы рабочих безраздельно поглощены отчаянным материальным положением. Сбыта нет, а правительственная помощь крайне недостаточна ввиду обесценения ассигнаций, и никакие прибавки не помогают вследствие того, что это обесценение быстро прогрессирует. В 1795 г. начинается раздача съестных припасов натурой, но это только ослабляет, а не устраняет бедствий рабочих, ибо, во-первых, продукты часто бывают очень плохого качества, а во-вторых, остается вопрос об одежде и о целой массе других предметов первой необходимости, которые купить за ассигнации нет никакой возможности. На эту раздачу съестных припасов тем не менее и администрация мануфактур, и рабочие смотрят как на якорь спасения, и когда в 1796 г. правительство отменяет эту раздачу, то директоры мануфактур всякими способами и уловками стараются продолжить ее еще на несколько месяцев. Со второй половины 1796 г. часть жалованья выдается уже звонкой монетой, а с весны 1797 г. звонкая монета окончательно входит в обиход. Начинается новая серия бедствий для рабочих, ибо теперь правительство целыми месяцами задерживает уплату и ставит рабочих в истинно отчаянное положение. Без хлеба, без одежды, без кредита они доведены до полной нищеты и истощения. Постепенное улучшение финансов государства уже после падения Директории вывело национальные мануфактуры из этого положения.

2

Таково в общем было материальное положение этих нескольких сот человек, история которых в эпоху революции нам рассказана архивными документами подробнее, нежели история всего остального рабочего класса. Каково же было политическое настроение их в эти критические годы? Никаких следов сколько-нибудь живого, активного интереса к политическим событиям и идеям мы среди рабочих национальных мастерских почти не видим (если не считать двух-трех фактов) вплоть до падения монархии. Только с осени 1792 г. и особенно в 1793 г., и то больше всего одни лишь севрские рабочие проявляют интерес к общественным делам, участвуют в местном революционном комитете и т. д. С начала же термидорианской реакции снова и уже окончательно исчезают всякие следы активного интереса к политике. Для них правительственная власть есть прежде всего работодатель, всемогущий хозяин, ein Brotherr, как выражаются в Германии, от которого они всецело зависят. Самым почтительным образом в одинаково горячих выражениях обращаются они обыкновенно и к d’Angiviller, и к Национальному собранию, и к Ролану, и к Конвенту, и к комиссии земледелия и искусств, и к Директории, и к Люсьену Бонапарту, и к Наполеону Бонапарту. Все это начальство они называют своими отцами и благодетелями и попутно выражают преданность тому режиму, представителем которого является их адресат. Но нужно отметить, что старый, предреволюционный порядок всегда и неизменно вызывает у них самое решительное осуждение, и по-видимому они не противопоставляют один революционный режим другому, а всякий революционный режим или все режимы революции противополагают этому ненавистному старому порядку «времени деспотизма». Мы бы сказали, что если вообще было у рабочих национальных мануфактур хоть одно твердое политическое убеждение, то это было отрицательное отношение к дореволюционному порядку вещей. В общем же полная, беспрекословная покорность по отношению к установленным властям может считаться типичной для всех рабочих национальных мануфактур. За все десятилетие, нас интересующее, собственно только один раз, в 1790 г., на всех национальных мануфактурах рабочие не столько просили, сколько требовали уступок (хотя и старались по возможности хранить вполне почтительный тон) и кое-где даже прибегали к насильственному образу действий. После этого времени какие бы то ни было проявления желания не только просить, но и бороться за исполнение своих просьб почти вовсе исчезают: отстаивание воскресного отдыха (вместо decadi) на Севрской мануфактуре является совершенным исключением. Нужно повторить то, что уже было нами отмечено в предшествующем изложении: едва ли не всегда в тех случаях, когда дело шло о каком-либо риске, когда требовался и был особенно необходим стойкий образ действий, далеко не все рабочие проявляли товарищеские чувства. Попытки организоваться можно отметить для 1790 г., когда местами рабочие выбирали своих «комиссаров» для объяснений с начальством. В 1793 г. представители центральной власти делали несомненные усилия организовать рабочих и ввести их выборных в административные советы, в которых эти выборные вместе с дирекцией решали бы дела, интересующие рабочих.

Но стоило наступить термидорианской реакции, и вскоре ничего от этих попыток не осталось. Вообще можно сказать, что если не политические, а чисто профессиональные стремления только и проявлялись рабочими национальных мануфактур, то эти профессиональные стремления в свою очередь сводились у них почти исключительно к вопросу о заработной плате. Даже вопрос об увеличении времени отдыха после 1790 г. возбужден был только один раз и на одной мануфактуре (в Севре по поводу празднования воскресного дня). Нечего и говорить, что вопрос об организации среди этих профессиональных стремлений совсем уже никакой роли не играл.