Социальная сеть "Ковчег"
Шрифт:
— Теперь понятно, что произошло с Всеволодом Владимировичем? — глядя на меня, спросила Тринити.
— Не совсем, — ответил я, пытаясь вспомнить, что произошло.
— Давай тогда на твоём примере, — сказала Тринити.
— Давай, — согласился я.
— Можно я? — спросил Штерн.
Он взял кружку № 2 со своего места и, стерев пальцами надпись на дне, написал маркером № 6 и переставил её так, что она стала последней, после №5. Потом сел в кресло и стал незаметно вытирать пальцы о брюки.
— Понятно? —
Если я сейчас не упаду в обморок, то смогу ей ответить. Мне кажется, намного проще жить и не задумываться о такой комбинаторике. А ещё лучше — доверить её профессионалам, которые смогут всё объяснить на пальцах. В крайнем случае, на кружках.
— Пока не понятно, — ответил я, — вы лучше скажите, зачем вам всё это нужно?
— Это единственный шанс спасти человечество, — вмиг став серьёзной, сказала Тринити.
Миссия
— Как я один могу спасти человечество? — удивлённо спросил я.
— А кто сказал, что ты будешь один? — улыбнулся Штерн.
— Таких, как ты, несколько миллионов, — ответила Тринити, — избранных.
— И зачем мы вам нужны? — непонимающе спросил я.
— Я же уже сказал, вы ускоряете развитие человечества, — повторил Штерн.
— Каким образом? — спросил я.
— Расскажи ему, Тринити, — сказал Штерн и, встав со своего места, направился к дверям лифта, оставляя нас одних.
Тринити, стоя у окна во всю стену, подозвала меня жестом. Я подчинился и, стараясь не наступить на большой поднос с кружками, осторожно подошёл к окну. За стеклом далеко внизу находилась Красная площадь. Лобное место казалось маленьким, как пятирублёвая монета. Флипа около него уже не было. Видимо, Коровьев куда-то уехал.
По площади ходили толпы зевак. Кремлёвские куранты находились намного ниже, чем мы. Они показывали без трёх минут девять. Многие туристы уже собрались в большие толпы, чтобы слушать их бой. Тень от Государственного Исторического музея уже падала на брусчатку площади, но подсветку зданий ещё не включили.
Тринити рассматривала пешеходов и молчала. Так прошло около пяти минут. Наконец, она, мельком глянув на меня, смотрящего вниз на почтительном расстоянии от стекла, сказала:
— Ты боишься высоты? Подойди ближе, стекло очень прочное.
— Ничего я не боюсь, — бравируя, я подошёл к стеклу вплотную, пытаясь унять дрожь в коленях. Я с детства боялся высоты.
Тринити посмотрела на мои колени и сказала:
— Ты знаешь, что такое акрофобия?
— Нет, — быстро ответил я, пытаясь смотреть на куранты, чтобы не смотреть вниз.
— Это иррациональная боязнь высоты, — начала объяснять Тринити, — это когда человек имел уже опыт падения, и с тех пор на высоте у него начинается тошнота и головокружение.
— Значит, у меня лёгкая степень акрофобии, — тихо сказал я, и отошёл на один шаг назад.
— Самое интересное, — продолжила Тринити, глядя вниз, — что такие люди имеют подсознательное желание спрыгнуть с высоты, хотя и не имеют суицидальных склонностей.
— Тринити, к чему ты мне это рассказываешь? — спросил я, глядя, как секундная стрелка курантов приближается к верхней точке.
— Просто вспомнилось, — улыбнулась Тринити и перевела взгляд на Спасскую башню.
Тринити замолчала. Куранты начали бить. Колокола на Спасской башне отбивали до боли знакомую мелодию. Когда часы замолчали, Тринити сказала:
— Помнишь, вы обсуждали появление Лобного места внизу?
— А откуда ты знаешь? — удивлённо спросил я, вспоминая, что рядом был только Коровьев.
— Я здесь всё знаю, — улыбнулась Тринити, — знаешь, что за мелодия сейчас играла? — Это мелодия хора «Славься» из оперы «Жизнь за царя».
— Про что эта опера? — для поддержания разговора спросил я.
— Про подвиг Сусанина, который завёл польское войско в болото, — ответила Тринити.
— Может, вернёмся к нашей теме? — с издёвкой спросил я.
— Давай, — улыбнулась Тринити, — ты спрашивал, каким образом такие избранные люди, как ты, могут ускорять течение эволюции.
— Да, — согласился я и повернулся к ней.
— Понимаешь, в основной своей массе люди являются консерваторами, — начала объяснять Тринити, показывая на туристов внизу. — Стоит появиться исключительному человеку, как его окружение пытается задавить его и вернуть к себе в серую массу. У вас очень не любят выскочек и реформаторов. Ты же знаешь, почему так происходит?
— Потому что эти люди, заставляют остальных выползать из своей привычной скорлупы и меняться, — ответил я.
— Правильно, — кивнула головой Тринити, — управление толпой — это целое искусство. И у этого искусства есть свои законы. Люди зачастую отрицательно относятся к тому, что ими управляют. Но мне очень нравится выражение американского политика Роберта Макнамара.
— Какое? — спросил я, украдкой рассматривая туфли Тринити.
— «Управление — это самое созидательное искусство, это искусство искусств, ибо это искусство создавать таланты», — процитировала она.
— Ты хочешь сказать, что вы создаёте «избранных» для того, чтобы потом создавать таланты из толпы? — сформулировал я.
— Очень точно! — похвалила Тринити и улыбнулась мне.
— А почему бы вам не рассказать мне свой замысел раньше? — спросил я. — Вполне возможно, что я бы не отказался повторить свою жизнь.