Социокультурный потенциал высшего технического образования
Шрифт:
Культовое искусство участвует во всех этапах литургического действа. Например, первая часть литургии – проскомидия (греч. proskomide – приношение; proskomizo – приносить, доставлять) – включает приготовление святых даров в жертвеннике алтаря; здесь используются сосуды, представляющие произведения декоративно-прикладного искусства: дискос, чаша, покровы, «воздухи». В настоящее время совершение чина проскомидии скрыто от находящегося в храме народа иконостасом. Иконостас, по утверждению П.А. Флоренского, «есть явление святых и ангелов - агиофания и ангелофания, явление небесных свидетелей, прежде всего Богоматери и Самого Христа во плоти, – свидетелей, возвещающих о том, что по ту сторону плоти. Иконостас есть сами святые. И если бы молящиеся в храме были достаточно одухотворены, если бы зрение всех молящихся всегда было видящим, то никакого другого иконостаса, кроме предстоящих Самому Богу свидетелей Его, своими ликами и своими словами возвещающих Его страшное и славное присутствие,
Специфической чертой отношения древнерусского человека к иконе являлась фетишизация, игнорирование условности иконописных приемов: иконный образ для него выглядел «аки жив». К иконам относились как к «живым» помощникам, которые могут сопереживать, помогать или наказывать человека. Фетишизация икон, вероятно, была следствием языческой традиции восприятия идолов как живых воплощений божеств. Например, когда свергали идол бога Перуна, то его, перед тем как пустить по воде, секли розгами и били батогами.
В свете нового христианского миропонимания иными предстали перед славянином и мир природы, и сам человек, и их взаимоотношения, не говоря уже о духовном абсолюте. Мир духовный не был чем-то запредельным, а находился рядом, в избе, где икона была не отвлеченным «умозрением в красках», а живым присутствием Бога. Люди чувствовали ангельский и бесовский миры рядом как своих друзей или недругов. Русские того времени были убеждены, что существует какая-то чарующая, сверхъестественная сила, которая ежеминутно, в быту житейском, в том или другом важном случае жизни может внезапно оказать свое необычайное действие. Явленные иконы были свидетельством чудесной божественной силы; о них сообщали правительству, и оно устанавливало праздники. Иконы служили также достижению коллективного согласия и гражданского патриотизма, они обеспечивали военную удачу. Древнерусское общество возлагало надежду на активную роль образов в жизни; иконы должны были действовать чудесным образом там, где человеческие силы были уже не способны. Упование на чудо, чудесное – неотъемлемая черта древнерусской культуры [14]. Общественному сознанию населения Древней Руси была присуща психологическая открытость к восприятию сверхъестественного, постоянная настроенность на чудо, готовность уверовать.
Икона воспринималась как святая драгоценность. «Драгоценные иконы» ценились в одном ряду с золотом, жемчугом и дорогими камнями, то есть рассматривались как элемент декорации храма. Икону оправляли в дорогой оклад, украшенный сияющими камнями. На иконы навешивались медали, старинные гривны, червонцы, золотые цепи, жемчужные серьги, перстни с целью выполнить какой-либо обет или «одарить» икону, сделать ее более «драгоценной». Украшения образам давались часто в благодарность за оказанную помощь: например, русский купец молился перед образом святого Николая и просил успеха в торговле; если ему сопутствовал успех, то он в знак признательности делал угоднику золотой или серебряный оклад. Были и обратные случаи: если у хозяина дурно шли дела, несмотря на усердные молитвы, то он снимал с образа оклад, как бы «наказывая» его.
Перед иконами висели лампады и стояли восковые свечи. Восприятие иконы во многом зависит от освещения. Ей нужен неровный свет лампады. Писанная приблизительно при тех же условиях, в полутемной келье, с узким окном, при смешанном искусственном освещении, икона «оживает» только в соответствующих условиях и, напротив, мертвеет и искажается при помещении в чуждое ей пространство музея.
Из уважения к святым иконам считалось грехом прикоснуться рукою к лику святого, и это верование было поводом к тому, что иконы обкладывали одеждой. Когда образ несли, то из благоговения держали высоко над головой, и всякий, кто встречался, должен был креститься и кланяться. Если в доме происходило что-то непристойное, то при совершении такого дела, стараясь уменьшить тяжесть греха сохранением религиозных приличий, снимали с себя крест и занавешивали образа. Уважение к иконам не дозволяло говорить, что образа покупают, ими менялись. Хозяин, желая променять свой старый образ на новый, приносил его в иконную лавку, оставлял и клал деньги; если купец находил, что дают дешево, то, ни слова не говоря, отодвигал от себя деньги, и покупатель должен был прибавлять, пока купец не кивнет в знак согласия. Считалось неприличным говорить о продаже или покупке икон: иконы «выменивались на деньги» либо дарились, и такой подарок не имел цены. Например, когда Иосиф Волоколамский поссорился с волоцким князем Федором Борисовичем, то, желая его умилостивить, он подарил ему иконы работы Рублева и Дионисия. Вместо «икона сгорела» говорили: икона «выбыла» или даже «вознеслась на небо». Иконы нельзя было «вешать», поэтому их ставили на полку.
Немецкий путешественник Адам Олеарий, побывавший в России в XVII веке, писал: «Они также не оставляют икон на попечение людей, которые не их религии, опасаясь, что с ними не будут обращаться с должным почетом. Крестьяне в деревнях не желали допустить, чтобы мы касались их икон или, лежа на лавках, обращались к ним ногами. У некоторых из них после нашего постоя должен был явиться поп с кадилом и вновь освящать иконы, точно они были нами загрязнены» [28, с. 176].
Иконы для русского человека были не только средством богообщения, духовного очищения, но также средством, исцеляющим физические немощи. Чудотворные иконы совершали и совершают чудеса: исцеление, защита от бедствий, исполнение прошений. Древнейшим примером может служить православный миф об Иоанне Дамаскине. Враги отрубили ему кисть правой руки, он велел привязать отрубленную кисть к руке убрусом от образа Божией Матери, и она чудом срослась. В память этого события он сделал из серебра руку и привесил ее к иконе, которая оттого и называется «Троеручицей».
В силуэте православных храмов отчетливо видна ступенчатая пирамидальность композиции, приобретаемая благодаря многоглавости, отличающаяся от византийских храмов и от динамичных готических соборов Западной Европы. Ступенчатую пирамидальность композиции возможно интерпретировать как визуализацию процесса общения древнерусского человека с Богом. Для древнерусского человека было типично ощущение близкого божественного присутствия, потому связь с Богом осуществлялась постепенно, без экзальтированности и пафоса. Русские храмы, писал В.В. Розанов, «…никуда не устремляются своими формами, они светлы внутри, порывистость и страстность чужды нашим церковным напевам, и, в противоположность всему этому, как сумрачны, затенены католические кафедралы, какая устремленность в готике и тоскующее желание, трудно сдержанный порыв в церковной западной музыке» [26, с. 71].
Спокойствие и неторопливость русского православия, лишенного католической экзальтации, выражены в идее «лествичности» как посту-пенного восхождения человека к Богу и нисхождения Бога к человеку. Неслучайно так популярен был на Руси святой Иоанн Лествичник, написавший наставление монахам – своеобразную анатомию греха. Лествичность предъявлялась изобразительно в виде слоистой кладки фасада здания.
В русских храмах XVI века идея «лествичности» обрела наиболее яркое воплощение. В развернутой лествичной системе церкви Вознесения в Коломенском три поднимающиеся на подклет лестницы образуют входы в храм по трем сторонам света. Данная композиция древнерусских храмов визуализирует такую существеннейшую ценность древнерусской культуры, как «косность». Динамизм не был и не мог быть идеалом православного средневековья. Человек стремился избежать суеты, ценил тишину и покой, плавную красоту людей и событий. Всякое его деяние ложилось на чашу небесных весов, воздаяние считалось неотвратимым, поэтому надо было взвешивать все поступки. Пастыри учили человека жить «косно и ожидая». Косность была равновелика церковному идеалу. Это слово приобрело негативный оттенок не раньше середины XVII века, когда стало цениться все новое, то, чего раньше не было.
Во внутренней атмосфере православных храмов прослеживается монументальность и статичность. Все элементы интерьера и храм в целом священны и имеют свое символическое значение. Понимание храма как реликвария представлено и в византийских литургических толкованиях, согласно которым все пространство может быть осмыслено как совокупность реликвий Святой Земли. Апсида воспринимается как пещера Рождества, алтарная сень (киворий) – гора Голгофа, алтарная преграда – граница ветхозаветного Святая Святых и одновременно образ решетки у иерусалимского Гроба Господня, амвон – камень у входа в пещеру погребения, с которого ангел возвестил о воскресении Христа. С ранневизантийской эпохи алтарный престол истолковывался как образ Гроба Господня. На престоле православного храма стоит дароносица с преждеосвященными святыми дарами, символизирующая Христа во гробе и уподобленная важнейшему реликварию. На алтарном престоле находится и крест, в его средокрестье с древнейших времен стремились поместить частичку Креста, на котором якобы был распят Иисус. Крестмощевик не только напоминал о древе распятия и искупительной жертве на Голгофе, но и подчеркивал смысл престола как реликвария. Напомним, что, согласно церковному правилу, окончательно утвержденному на VII Вселенском соборе (787 год), в основании престола любого храма или в лежащем на нем антиминсе должны находиться подлинные святые мощи. Мощи в основании престола помещали в особом ларце, который сравнивается с Ковчегом Завета – ветхозаветным прообразом всех христианских реликвариев. Необходимо обратить внимание на важный факт: мощи в православии – это то, вокруг чего синтезируются все виды искусств. Без мощей нет храма как культового сооружения, драгоценные произведения декоративно-прикладного искусства, находящиеся в алтаре, облекают мощи святых: кресты-мощевики, антиминсы.
Образ храма-реликвария не ограничивался алтарем, многие святыни были представлены для поклонения и в других частях церкви – на аналоях-столиках и в раках-гробницах. Кроме того, с древнейших времен мощи святых вкладывали в стены, купола и столпы восточнохристианских храмов. Реликвии, вложенные в стены, воспринимались как истинные укрепления храмов, невидимая, но действенная защита. В идеальном восточнохристианском замысле реликвии должны были преобразить плоть храма, реальная материя буквально наполнялась святостью. В Древней Руси термин «мощи» прилагается как к останкам святых, так и к телу простого смертного. Становление литургической практики почитания мощей вырастало из погребального обряда как феномена «приручения смерти» [22, с. 364]. В Древней Руси существовал чин «омовения мощей» для освящения воды в случае общественной необходимости и в случае частной нужды.