Содом и Гоморра. Города окрестности Сей
Шрифт:
— Не знаю, — сказал пришлый. — А сейчас мы где?
Над простершейся позади них равниной все выше вставало солнце. Пришлый протянул ему последнюю пачку крекеров.
— Оставьте себе, — сказал Билли.
– ?No quieres m'as? [327]
— У меня так пересохло во рту, что…
Пришлый кивнул, отправил крекеры в карман.
— Para el camino [328] , — сказал он. — Я родился в Мексике. Но не был там много лет.
327
А
328
Будут мне на дорогу (исп.).
— Теперь возвращаетесь?
— Нет.
Билли кивнул. Пришлый огляделся: что несет с собой новый день?
— В середине жизни, — сказал он, — я наметил на карте свой путь и долго его изучал. Пытался разглядеть узор, который он рисует по планете, — думал, что если разгляжу этот узор и вычислю его форму, то буду лучше знать, как продолжать его. Буду знать, каким мой путь должен быть. Смогу заглянуть в будущее своей жизни.
— И как оно вышло на деле?
— Да совсем не так, как ожидалось.
— А откуда вы знали, что это была именно середина жизни?
— Видел во сне. Потому-то я тогда и нарисовал свою карту.
— Как она выглядела?
— Карта?
— Да.
— Да интересная такая. Так поглядишь — такая, этак — этакая. Она предлагала много разных возможностей. Я даже удивился.
— А вы можете припомнить все те места, где бывали?
— Да, конечно. А вы — нет?
— Не знаю. Я где только не был. Ого! Ну, может быть, если подумать… Если б можно было остановиться, заняться этим вплотную…
— Да. Разумеется. Я так всегда и поступал. Одно влечет за собой другое. Не думаю, что наше путешествие может пройти для нас втуне. К добру это или к худу.
— А все же как бы вы ее описали? Эту вашу карту.
— Ну, это словно некое лицо; сперва ты видишь одно, потом повернешься, посмотришь под другим углом, и оно уже другое, а вернешься в прежнее положение, его и вовсе уже больше нет.
— Да куда же девалось-то?
— А не знаю.
— Так вы его видели или только думали, что видели?
Человек улыбнулся.
— Qu'e pregunta [329] , — сказал он. — Какая разница?
— Не знаю. Думаю, что разница должна быть.
— И я так думаю. Но в чем она?
— Ну… С настоящим лицом так не бывает.
— Нет. То было не лицо, а этакий намек. Un bosquejo. Un borrador, quiz'as [330] .
— Вона как!
— Во всяком случае, довольно трудно выйти за рамки собственных желаний и смотреть на вещи так, как хотят они сами.
329
Ну и вопрос (исп.).
330
Абрис. Грубый эскиз, может быть (исп.).
— А по-моему, каждый видит только то, что находится прямо перед ним.
— Да. Но я так не думаю.
— А что это был за сон?
— Сон как сон, — сказал пришлый.
— Не хотите, можете не рассказывать.
— Откуда вы знаете?
— Ну, ведь вы можете мне вовсе ничего не рассказывать.
— Могу. Тем не менее там был мужчина, ехавший через горы, и прибыл он в одно такое место в горах, где когда-то давным-давно собирались некие странники.
— Это во сне все?
— Да.
– 'Andale pues [331] .
— Gracias [332] .
— А вы этот свой сон уже рассказывали.
— Рассказывал.
– 'Andale.
— En tiempos antiguos. То был высокий перевал, и когда он на него вышел, там оказался камень вроде стола, причем этот каменный стол был очень-очень древний; в ранние дни существования планеты этот камень упал с высокого pe~nasco [334] на дно прохода и остался лежать плоским сколом к солнцу и ветру. Но на поверхности этого стола все еще можно было разглядеть пятна крови тех, кого убили, разложив на нем, чтобы умилостивить богов. Железо, содержавшееся в крови этих исчезнувших жертв, вычернило камень, и эту черноту до сих пор еще можно увидеть. Да плюс зарубки, оставленные на камне топорами или, уж не знаю там, мечами. В общем, было понятно, что на нем делали.
331
Продолжайте (исп.).
332
Спасибо (исп.).
333
В древние времена (исп.).
334
Утеса (исп.).
— А такое место правда существует?
— Не знаю. Да. Такие места есть. Но это место не было одним из них. Это место чисто приснившееся.
– 'Andale.
— Короче, путешественник на это место прибыл к ночи, в горах становилось все темнее, в проходе усиливался ветродуй, с каждым часом все более холодный. Желая отдохнуть, он сбросил с себя свою ношу, снял шляпу, чтобы охладить лоб, и тут его взгляд упал на алтарный камень, которого ни воды, ни штормовые горные ветра не смогли очистить от пятен крови. И он решил там ночевать — вот ведь каково бывает безрассудство тех, кого Господь, по милости своей, хранит от того, чтобы они в должной мере испытали все превратности этого мира.
— Кто был этот путешественник?
— Не знаю.
— Это были вы?
— Навряд ли. Хотя опять-таки: уж если въяве мы самих себя не сознаем, неужто сможем опознать во сне?
— Думаю, я бы понял, я это или не я.
— Ага. А разве вы не встречали во сне людей, которых прежде никогда не видели? Ни во сне и никак.
— Встречал, конечно.
— И кто были эти люди?
— Не знаю. Персонажи снов.
— И вы решили, что придумывали их. В каждом таком своем сне.
— Ну да. Наверное.
— Въяве вы это делать можете?
Билли сидел положив руки на колени.
— Нет, — сказал он. — Мне кажется, нет, не могу.
— Вот видите! Как бы то ни было, думаю, что ваше «я» и во снах, и въяве предстает лишь таким, каким вы хотите себя видеть. Рискну предположить, что каждый человек гораздо многограннее, чем ему самому кажется.
– 'A ndale.
— Ну вот. Таким же многогранным был и тот путешественник. Сложил с себя свою ношу и стал обозревать темнеющую окрестность. На том высоком перевале не было ничего, кроме камней и щебня, и он решил, что надо лечь хоть чуточку выше, ну хоть не там, где ползают всякие ночные гады, поэтому он подошел к алтарю и возложил на него длани. Помедлил, но медлил он недолго. Разостлал на камне одеяло, прижал его углы тяжелыми камнями, чтобы не унесло ветром прежде, чем успеешь снять сапоги.