Содержательное единство 1994-2000
Шрифт:
По отношению к чему эта реакция, на что так "дернулась" одна из частей "спящего" субъекта? "Дернулась" она по отношению к некоему (возможно, реагирующим Куликовым и не до конца читаемому) агрессивному паратексту, состоящему из широкого поля "агрессивных импульсов" (Буйнакск, назначение Басаева и многое-многое другое). Мы имеем право назвать эту совокупность импульсов именно паратекстом. Пара – потому, что буквами и фразами в нем становятся чьи-то жизни. Текстом – потому, что здесь есть неслучайность: семантика, логика и синтаксис, контекстуальные оболочки, грамматика, поэтика – все, что надо! Чей это паратекст? Кто его пишет в истории и современности, кто предъявляет России и, в частности, Куликову? Кто он, этот другой субъект?
Чечня? Кавказ? Ислам?
Дешифруя этот паратекст, начнем с контекстуальных моментов.
Один из авторов этого доклада выступал в телепередаче "Ислам и Россия". Ведущий (толковый аналитик и психолог, но далеко не корифей в стиле "ток-шоу") решил, видимо, резко упростить проблему, дабы потрафить массовому зрителю. Как это бывает с людьми, которые упрощающими процедурами ранее не занимались, ведущий переупростил модель диалога с аудиторией. И начал с того, что ислама, видимо, бояться не нужно… Или – нужно… Кто как считает? Кто за?.. Кто против?..
Боже, что тут началось! Какой поднялся шум! Ведущего только что не грозили "свести к ногтю" за демонизацию ислама. В какой-то момент настала очередь для выступления приглашенного на передачу члена команды, делающей данный гештальт-анализ.
Первый наш тезис не вызвал особых возражений ведущего. Он звучал так: "Ислам – великая религия. Обсуждать ее на уровне "дыкий исламызм" – верх бестактности и несуразия! Но ведь передача – по национальным интересам России! То есть речь о политическом аспекте… А он прост и одновременно трагичен. После краха двуполярного мира формируется, видимо, мир цивилизационных личностей. В этом мире исламская цивилизационная личность – одна из ведущих. Причем расширяющихся, разогретых.
Россия в эту исламскую цивилизационную личность явно не входит. И между Россией и исламом образуется межцивилизационный шов. А внутри России – тоже ислам. Как бы мы ни охлаждали шов, он все равно будет "греться". Но одни мы его охлаждать не можем. Будет ли это делать и ислам?
Однако ведущему нужна была ясность по двум вопросам. Кто виноват? И что делать?
Тогда был сформулирован второй тезис: "Виноваты крах бинарного сверхдержавия и те, кто вел и привел к подобному краху. В мире межцивилизационных сшибок человечество не выживет! Подменять понятие сшибки понятием диалога – просто уходить от сути дела. В этом мире швы будут греться, сколько их ни охлаждай. И энергии нагрева хватит, чтобы сжечь мир. Вывод – надо уходить из "мира цивилизаций" в новый мир "взаимодополняющих сверхдержавностей".
Ведущий увидел в этом "красный заход" и очень встревожился. Далее последовала серия вопросов и ответов.
Вопрос. Так во всем виноват СССР? А как же более ранняя эпоха, тот же Иран?
Ответ. Но мы же знаем, кто играл в "южное подбрюшье" и кто участвовал в игре!
Вопрос. Так, значит, ислам – это всего лишь пешка в чужой игре?
Ответ. Ну, почему пешка… Что Вы мне навязываете – либо пешка, либо ферзь (смех в зале). Есть, например, конь, ладья. Или слон (по-старому, офицер). Ислам именно как политика – это и есть тот самый офицер (громкий и напряженный шепот в зале).
Ведущий (с полным отчуждением): Так… Понятно…
Ни предварительные заявления о содержательном характере дискуссии, ни негативные реакции зала не побудили ведущего к тому, чтобы развить этот спор. Он точно знал, что этого нельзя делать. И, при всем своем самолюбии, предпочитал тонуть в грубых проклятиях со стороны накаленной аудитории и "заваливать" очень нужную ему передачу.
История – и странная, и показательная. И, учитывая трудность сегодняшнего русско-исламского диалога, постоянную оглядку сил, ведущих этот диалог, на окончания в фамилиях (а также повышенное внимание к вопросу, кто и чьим ставленником является), мы считаем
Восточные инварианты
В диалоге, который был приведен выше, весьма существенна адресация к Ирану. Но эта адресация должна быть и обобщена, и конкретизирована. События в Иране начались в 1978 году. Они стремительно разворачивались. И в феврале 1979 года завершились тем, что называется "исламской революцией Хомейни".
С тех пор прошло около 20 лет. Но никто так и не сумел (или не захотел) до конца дешифровать ту параполитическую игру, которая привела к подобному исходу в Иране. Только одно за это время выкристаллизовалось в полной мере и, видимо, не подлежит сомнению. Нет ни одного крупного, опирающегося на неповерхностную информацию об иранских событиях специалиста, который всерьез (а не под объективами телекамер, иногда слишком близко расположенными к иной "оптике", наводимой на "возмутителей спокойствия") утверждал бы, что в иранской революции вообще нет значимого (и даже ключевого) компонента параполитической игры самого высокого уровня.
Хомейни приехал из Парижа. Его достаточно рафинированные фундаменталистские рефлексии отнюдь не поверхностно соприкасались с иными традиционалистскими изысканиями. К этому моменту уже выкристаллизовались в Европе окончательно и понятие "третьего пути", и представление о "консервативной революции", и формула "двух врагов" – СССР и США – во всех ее гибких модификациях, в том числе и в базовой: "Преступный сговор ялтинских хищников" и взявшее все это на вооружение движение "новых правых".
Уже в 1943 году Тегеран не случайно стал местом встречи держав антигитлеровской коалиции (вообще случайности в вопросе о выборе места встречи таких лиц, как Рузвельт, Сталин и Черчилль, полностью исключаются). Борьба Англии, США, России и Германии (в меньшей мере – Франции) вокруг Ирана была острейшей.
Англия в 1921 году возвела на престол ту самую династию Пехлеви, которой в дальнейшем предстояло сыграть большую роль в геополитических коллизиях ХХ века. Тем самым Англия как-то скомпенсировала свой проигрыш в традиционно значимом для нее Азербайджане и выключила из игры "французский узел влияния", всегда определявшийся связкой Армении и Ирана.
Немцы на это смотрели с болезненной задетостью, насыщая своей агентурой весь Ближний и Средний Восток – от Египта и Судана до Турции, Ирана и Ирака. Вожделенная ось Берлин-Багдад (она же ось Берлин-Анкара) никогда и ни при каком уровне поражения не выходила из сферы суперприоритетного внимания Германии. Германия может быть кайзеровской, веймарской, фашистской или ужасно демократической. Но она всегда остается Германией. А значит, всегда будет строить свою игру в указанных приоритетных направлениях, концентрируя на этой игре большую часть имеющихся у нее на данный момент возможностей. Эти направления для нее, как говорят ученые, "инвариантны".
Всегдашнее затруднение в подобной игре – неминуемо синхронный интерес Германии к Турции и Ирану, этим антагонистам "Передней Азии". При этом единственный шанс для немцев состыковать между собой двух фундаментальных противников – в том, чтобы накрыть глубинную вражду общей, менее глубинной и в каком-то смысле внешней идеологической картой. Из таких крупных карт во второй половине ХХ века могла быть использована только одна – исламский фундаментализм.
Хорошо известно также и то, каким видел себя русский интерес в этом регионе вне зависимости от того, о какой России шла речь – царской или коммунистической. Всегда шла речь о выходе через Иран не только к теплым морям, но и к Индии. И неважно, кто этим занимался в тот или иной исторический период времени – Троцкий или атаман Платов. Речь шла вновь об определенном инварианте. А этот инвариант фундаментально противоречил инвариантному же британскому интересу, который сторожил и будет сторожить Индию от русского и иного воздействия вне зависимости от того, что происходит в Великобритании и какое (опять приходится адресоваться к поэтам) "у нас тысячелетье на дворе".