Софья Алексеевна
Шрифт:
— Что ты, что ты, царевна! Родных помнить — дело богоугодное, а вот от молитвенного бдения отвлекать…
— Нездорова Софья Алексеевна.
— Как нездорова? Спрошу у настоятельницы, непременно спрошу, отчего меня не упредила. Лекаря спосылать надобно, зелий лекарственных.
— Не нужны царевне лекари, владыко. Покой душевный ей надобен, вот что.
— А покой обрести только покаянием можно, Марфа Алексеевна. Покаешься, сразу облегчение придет.
— В чем каяться-то Софье Алексеевне?
—
— Почему ж неправедном, владыко? Разве Софья Алексеевна не одного с государями братцами отца дочь? Разве в роду по сравнению с ними не старшая?
— Так ведь Петр Алексеевич да Иоанн Алексеевич на власть венчаны по всем правилам церковным.
— А что ж, царь Василий Шуйский венчан не был? Низвергли его, и не стало законного, как говоришь, государя.
— Не низвергли — сам отрекся Шуйский.
— Того лучше. Значит, и отречься в каждую минуту можно и на престол взойти тоже.
— Сама знаешь, царевна, Петра Алексеевича народ выкликнул.
— А потом царевну Софью Алексеевну правительницей.
— Видишь, только правительницей, а царевна себя возомнила государыней. Венчаться на царство похотела.
— Похотела аль венчалась? Откуда ты, владыко, о хотении ее знать можешь. От заплечных дел мастеров? Так людишек измордовали, что те не то что на царевну — на родителей родных всклепать готовы.
— Не скажи, не скажи, Марфа Алексеевна. Какой уж тут поклеп в предсмертный час!
— А когда ж и быть поклепу, как не перед смертью? Все человека мысль не оставляет, что ложью, палачам угодной, жизнь себе купит. Хоть в темнице, хоть на Мезени.
— Чего это ты, царевна, Мезень-то помянула? Весточка оттуда какая пришла?
— Могу и Яренск, и Каргополь, и Пинегу помянуть. Меня, владыко, учителя преотличнейшие учили. Землю нашу знаю.
— Да нет, я про Мезень.
— Разве не там воспитатель царицы Натальи Кирилловны томится в ссылке, едва заживо не сгнил?
— Так ведь Артамона Матвеева давненько уж в живых нет, а ты Мезень…
— Отца нет, сын остался — Андрей Артамонович, владыко.
— Не хочешь, не хочешь ты, царевна, со мной как с отцом духовным говорить. Грех это, Марфа Алексеевна.
— Так у меня духовник свой есть, владыко. А что касаемо греха, то нет большего, чем исповеднику тайну исповеди нарушать. Ради мирских властей. Ради кесарских сребреников.
19 апреля (1691), на Фомино воскресенье, после литургии, в Крестовую палату к патриарху Адриану приходили из школы, что за Иконным рядом, учитель иеромонах Софроний и с ним ученики его Греческого языка, риторического, грамматического и книжного Греческого и Словенского учения и в Крестовой палате Христа славили пением Греческого согласия и говорили Греческим и Ловенским о Воскресении Христовом от Божественных писаний многие речи и орацеи святейшему патриарху с поздравлением. При том учителю дано 5 рублей, а всего роздано 15 рублей. Ученики были возмужалые — иеродьяконы, дьяконы и бельцы того же возраста.
— Торопишься, государыня-царевна. Потолковать с тобой хотела, Марфа Алексеевна.
— А есть о чем, царица Наталья Кирилловна?
— Есть, есть, матушка. Чегой-то ты строить ничего не принимаешься? Гляди-ко, все царевны кругом за дело взялися. Коли денег нет, я государя Петра Алексеевича попрошу. Он поможет. По-родственному.
— Сам сказал, царица?
— Сам и осведомиться велел, чего не видать тебя. Петруша толковал, что тебя с Софьей-разбойницей не мешает. Софья — одно, ты, царевна, другое.
— Ишь, милостивец наш какой.
— Верно сказала, если Петра Алексеевича как следует попросить, николи милостью не обойдет. Вот и проси, проси, Марфа Алексеевна.
— Да мне никакой милости не надобно. У меня на все свои права есть.
— Есть-то, может, и есть, а как их взять. Все в руце государевой.
— Чтой-то ты, царица, одного сыночка своего на престоле видишь. Там ведь и старший его братец сидит.
— Иванушка-то? Да он ни к каким делам интересу не имеет, и слава Тебе, Господи. Он тихо живет себе поживает, и Петруша с ним забот не имеет. Иной раз даже скажет: занялся бы ты чем, Иванушка. А тот головкой только качает да усмехается. Мол, ты уж без меня, братец, без меня. Добрая душа, сестрицам своим не в пример.
— Вам бы только таких, царица.
— А каких еще? Вот, сама гляди, в Высокопетровском монастыре забот сколько. Боголюбский соборный храм скончали, за колокольню над Святыми вратами приниматься надо. Хочу, чтоб церковь Покрова в ней была.
— Полюбился тебе, Наталья Кирилловна, этот монастырь.
— Тебе, Марфа Алексеевна, с сестрицами Новодевичий, а мне поскромнее, зато и к Кремлю поближе. Все по моей мысли станется, другой Кремль будет.
— Опять Кремль? Один не достроили, до другого черед дошел.
— О чем это ты, царевна? О каком другом?
— Да нет, царица, подумалось просто.
— А чтоб по-новому дворцы кремлевские да обители московские изукрасить, Петруша у Тайницких ворот повелел завод стеклянный заложить. Мастер Якушка Романов строить взялся. Вот только мастеров стеклянного дела в Москве нету. Так государь Петр Алексеевич с Украины, от гетмана Мазепы выписать их обещался. Вот и ты бы, Марфа Алексеевна, за дело принялась, нас бы с Петрушей успокоила.
— Не пойму тебя, царица. Как успокоила?