Содержательное единство 1994-2000
Шрифт:
Вторая ось – горизонтальная, западно-восточная. Она проходит с севера Италии и юго-запада Германии через Австрию и дальше в Юго-Восточную Европу. Она проходит и по Балканам, и по Румынии и представляет собой тоже ось немецкой экспансии.
Австрия и ее углубленные отношения с ЕС воспринимаются стопроцентно как реализация немецкого интереса.
Но особое внимание привлекает сейчас региональные структуры альпийского сотрудничества – новый феномен европейской политики, который связывает между собой территории "Прииталья" и, в сущности, является плацдармом для входа Германии в саму Италию. В ближайшее время начнется углубление альянса между Италией и Германией. Речь идет о 6-8 месяцах, не более.
Отдельно следует оценивать феномен оттеснения на второй план ряда средиземноморских стран.
Франция уже
Сейчас Франция напряглась. Франция ощущает немецкую опасность. Нет ни одного крупного французского специалиста по анализу политического процесса, который не признавал бы эту опасность. Это делают все ответственные французские эксперты и политики, вне зависимости от того, относятся ли они к "левому" или "правому" лагерю. Но мы не должны делать из этого вывод, что при существующей расстановке сил Франция вновь начнет искать глубокого контакта с Россией. Это очередная наивность козыревской и неокозыревской политики, с ее утопической идеей активной кооперации, и не более! На самом деле Франция действует более тонко и совсем по-иному, в частности, и потому, что понимает российские реалии и знает, что сейчас ей "ничего здесь не светит".
Франция, например, выдвинула на повестку дня вопрос о создании единой противоракетной обороны с Германией. Что это? Попытка слиться в евроэкстазе с Германией? Или – попытка так влиться в германские программы и проекты, чтобы в течение какого-то времени удерживать баланс в свою пользу? Скорее всего второе!
Совершенно особым фактором внешней политики и геополитики является Англия. Целый ряд английских соглашений говорит о том, что Англия хотела бы расколоть Европу, что Англию не устраивает умеренность Франции по отношению к Германии, что Англия ищет инструменты для достаточно глубокого и отвечающего ее интересам еврораскола. Но при этом Англия делает по-прежнему ставку на то, чтобы быть приоритетным и единственным генеральным исполнителем заказов США. Англия не открепляется от США, Англия, напротив, с каждым очередным шагом игры против единой Европы пытается укрепить именно свой (и только свой!) альянс с США.
При этом основная "головная боль" Англии заключается в том, не придет ли в США такое республиканское правительство, которое позволит единой Европе сформироваться без учета интересов Англии. Поэтому для Англии очень важно – решен ли вопрос о том, что Клинтон уже списанная фигура на новых выборах в США, или нет.
Крупнейшие английские аналитики считают, что этот вопрос не предрешен, что Клинтон в сложном положении, но списанной фигурой не является. Все политическое поведение Англии сегодня – предопределено задачей упрочения ее союза с США. Переключить США на свои интересы, доказать США, насколько эти интересы несовместимы с интересами Срединной Европы по моделям Германии, – вот что наиболее важно для Англии! Для англичан сейчас хорошие политики – это те политики, которые готовы объяснять американцам, как говорят, "кто есть кто". И плохие политики – это политики, которые не играют в эту игру.
В такой ситуации трудно сказать, какую новую псевдостратегию будет предлагать Козырев. Но можно утверждать с достаточной определенностью, что это будет псевдостратегия. В Европе русский игрок реально не ощущается. "Русская игра в Европе" – это сейчас умозрительное построение, а не фактическая военно-стратегическая, военно-дипломатическая или специализированная сфера деятельности. Нет реальной русской игры, а значит, нет среды для той или иной не умозрительной дипломатии.
Разумно ли в этих условиях стращать собой Запад, как это пытаются делать наши военные и политики? Вряд ли! Мне кажется, что разумнее сегодня было бы предложить несколько концептуальных построений, которые на Западе воспринимаются с пониманием. Ведь Запад начинает ощущать, что под личиной постсоветской евроидиллии, (которая Запад как "коллективное целое", в общем, устраивает) начинают закипать совсем другие процессы. И, в принципе, Запад готов был бы признать, что эти процессы являются столь угрожающими для его фундаментальных интересов, что ради их блокирования стоит пожертвовать многим. Подобно полякам, нам стоит сегодня поднять вопрос о цене стабильности в Европе. Но – под другим ракурсом и с других позиций. Дело в том, что Россия сегодня действительно держит руку на кнопке особой опасности, которая может быть усилена или погашена в зависимости и от того, как будет протекать ее диалог с Западом, и от того, какой характер примет ряд процессов внутри самой России.
Россия – не региональная держава. Она – либо фактор мировой стабильности, либо источник глобальной нестабильности. Россия, к сожалению, сегодня выступает как очень эффектный источник глобальной нестабильности. Важно показать, что эта нестабильность может развиваться вовсе не в соответствии интересам многих сил на Западе. Тут не нужно блефовать, хотя бы потому, что это действительно так. Однако осознания масштаба угрозы своим витальным интересам на Западе пока недостаточно. Помочь движению в сторону подобного осознания непросто. Но это возможно. И, повторюсь, здесь никакого блефа не нужно! Правда о ситуации такова, что ее одной с избытком достаточно для "переоценки многих западных внешне- и внутриполитических ценностей". Правда эта, как говаривал один герой Грибоедова, "хуже всякой лжи".
Трудность ее развертывания состоит в том, что речь идет о сущностной правде, а не о правде суетных мелочей. Большая часть западного аналитического мира не способна воспринять эту правду по целому ряду причин. Поэтому видимость выдается за сущность. А сущность… Эта сущность достаточно хитра и умеет скрыть себя за яркими, крикливо подаваемыми видимостями. Более того, гротесково демонстрируя себя ("вот я в Хорватии, вот я в Азербайджане, вот я, как Фигаро, то здесь, то там, что изволите?"), эта хитрая сущность своими псевдопроявлениями гасит шок реальности. В результате западный политический и аналитический истеблишмент отказывается признать то, что он давно уже должен был бы признать, и признание чего фундаментально бы изменило все константы глобальной политики.
Каков масштаб возможных в случае такого признания изменений? В качестве одной из трансформант можно было бы указать на (неизбежное в случае извлечения головы западного экспертного сообщества из-под страусового крыла симпатичной для него Видимости) признание того очевидного уже обстоятельства, что геополитический процесс уже вышел за допустимые рамки. Какие? Недавно я прочел доклад в Иерусалимском университете, который так и назывался "Хитрая Сущность". В этом докладе речь как раз и шла о прорыве определенных рамочных ограничений в ходе трансформаций мирового процесса, происходящих на протяжении последних десятилетий. Я думаю, присутствующим будет небезынтересно ознакомиться не с отдельными модельными разработками, но с аутентичным текстом, тем более, что российско-израильский диалог постоянном пребывает в поле клубящихся и множащихся мистификаций.
Кроме того, место, время, цель, нюансировка входят для меня и моих коллег в понятие метаязыковой среды развертывания политических концептов. Концепты же, в отличие от понятий, – не знаки, а суверенные сущности, бытие коих возможно только в единстве текста и собеседника. Чем больше собеседников и пространство коммуникаций, тем яснее, на наш взгляд, становится тот объем, который исчезает при отстраненном изложении. Подлинный объем включает в себя, как нам кажется, особый смысл, размещаемый между словами и поверх них.