Сочинения в трех книгах. Книга первая. Повести
Шрифт:
Водитель оторвался от домкрата, тоже уставился на тощую истеричную личность в черной куртке. Видно было, что он не все понял из взвизгиваний мужичонки, зачем-то залезшего на полусгнивший ящик.
– Какие сигналы? Зачем сигналы? Что такое условный сигналы? Я же тебе говорю, сам ничего не соображаю, как тут получился. Я не понимаю, зачем ты шумишь, зачем кричишь? Я же тебе говорю: бабах, машина подпрыгнул и оказался здесь.
– Ты мне зубы не пудри! Время тянешь? Своих ждешь? Так мы их встретим во всеоружии!
Витек
– Отвечай, сволочь! Кончать тебя надо! Отвечай!
Водитель испугался, от страха онемел, стоял, не знал, чего делать, как быть.
А сивый охранник окончательно впал в раж и начал ораторствовать:
– Великий доверчивый русский народ дал этим приют, работу, а что получил взамен? Их пустили в страну с тысячелетней историей, страну, в которой поколения, десятки поколений создавали инфраструктуру, дороги, мосты, города, все такое прочее и что получили взамен? Коварство и ненависть, бандитизм, террор, изнасилование наших сестер, убийство невинных детей! Вот что мы все получили взамен за добро и ласку. Но терпение народа не беспредельно! И это порождение мракобесия и ненависти должно получить законную кару. Получить возмездие! Отомстим за всех невинно погибших, погребенных под взрывами шахидских взрывчаток!
Мстить водиле обитатели маршрутки не кинулись, но закивали дружно и одобрительно: «Понаехали! Прав понакупили, а умение водить не купили! Всю дорогу как по кочкам прыгал. Душу вытряс! Не картошку возишь, засранец, привыкли в своих аулах на ишаках по горам скакать, а тут тебе не аул, тут не ишаки, тут люди!».
Вдохновленный сдвигом в настрое народа сивый охранник продолжал распаляться, с высоты ящика доводя скопившихся зевак до нужного градуса. Народ и вправду медленно, но начинал свирепеть.
Сивый в истерике резко выкинул руку вперед, в сторону водилы, челка свалилась на лоб, грязь под носом дополнила картину. Луна осветила оратора, и сошлось: тощий охранник превратился в бесноватого фюрера. А этого у нас пока еще не любят. И у него обломилось.
– Ты, Витек, с ящика-то слезь, а то, не дай бог, сломается. Так и покалечиться можно. И пукалку свою газовую спрячь, – вступился за водителя крепыш-охранник. – Никаким гексогеном тут и не пахнет. Обыкновенная грязь. Ты ее, кстати, под носом-то вытри.
Народ, скопившийся было вокруг фюрера, юмор оценил, заулыбался, смекнул, что его дурили, разочаровался, хмыкнул и от психованного вождя отошел.
А крепыш подошел к оторопевшему горцу:
– Не боись, парень. Мы не позволим крутить нам мозги. И тебя в обиду не дадим. На Витька не гляди, у него авария была. Еле оклемался. И теперь сам не знает, чего мелет. Короче, с пулей в голове у нас Витек. А ты с чего решил, что картер коробки пробило?
– Масло, – водитель показал на лужу под «газелью».
Крепыш не поленился, встал на колени и поглядел на днище, туда, где должна быть коробка передач. Потом окунул палец в лужу.
– Ты, пацан, масло-то хоть раз видел? Горе луковое. Коробка в порядке. Была бы пробита, так масло и сейчас в пробоину вытекало бы или капало. А там, – толковый охранник показал на коробку передач, – там нету ни капли. А в луже фиг знает чего, только не масло. Понял? А вот с колесом непорядок. Минимум пробило, это точно. А может, и с шаровой непорядок. У тебя запаска есть?
– Нету, – вздохнул тот, – хозяин жадный, не выдает запаску.
– А ремкомплект с клеем или клочок сырой резины есть, чтобы заклеить камеру?
Парень смотрел на толкового пассажира, как на иностранца, и видно было: не понимает, о чем тот говорит. Слова «сырая резина», «ремкомплект» горе-водила слышал, должно быть, впервые.
Крепыш-охранник покачал головой, вздохнул и без всякой надежды спросил:
– А насос, чтобы потом колесо накачать, есть?
Насос оказался в наличии.
– Ну, ты все равно откручивай колесо. Толку от него никакого. Будем думать, чего делать.
Водитель кивнул:
– Я знаю. Я ее два раза менял на другой маршрутке. У меня камера есть.
– Камера, тогда живем, – ободрил крепыш, – тогда ты молодец. Значит, не так уж и страшно то, что приключилось. Поменьше паники. Снимай колесо, ну и так далее. Как снимешь, поймем, что с шаровой. А там сообразим, чего дальше делать. Понял?
– Понял. Я так и хотел, да этот, который твой знакомый, пистолет вытащил. Орать стал. Зачем пугать? Я менять колесо хотел.
– Ну, ладно, не бери в голову. Давай вперед.
Водила успокоился, занялся делом.
– Мамой клянусь, все сделаю. Все заменю, – причитал он.
Однако остаться в одиночестве джигиту была не судьба. Подошел жилистый старичок, который сидел передо мной. Старик помолчал, поглядел, что работа по отвинчиванию гаек движется, и решил вставить свое слово:
– Мама – это святое! Мама – святое. Об этом наша церковь всегда говорила. Русь, она под покровом Богородицы во все времена жила. Даже Сталин, когда немец к Москве подошел, велел на самолете иконой Богородицы столицу освятить. И теперь Русь живет! И будет жить!
Мужик перекрестился, отвесил земной поклон и спросил:
– А у вас в магометанстве существует подобное, почти божественное отношение к матери? Как вы, например, относитесь к матери пророка Магомета?
Водила, видать, не сильно разбирался и не особенно задумывался об отношении к родительнице пророка, потому сказал первое, что пришло в голову:
– Мама – святое у всех.
Старик одобрительно кивнул, покачал головой.
– Правильно говоришь, а чего же ты ее поминаешь всуе? Клянешься ей всуе по пустякам, олух?