Сочинский вариант
Шрифт:
Я весь день читала, ела беляши и чувствовала себя совсем неплохо.
К вечеру опухоль спала. С Петром Иванычем посмотрела международный футбольный матч,— вел передачу Николай Озеров,—а потом отправилась в постель.
3
Ночью внезапно проснулась.
Часы показывали половину второго. Я накинула халат, вышла в переднюю, думая, что, может быть, что-то
— Это звонили у дверей,— оказал он.— Спросите, кто там?
С детства привыкла открывать дверь, не спрашивая. Так обычно поступал мой отец, хотя он был работник милиции. Мать, наоборот, всегда спрашивала, даже днем. Привычка отца мне нравилась больше.
Я запахнула халат. И, открыв дверь, увидела Бориса Борисовича.
— Евгения Сергеевна, извините!
Я стояла к нему боком, и на мои синяки он внимания не обратил.
— Ничего, здравствуйте, Борис Борисович!
— Вы нужны полковнику.
— Понимаю. Буду готова через три минуты.
— Подожду вас в машине.
Я закрыла дверь, и тут в прихожей появился Петр Иваныч, наспех натягивая домашнюю куртку.
— Наденьте свитер. И шерстяные носки, обязательно. На улице минусовая температура.
Что-то ворча про себя, он направился на кухню. Когда я одетая вышла из комнаты, он уже стоял у дверей, со стаканом горячего чая, который налил из термоса.
— Я тороплюсь!
— Ничего, подождут. Выпейте, а то замерзнете со сна.
Я отхлебнула из стакана. От чая здорово несло коньяком. Я только покачала головой. Петр Иваныч пригляделся к моему лицу.
— Почти незаметно. Не поворачивайтесь к собеседнику этой стороной. Вот, никогда не думал, что товароведение — такое хлопотное дело…
Я сбежала вниз по лестнице.
На улице было темно, хоть глаз выколи! Только лампочка у соседнего подъезда — наша почему-то не горела — освещала заледеневшие, мутно поблескивающие ступеньки.
Машина стояла за углом.
Борис Борисович открыл мне дверку, я, не хлопая, прикрыла ее за собой, и так же тихо мы отъехали от спящего дома.
А случилось вот что.
Дежурный инспектор на вокзале Новосибирск-Главный заметил среди пассажиров гражданина, похожего на Башкова,— его фотография висела на стенде, возле отделения милиции. Но тут объявили посадку, в толкучке гражданин затерялся в толпе. Поезд отошел, инспектор отправился по вагонам и увидел разыскиваемого в тамбуре. Документов у него не оказалось, инспектор сошел с ним на остановке «Барышевокий переезд». Задержанный оказал сопротивление, инспектор — молоденький, неопытный,— схватился за пистолет. Но гражданин сумел вырвать его…
— Сбежал с пистолетом?
— Сбежал, но недалеко. Там охрана, ночной наряд проходил. Словом, держат его.
— Где держат?
— А вот сами увидите. Полковник просил вас привезти.
Мы проехали по ночным улицам города, затем по шоссе. У железнодорожного переезда, в свете фар возник на обочине лейтенант ГАИ. Борис Борисович притормозил.
— К полковнику Приходько?— спросил он.
Лейтенант кивнул и сел на заднее сиденье.
— Через переезд и направо по дороге.
За поселком дорога вышла к лесной опушке. Проехав с километр, мы увидели яркий свет автомобильных фар, выхвативший из тьмы запорошенные снегом сосны.
Фары желтого милицейского «уазика» и «Жигулей» автоинспекции освещали водосток — бетонную трубу, проложенную под насыпью. Труба была около метра в диаметре и метров десять в длину. Оба выхода из нее контролировали сержант и младший лейтенант, причем они старались не показываться в просвете трубы, стояли в стороне. И у того и у другого в руках были пистолеты.
Я выбралась на хрустящую под подошвами мерзлую траву.
— Как в кино!— заметил Борис Борисович.
Да, все это походило на киносъемку. Казалось, что вот в ярком свете прожекторов покажутся актеры и режиссер прокричит в мегафон очередную команду.
Актеров я не увидела, но режиссер был.
В милицейской шинели, в форменной фуражке, низко надвинутой на лоб, привалившись к капоту милицейской «оперативки», стоял полковник Приходько.
Хмуро кивнул на мое приветствие и показал взглядом в сторону трубы:
— Вот, сидит. Отстреливается. У Пилипенко полу шинели прострелил, тот хотел его в лоб взять…
Я уже все поняла.
— Да!— подтвердил полковник.— Хочу, чтобы вы с ним поговорили. В последний раз. Вас выслушает, думаю. Скажите ему, пусть больше не глупит. Все ясно — добегался. Из трубы мы его выкурим, конечно. Лучше ему добровольно выйти.
— Я попробую.
Признаюсь: я помнила совет Петра Иваныча и стояла к полковнику в полупрофиль. Честно говоря, это было наивно — прятать свои синяки, тем более, что Борис Борисович, конечно же, сообщил ему о моих приключениях. Впрочем, в создавшейся обстановке никому не было дела до чьих бы то ни было синяков.
Полковник хотел что-то добавить, но только досадливо махнул рукой.
Я подошла к трубе.
— Куда вы!— остановил меня младший лейтенант.— Он же стреляет.
— Пропусти, Пилипенко!— сказал полковник.
Лейтенант растерянно глянул на полковника и отступил от трубы.
— Вы осторожнее, все-таки…— тихо сказал он.
Я кивнула, давая понять, что ситуация мне ясна и ему нечего беспокоиться. Но лезть в трубу все же не стала.
— Это я! Вы слышите меня?