Софья Васильевна Ковалевская
Шрифт:
Начавшееся сближение Сони и Владимира Онуфриеви- ча было разрушено: «Софа часто посещала его [Ковалевского] и проводила у него целые дни; иногда они предпринимали вдвоем большие прогулки. Для них, конечно, общество стольких дам не всегда могло быть приятным, тем более что Анна и ее подруга часто нелюбезно обращались с Ковалевским. У них были на это свои причины; они находили, что, раз брак фиктивен, Ковалевскому не следует придавать своим отношениям к Софе слишком интимный
79
– характер. Это вмешательство посторонних лиц в жизнь молодых супругов приводило не раз к мелким стычкам и испортило вскоре хорошие отношения, существовавшие -между
Ковалевский решил уехать из Гейдельберга. Он отправился в Вену, а потом в Мюнхен, где вел интенсивную научную работу.
О жизни в Берлине Лермонтова пишет, что она была еще более однообразной и уединенной, чем в Г ейдельберге. Они жили вдвоем с Соней, которая целые дни проводила за письменным столом, погруженная в математические выкладки. Юлия же до самого вечера занималась в лаборатории. Пообедав на скорую руку, они опять принимались за занятия. Никто к ним не приходил, кроме профессора Вей- ерштрасса. Соня все время была в самом грустном расположении духа; ко всему она относилась.равнодушно, исключая свои занятия. Иногда их навещал Владимир Онуфрие- вич, что всегда несколько оживляло Соню. Однако иногда свидания омрачались взаимными упреками и недораауме- ниями. Когда же Соня оставалась с Юлией, она не хотела выходить из дому ни для прогулок, ни для того, чтобы идти в театр, ни для покупок.
Лермонтова рассказывает о том, как занималась Соня. Она могла несколько часов подряд предаваться самой усиленной умственной работе, не вставая из-за стола. А вечером, после целого дня напряженной работы, она поднималась со стула, так сильно погруженная в свои мысли* что начинала ходить по комнате быстрыми шагами, причем казалась совершенно оторванной от действительности; фантазия, по-видимому, уносила ее далеко за пределы настоящего.
По ночам она очень мало и очень беспокойно спала. Часто она просыпалась, пробуждаемая каким-нибудь фантастическим сном, и просила Юлию посидеть с нею. Она охотно рассказывала свои сны, которые были всегда очень оригинальны и интересны. Она ставила перед собой самые сложные цели, и тогда страстно желала достигнуть их. «Но, несмотря на это, я никогда не видела ее в таком грустном, подавленном настроении духа, как тогда, когда она достигала предположенной цели» [147, с. 386].
Действительность не соответствовала тому, о чем мечтала Соня. И «когда ее видали такою грустною и печальною среди полного успеха, к ней чувствовали невольно глубокое сострадание» [147, с. 387].
80
Никто не сомневался в том, что Владимй|Г0нуфриевйч глубоко любил Софью Васильевну. Несомненно, что и Софья Васильевна также полюбила его. Однако не только фиктивность брака препятствовала их сближению. Были еще некоторые обстоятельства, в которых пытались разобраться как сами Ковалевские, так и близкие к ним люди.
Лермонтова, анализируя характеры обоих, дает такое объяснение. «Она [Соня] чувствовала всегда непреодолимую потребность в нежности и задушевности, потребность иметь постоянно возле себя человека, который бы всем делился с ней, и в то же время она делала невозможной жизнь для человека, который вступал в такого рода близкие отношения к ней. Она сама была слишком беспокойного нрава, слишком дисгармонична по своей натуре, чтобы на долгое время найти удовлетворение в тихой жизни, полной любви и нежности, о которой она, по-видимому, так страстно мечтала. При этом она была слишком личною по своему характеру, чтобы обращать достаточно внимания на стремления и наклонности жившего с нею лица.
Ковалевский отличался также- чрезвътчшшо беспокойным характером; он носилсй постоянно с новыми планами и идеями. Бог знает, могли ли бы при каких бы то ни было обстоятельствах жи^ни прожить истинно счастливо вместе эти два существа, так богато одаренные оба?» [147, с. 385].
Вторая половина 1872 г. и часть 1873 г. для Софьи Васильевны и Владимира Онуфриевича были связаны с тягостными переживаниями. Софья Васильевна успела сильно привязаться к Владимиру Онуфриевичу, но он этого не понимал, и у него страдало самолюбие. Он начал думать о разводе, полагая, что* создавшееся положение тяготит Софью Васильевну, и стал посылать ей письма, по-видимому, в очень нервном тоне. Мучила его и ревность, до него доходили какие-то сплетни о Софье Васильевне. Она тоже жила тревожно и один раз попросила у Юли посредничества — написать письмо Владимиру Онуфриевичу. В конце концов после года разлуки произошло примирение. В письме от 7 июня 1873 г. Владимир Онуфриевич пишет брату, что почти решил ехать защищать диссертацию в Петербург. «Софа тоже едет со мною, и, следовательно, будет очень хорошо и весело» [116, с. 143].
Летом Ковалевские гостили в Палибине, но осенью вернулись за границу для продолжения своих занятий.
81
Глава IV
Возвращение на родину
Ковалевские в Петербурге
Возвращаясь в Россию, Ковалевские намеревались упорядочить свою семейную жизнь. Из переписки В. О. Ковалевского мы узнаем, что они мечтают о радостной жизни в Петербурге, где у Владимира Онуфриевича, «да и у Софы ведь так много прицепок» [87, с. 328].
В августе 1874 г. Софья Васильевна поехала в свое родное Палибино. Теплый семейный праздник прошел 17 сентября в день именин Софьи Васильевны. Сам генерал, Василий Васильевич, хлопотал о сервировке стола. В конце ужина И. И. Малевич произнес несколько витиеватый и трогательный тост:
«Скромный труженик, приподнявший завесу, отделявшую мою дорогую ученицу от храма науки, предлагает считать день этот торжеством женского труда, достигшего лучших результатов, увенчанного высшей ученой степенью» [95, с. 650].
В начале тоста Софья Васильевна конфузилась, но потом, склонившись на грудь матери, успокоилась и была довольна последними словами Иосифа Игнатьевича: «Здоровье первой русской ученой женщины, Софьи Васильевны Ковалевской» [95, с. 652].
Раздалось дружное, громкое «ура», и Малевич преподнес своей ученице букет цветов, а она произнесла тост в честь первого своего учителя, что его очень растрогало и смутило.
В октябре 1874 г. в Петербурге в честь первой женщины- химика Ю. В. Лермонтовой Д. И. Менделеев устроил торжество.
Софья Васильевна писала об этом осенью 1874 г. матери Ю. В. Лермонтовой, Елизавете Андреевне, которую поздравила с успехом милой Юленьки — успешной сдачей докторского экзамена и защитой диссертации по химии в Геттин- гене. Елизавета Андреевна жила в Москве и, конечно, с нетерпением ждала приезда своей дочери, которая задержалась в Петербурге. Софья Васильевна просит у Елизаветы Андреевны разрешения на то, чтобы Юля побыла в
82
столице: обе девушки были у профессора Менделеева, который «искренне сочувствует занятиям и успехам Юленьки» [64, с. 241]. А на днях он устраивает вечер, на который приглашает химиков, чтобы познакомить с ними Лермонтову. Теперь молодые женщины осматривают Петербург, ходят в театр и т. д.
В повести Ковалевской «Нигилистка» имеется введение автобиографического характера, в котором описывается состояние Софьи Васильевны в первое время по возвращении на родину, Ей был приятая, успех, которым она пользовалась как ученая женщина, она находила удовольствие В общении с людьми [67, с. 90].