Содом и Гоморра. Города окрестности Сей
Шрифт:
— Давай-давай, смотри во все глаза!
Парень попытался нагнуться неожиданно и завладеть ножом, но Эдуардо упредил его, наступив на лезвие своим изящным черным ботиночком.
— Разреши мне выколоть тебе один глаз, тогда получишь нож, — сказал он. — Иначе я просто перережу тебе горло.
Парень стоит молчит. Наблюдает.
— Подумай об этом, — сказал Эдуардо. — С одним глазом в башке ты, может быть, еще сумеешь убить меня. Вдруг поскользнусь. Пропущу выпад. Кто знает? Всякое бывает. Что скажешь?
Он отошел чуть влево и вернулся. Вдавленный в песок, нож лежал как отливка в изложнице.
— Молчишь, да? А я вот что тебе скажу. Я тебе вариант предложу получше.
Парень метнулся вперед, попытался схватил его за руку. Эдуардо вывернулся и полоснул парня ножом по животу еще дважды. Тот кинулся было к ножу, но Эдуардо уже стоял на нем, и парню пришлось отступить, сжимая живот растопыренными пальцами, между которыми бежала кровь.
— Прежде чем умереть, ты увидишь свои кишки, — сказал Эдуардо. И отступил. — Подними его, — сказал он.
Парень стоит смотрит.
— Давай, подымай. Подумал, что я серьезно? Нет, дядя шутит. Поднимай.
Он нагнулся, поднял нож и вытер его лезвие о штанину джинсов. Закружились. Нож Эдуардо рассек подвздошную фасцию, мышцы живота у парня ослабли, он почувствовал жар и тошноту, рука стала липкой от крови, но он боялся еще раз хвататься за живот, чтобы не отвлечься. Плащ на руке опять размотался, он стряхнул его вовсе, дождевик упал где-то сзади. Опять закружились.
— Учение дается трудно, — сказал Эдуардо. — Думаю, ты должен согласиться. Но в данный момент будущее не так уж неопределенно. Что мы видим? Если говорить откровенно… как один cuchillero [295] с другим… Как один filero [296] с другим…
295
От исп.cuchilla — резак, тесак, нож.
296
От исп.filo — лезвие, режущая кромка.
Он махнул клинком. Улыбнулся. Опять закружились.
— Что сейчас видит наш соискатель? Неужто до сих пор надеется на чудо? Видимо, истина наконец проймет его, только когда он почувствует ее потрохами. Как это бывает с деревенскими brujos [297] .
Он сделал выпад ножом в лицо, парень отпрянул, но финт оказался обманным, лезвие пошло по крутой дуге вниз, сверкнуло отсветом и соединило три горизонтальных пореза вертикальным, так что на бедре образовалась буква «Е».
297
Колдунами (исп.).
И сразу влево. Вскинув голову, отбросил назад напомаженные волосы:
— Знаешь, как меня зовут, мальчишка? Ты мое имя знаешь?
С этими словами он повернулся к парню спиной и медленно пошел прочь. Последние слова произносил в пространство. В ночь.
— Умирая, жених, возможно, поймет наконец, что сгубила его страсть к таинственности. Бляди. Суеверие. И вот наконец смерть. Потому что как раз она тебя сюда и позвала. Ее-то ты и искал.
Он развернулся, пошел назад. Медленно провел впереди себя клинком так, словно это коса, и вопросительно поглядел на парня. Как будто ждал, что тот в конце концов ответит.
— Вот что тебя сюда завлекло и будет влечь сюда всегда. Такие,
Когда он вновь пошел в атаку, парень не стал делать попыток защититься. Он просто бросился с ножом вперед, и отступил Эдуардо уже со свежими ранами на руке и груди. Снова тряхнул головой, чтобы не маячили перед глазами волосы, черные и прямые. Стоит, весь залитый кровью.
— Не бойся, — сказал Эдуардо. — Это не очень больно. Больно будет завтра. Но завтра у тебя не будет.
Джон-Грейди стоял, зажимая рану в животе. От крови его рука была скользкой, и он чувствовал, что из его нутра в ладонь что-то лезет. Они сошлись снова, и Эдуардо раскроил ему руку около локтя, но он сдержался и руку не отдернул. Оба развернулись. В сапогах у него тихонько похлюпывало.
— Из-за бляди, — сказал сутенер. — Из-за бляди.
Они сошлись снова, теперь Джон-Грейди держал руку с ножом немного ниже. Почувствовал, как клинок Эдуардо, скользнув по ребру, чиркнул ему по груди. От этого перехватило дух. Он не пытался ни уклониться, ни отразить удар. Исподтишка махнул ножом снизу, от колена, вогнал по рукоять и, пошатываясь, отступил. Услышал, как щелкнули зубы мексиканца, когда у того сомкнулись челюсти. Эдуардо выпустил нож (послышался тихий всплеск в стоячей лужице у его ног), а сам стал отворачиваться. Бросил взгляд куда-то за спину. Как человек, сошедший с поезда на минутку — вдруг поезд уедет без него? Рукоять охотничьего ножа торчала у него под челюстью. Он поднес к ней руку, коснулся. Губы сведены гримасой. Его нижняя челюсть оказалась приколочена к верху черепа, он взял рукоять обеими руками, будто вот-вот выдернет, но не смог. Отошел в сторону, повернулся и прильнул к стене пакгауза. Потом сел. Колени подтянул к груди и сидит, тяжело, сквозь зубы, дыша. Оперся с обеих сторон о землю ладонями и поднял взгляд на Джона-Грейди, но вскоре стал медленно заваливаться, бесформенной кучей лег в проезде у стены и больше уже не двигался.
Джон-Грейди стоял, опираясь о стену на другой стороне проезда, и сжимал свой живот обеими ладонями.
— Не садись, — проговорил он. — Не садись.
Убедившись, что может стоять, он кое-как перевел дух и опустил взгляд. Рубашка спереди висит кровавыми лохмотьями. Между пальцами виднеется сероватая трубка кишки. Скрипнув зубами, вдавил ее обратно и прикрыл рану рукой. Подошел к лужице, поднял из воды нож Эдуардо, после чего, все так же зажимая рану рукой, перешел на другую сторону проезда и стал одной рукой срезать с мертвого врага шелковую рубашку. Опираясь о стену и держа нож в зубах, обмотался рубашкой и туго связал концы. Потом дал ножу выпасть на песок, повернулся и медленно заковылял по проезду в сторону дороги.
Оживленных улиц по пути старался избегать. Зарево городских огней, по которому он ориентировался, висело над пустыней, как рассвет, который вечно близится. Сапоги все больше наполнялись кровью, и на песчаных улицах barriosон оставлял кровавые следы, на запах которых со всей улицы сбегались собаки, шли за ним, рыча и вздымая шерсть на загривках, а потом исчезали. Он шел и говорил сам с собой. Потом стал считать шаги. Вдалеке слышал сирены и при каждом шаге чувствовал, как теплая кровь сочится между сомкнутыми пальцами.