Сочинения
Шрифт:
– Но вы забываете, что необходимо согласие Рошефильда.
– О, дорогое дитя, – отвечал Пальферин, – мы уже все устроили и доказали маркизу, что вы лучше всех Шонц квартала Сен-Жоржа, а через вас могу быть счастлив и я…
Целую неделю каждый день ходил Калист к Беатрисе. Антон ему отказывал, и принимая вид, подходящий к случаю, говорил: «маркиза опасно больна». Отсюда Калист летел к Пальферину, лакей которого отвечал: «граф на охоте!» и каждый раз бретонец оставлял письмо
На девятый день, приглашенный Пальферином для объяснений, Калист застал у него Максима де Трайля, которого молодой повеса хотел наверно сделать свидетелем этой сцены, чтобы показать свое уменье обделывать дела.
– Барон, – спокойно сказал Карл-Эдуард, – вот шесть писем, которые вы сделали мне честь написать, все они целы и не распечатаны, содержание же их я угадал, как только услышал, что вы ищите меня повсюду с того самого дня, как я видал вас из окна в то время, как вы стояли у подъезда дома, где накануне стоял я, когда вы были у окна. Я должен избегать неблагопристойных вызовов. Вы же не можете желать зла женщине, которая не любит вас больше. Плохое средство возвратить ее, ища ссоры с ее избранником. Но в настоящем случае письма ваши несправедливы и недействительны, как говорят адвокаты. Вы слишком благоразумны, чтобы препятствовать мужу сойтись с женой. Маркиз Рошефильд нашел, что настоящее положение маркизы не благопристойно, и через шесть месяцев, на будущую зиму, она покинет улицу Шартр и переедет в отель Рошефильд. Вы необдуманно мешали примирению супругов, которое, впрочем, вы сами и вызвали, когда не хотели спасти маркизу от унижения, в итальянской опере. Беатриса, которой я не раз передавал дружеские предложения ее мужа, приглашая меня сесть с ней в карету, сказала: «Поезжайте за Артуром!»
– О, Боже! – воскликнул Калист, – она права, я недостаточно был предан ей!
– Но бедный Артур, к несчастью, жил с одной из тех ужасных женщин, некой Шонц, которая давно уже с часу на час ждала, что ее бросят. Аврелия Шонц, которая, благодаря цвету лица Беатрисы, имела надежду сделаться маркизой, конечно, взбесилась, видя, что ее «испанские замки» разрушены, и решила отомстить и мужу и жене. Эти женщины ведь в состоянии выколоть себе глаз, чтобы потом выколоть врагу оба. Шонц, оставившая Париж, проколола шесть глаз, и если бы я по неосторожности влюбился в Беатрису, Шонц выколола бы целых восемь глаз. Разве вы не замечаете, что вам нужен окулист.
Максим улыбнулся, видя изменившееся лицо бледного Калиста, который, наконец-то, открыл глаза на свое положение.
– Поверите ли, барон, эта низкая женщина отдала руку человеку, который доставит ей средство отомстить? О, женщины!.. Теперь вам
– Вот чем кончаются наши чудные мечты и наша небесная любовь! – сказал Калист, пораженный такой массой открытий и разочарований.
– Рыбьим хвостом, или, что еще хуже, аптекарской склянкой! – воскликнул Максим, – первая любовь всегда кончается глупо. Все, что есть возвышенного в человеке, находит удовлетворение только в небесах… Вот что оправдывает нас, ветреников. Я долго думал над этим вопросом и, видите, со вчерашнего дня я женат и буду верен жене, вам же советую вернуться к баронессе дю Геник, но только через три месяца. Не жалейте Беатрисы, это тщеславная натура, лишенная энергии, мелочная кокетка, вторая д’Эспар, но только без ее глубоких политических знаний, женщина без сердца и ума, утопающая во зле. Маркиза Рошефильд любит только самое себя: она окончательно поссорила бы вас с вашей женой и бросила бы без сожаления. Наконец, она так же мало способна на порочную жизнь, как и на добродетельную.
– Я не согласен с тобой, Максим, – сказал Пальферин, – маркиза будет самой восхитительной хозяйкой в Париже.
Калист пожал руки Карлу-Эдуарду и Максиму де Трайль, поблагодарив их за то, что они излечили его от заблуждения.
Через три дня герцогиня Грандлье, которая не видала дочери со дня переговоров, зашла к ней утром. Калист брал ванну, а Сабина шила для ожидаемого ребенка.
– Как поживаете, дети? – спросила герцогиня.
– Отлично, дорогая мама! – отвечала Сабина, смотря на мать счастливыми глазами. – Мы разыграли басню «Два голубя», вот и все! – Калист протянул руку жене и пожал ее так нежно, и смотрел на нее так выразительно, что она шепнула матери: «Я любима, мама, и навсегда!»