Социал-традиция
Шрифт:
В самом ли деле всякой империи противопоказан антифашизм? А как быть, например, с Францией, считающейся одной из стран — победительниц фашизма? Антифашизм французского Сопротивления не помешал Франции оставаться колониальной державой вплоть до середины 1950-х, огнём и мечом удерживая многострадальный Индокитай. Неужели французский антифашизм по этой причине был некондиционным, не той «марки»? А СССР? По логике автора «Скифов», Советский Союз не имел права сопротивляться нацисткой германской империи, поскольку… сам был империей. Странная логика.
Разгадка, по мнению Кантора, в том, что «фашизм — это и есть имперская национальная идея». Хотя, как известно, фашизм —
Что касается Новороссии, то здесь Украина, подобно Германии 1940-х, демонстрирует наряду с нацизмом классические имперские комплексы. Вспомним, каковы истоки и логика конфликта. СССР, не имея национальных притязаний, в своё время «отпустил» советские республики, включая Украину. Если угодно, унял свою имперскую гордыню. А вот Украина сегодня не отпускает этнических русских. Русские, живущие в Новороссии, не хотят русифицировать украинцев, а украинцы, напротив, стремятся украинизировать русских. Так у какой же стороны имперская политика сочетается с радикальным национал-расизмом?
Вот пример: простые солдаты из Вооружённых сил Украины пытаются объяснить, зачем они пришли на Восток убивать людей. «На Луганщине у нас случился настоящий переворот. Мы увидели, что девяносто девять и девять десятых местного населения за присоединение к России. И задали вопрос: а что или кого мы приехали сюда защищать? Нашли единственное объяснение: просто мы должны отстаивать целостность Украины… Все эти месяцы мы воспринимали их как своих соотечественников, хотя они отличаются от нас капитально. У нас каждый старается построить хороший дом, чтобы лучше, чем у соседа, а у них можно “Вия” без декораций снимать. Они там умирают, а их даже никто не хоронит… Батя сказал — едь, сына, поясни, як у нас на заходi живуть и як жить треба… Там общаться на украинском было для меня делом принципа. Мы принесли на восток росток запада». — «А на запад вы принесли росток востока?» — спрашивает корреспондент. «Неа… Там люди живут бестолково и одним днём» [71] .
71
Ахмедова М. Образ врага // Русский репортер. 2014. № 24.
Комментарии здесь излишни. На самом деле требование русских к государству Украина представляют собой классическую ситуацию библейского Исхода: «Отпусти мой народ». Но герой упомянутой статьи упорно не желает её замечать. Так «полнота теории», «непротиворечивость дискурса» оказываются важнее историзма и здравого смысла. К сожалению, подобная логика довольно типична для западной официальной политики.
Подобные аберрации политического сознания связаны с тем, что понятие «фашизм» в последнее время утратило семантическую чёткость. Произошло это отнюдь не случайно. К такому итогу привёл пересмотр всех содержательных основ политики ХХ века, начавшийся ещё в 1950-е и продолжавшийся после исчезновения СССР с политической карты.
Глава 5. Христианская альтернатива
Исключение исключается. — Христианство и государственность. — Христианство и экономика. — Расщепление религиозности и новые формы сакрального. — Вторичная Реформация. — Новый взгляд на секулярность. — Секулярная религиозность. — Проблема постсекулярности. — Гуманность и гуманизм. — Судьба гуманистической утопии. — Права человека. — Почему западные элиты не любят Россию. — Альтернативная Европа. — Христианская репатриация.
Возникает естественный вопрос: в какой идеологической системе отсутствует колониалистская логика исключения, принцип «мы — они»? Ответ прост. Такая система есть, ей две тысячи лет. Это апостольское христианство.
Определение «апостольское» отнюдь не лишнее: в течение веков христианское учение испытывало самые разные деформации, выражавшиеся то в крестовых походах, то в жёстких положениях протестантской этики. Мальтузианский принцип тотальной конкуренции противоположен христианской морали. Именно поэтому по мере ужесточения либеральной политики — вне всякого сомнения, наследующей мальтузианству — всё более активной становится борьба с традиционной религией бывшего «христианского мира», которую ведут диспетчеры проекта глобального секулярного мира. Запреты на публичное ношение крестов, осквернение и разрушение храмов, спиливание распятий, пляски на амвоне и разжигание ненависти к религии — всё это приветствуется хозяевами позднелиберального дискурса.
Причина конфликта в том, что христианство стоит на страже традиционных ценностей и установлений, а они являются нежелательной помехой для колониалистского проекта модерна.
Традиция заставляет делиться и поверять моралью право. Традиция мешает управлению, свободному манипулированию информацией и потоками капитала. Поэтому либеральными элитами взят курс на воинствующий антитрадиционализм, который грозит превзойти «достижения» госатеизма советского образца.
Христианское государство вовсе не обязано быть монархией. Ведь христианская община была выборной, а не династической и уж точно не сословной, поскольку, по слову апостола Павла, «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос» (Кол. 3: 10, 11). С другой стороны, наличие или отсутствие монарха в системе государственного управления вообще не существенно. Важен приоритет традиции или отсутствие такового, а с помощью ли монарха или без него достигнут приоритет традиции, совершенно не важно.
Другой неизбежно возникающий вопрос — более общего порядка. Как соотносится христианское общество с идеями реставрации и консерватизма?
Реставрация чего бы то ни было редко предоставляет новый простор для жизни. Классический консерватизм ориентирован на сохранение исторически локальных явлений и институтов, но сегодня он ничего не в состоянии консервировать, кроме либерализма с приставкой «нео-». Такой антикварный консерватизм на деле ситуативен, он выступает в жанре «чего изволите?».