Сочинения
Шрифт:
Заря чуть брезжила на горизонте, и вокруг корвета по прежнему лежала ночная мгла. Еще не скоро суждено было ей рассеяться, особенно теперь, когда густые тучи поднялись высоко, заполонив все небо и несокрушимо плотным сводом встав над корветом.
Ветер, уносивший вдаль последние клочья тумана, гнал корабль прямо на Менкье.
Потрепанный и полуразрушенный корвет почти не слушался руля, он уже не скользил по поверхности вод, а нырял и, подгоняемый волной, покорно отдавался ее воле.
Менкье – зловещий риф – в те времена представлял собой еще большую опасность, чем в наши дни. Ныне море – неутомимый пильщик –
А восемь кораблей были той самой эскадрой Канкаля, что прославилась впоследствии под командованием капитана Дюшена, которого Лекиньо в шутку окрестил «Отцом Дюшеном». [49]
49
«Отец Дюшен» (иначе «Пэр Дюшен») – название одной из самых популярных демократических газет, издававшихся во время французской революции. Газета выходила с 1790 по 1794 год под редакцией левого якобинца Эбера (всего вышло 385 номеров).
Положение становилось критическим. Пока буйствовала сорвавшаяся с цепи каронада, корвет незаметно сбился с курса и шел теперь ближе к Гранвилю, чем к Сен-Мало. Если даже судно и не потеряло пловучести и могло идти под парусами, скалы Менкье все равно преграждали обратный путь на Джерсей, а вражеская эскадра преграждала путь во Францию.
Впрочем, буря так и не разыгралась. Зато, как и предсказал лоцман, разыгралась волна. Сердитый ветер гнал по морю крупные валы, угрюмо перекатывая их над неровным дном.
Море никогда сразу не выдает человеку своих намерений. Оно способно на все – даже на каверзу. Можно подумать, что ему знакомы иные тайны крючкотворства: оно наступает и отступает, оно щедро на посулы и легко отрекается от них, оно подготовляет шквал и отменяет его, оно заманивает в бездну и не разверзает бездны, оно грозит с севера, а наносит удар с юга. Всю ночь «Клеймор» шел в тумане под угрозой урагана; море отказалось от своего первоначального замысла, но отказалось весьма жестоко: посулив бурю, оно преподнесло вместо нее скалы. Оно заменило один способ кораблекрушения другим.
Надо было или погибнуть в бурунах, или пасть в бою. Один враг споспешествовал другому.
Ла Вьевиль вдруг беспечно рассмеялся.
– Здесь кораблекрушение – там бой, – воскликнул он. – С обеих сторон шах и мат.
VIII. 9 = 380
«Клеймор» являл собой лишь жалкое подобие былого корвета.
В мертвенном рассеянном свете встающего дня, в громаде черных туч, в зыбкой дымке, окутавшей горизонт, в таинственном гуле морских валов – во всем была какая-то кладбищенская торжественность. Лишь ветер, злобно завывая, нарушал тишину. Катастрофа вставала из бездны во всем своем величии. Она подымалась в личине призрака, а не с открытым забралом бойца. Ничто не мелькнуло среди рифов, ничто не шелохнулось на кораблях. Всеобъемлющая, всеподавляющая тишина. Неужели все это действительность, а не просто мираж,
Граф дю Буабертло вполголоса отдал необходимые распоряжения Ла Вьевилю, который немедленно спустился в батарею, а сам капитан взял подзорную трубу и встал рядом с лоцманом.
Все усилия Гакуаля были направлены на то, чтобы идти против волны, ибо, если бы ветер и волны обрушились на судно сбоку, оно неминуемо бы опрокинулось.
– Лоцман, – спросил капитан, – где мы находимся?
– У Менкье.
– А с какой стороны?
– С самой опасной.
– Каково здесь дно?
– Сплошной камень.
– Можно стать на шпринг?
– Умереть всегда можно.
Капитан направил подзорную трубу на запад и оглядел скалы Менкье, потом повернулся к востоку и стал рассматривать видневшиеся на горизонте паруса.
А лоцман продолжал вполголоса, словно говоря сам с собой:
– Вот они, Менкье. Здесь отдыхает и белая чайка, летящая из Голландии, и альбатрос.
Тем временем капитан молча считал паруса.
Восемь кораблей, построенных в боевом порядке, виднелись на востоке, силуэты их грозно рисовались над водой. В центре можно было различить высокий корпус трехпалубного судна.
– Можете узнать отсюда эти корабли? – спросил капитан лоцмана.
– Еще бы не узнать, – ответил Гакуаль.
– Что это там такое?
– Эскадра.
– Французская?
– чертова!
Воцарилось минутное молчание. Капитан заговорил первым:
– Что же, вся их эскадра здесь?
– Нет, не вся.
Он не ошибся. Второго апреля Валазе [50] доложил Конвенту, что в водах Ламанша крейсируют десять фрегатов и шесть линейных кораблей. Но капитан только сейчас вспомнил об этом.
50
Валазе Шарль-Элеонор (1751–1793) – деятель французской революции, член Конвента, жирондист, во время якобинской диктатуры был казнен по приговору Революционного трибунала.
– Ваша правда, – сказал он. – Ведь в их эскадре шестнадцать судов. А здесь только восемь.
– Все остальные, – заявил Гакуаль, – кружат возле берега и шпионят.
Не отрывая глаз от подзорной трубы, капитан пробормотал:
– Трехпалубный корабль, два фрегата первого ранга, пять второго ранга.
– Но я тоже, – проговорил сквозь зубы Гакуаль, – за ними шпионил.
– Недурные суда, – похвалил капитан. – Я сам командовал такими.
– А я, – заметил Гакуаль, – видел их все, как вас вижу. Как-нибудь одно от другого отличу. С закрытыми глазами узнаю.
Капитан передал подзорную трубу лоцману:
– Лоцман, а вы узнаете это судно, вон то с высокими бортами?
– Как же, капитан. Это «Кот д'Ор».
– Переименовали, значит, – сказал капитан. – Раньше он назывался «Бургундские штаты». Совсем новенькое судно. Сто двадцать восемь орудий.
Он вынул из кармана записную книжку и карандаш и проставил на страничке цифру 128.
– Лоцман, – произнес он затем, – а как называется судно по левую сторону от «Кот д'Ор»?
– Это «Опытный».