Соглядатай, или Красный таракан
Шрифт:
Я кивнул и пошёл.
Он смотрел вслед. Я чувствовал это спиной. И «шкафы» тоже глядели мне вслед.
Ускоряя шаг, я свернул наконец в какой-то переулок и, поплутав по нему, выбрался-таки снова на Карлуху – центральную улицу нашего города, официально именуемую именем Карла Маркса. Фешенебельная, наполненная пестрой рекламой, лотками под парашютами зонтиков, благоухающая корзинами цветочниц, с фасада она казалась изысканно-нарядной. Гости города, наверное, и не догадывались: стоит свернуть с Карлухи чуть в сторону – и обязательно попадёшь в какой-нибудь рытый-перерытый двор, застрянешь среди железных гаражей
Вот из такого замечательного уголка и надвинулась на меня Наталья. Она шла из художественных мастерских, которые располагались на чердаке ювелирного магазина «Рубин».
Наташа увидела меня первой и окликнула:
– Привет! Ты чего по сторонам озираешься?
– Привет, – откликнулся я. – Скрываюсь от киллеров. Разве непонятно?
– Понятно-то понятно, – поддержала она мою шутку. – Неясно одно: как они такую тетерю, как ты, ещё не достали…
– И сам не понимаю, – развёл я руками.
Меньше всего на свете я хотел в этот день видеть Наташу. Не то чтобы она мне была неприятна – напротив, лучше её и представить трудно. Наверное, я боялся самого себя: серьёзные отношения не входили в мои планы, ну никак не вписывались, но я мог поддаться сердечному влечению, влюбиться как желторотый мальчишка – и это была бы гибель: жизнь вдвоём – это уже серьёзно, ответственно, и надо чем-то поступаться, считаться с мнениями, настроениями и капризами «половинки», загонять своё свободное существование в определённые рамки и быть готовым к пелёнкам, распашонкам, подгузникам, полночным бдениям у кроватки заболевшего ребёнка, и всё это вместо того, чтобы творить. (Дурашка! Может быть, лучшее из произведений, которое может создать человек, – это его сын или дочь. Всё остальное, в том числе и твоя мазня, не имеют никакого значения. Если это, конечно, не что-то из ряда вон…)
– Ты мне сегодня утром звонил? – спросила Наташа. – Я сидела в ванной. Пока из неё выбиралась, телефон замолчал…
Это не я звонил. Я вообще не люблю говорить по телефону. Но я почему-то соврал:
– Да, звонил.
– Скажи, зачем.
– Просто так.
– Просто так ничего не бывает.
– У меня бывает.
– А что ты хотел сказать?
– Ничего. Просто – послушать твой голос.
(Остановись! Что ты делаешь? – Уже не могу остановиться. Меня понесло… – Закрой, пожалуйста, рот, и не дыши…)
– Да?
– Да!
– Не шути так. Я ведь могу подумать, что ты серьёзно говоришь…
– Ладно, не буду, – я изобразил улыбку. – Хотел кое о чём тебя спросить.
– Газетная рубрика: «Спрашивайте – отвечаем», – Наташа тоже улыбнулась.
– Как ты думаешь, почему женщины иногда начинают рассказывать о себе как о другом человеке? – спросил я. – Выдумывают иное имя, но ситуацию не меняют…
– Почему только женщины? – Наташа пожала плечами. – Мужчины – тоже. Некоторые из них преуспели в этом так, что обрели статус гениев. Например, Сухово-Кобылин, который совершил преступление…
– Это теперь ставится под сомнение, – перебил я.
– Ладно, – кивнула Наташа. – Возьмём Достоевского. Он изнасиловал девочку и потом всю жизнь каялся в своих романах…
– И это не совсем
– Мы что, будем тут учёные дискуссии вести? – Наташа откинула прядь волос со лба. – Ты всегда говоришь с девушками о чём-то умном?
– Вообще-то, нет…
– Значит, я – та девушка, которая сама по себе тебя мало интересует.
– С чего ты взяла?
– Ты бы вёл себя иначе, и говорил бы иначе, и не задавал этих вопросов о проблеме двойничества. Да будет тебе известно, что рассказы о себе во втором лице – это попытка посмотреть на себя со стороны и узнать мнение окружающих…
– Не слишком ли просто?
– А я не люблю усложнять то, что и так непонятно…
(Просишься в героини моего романа? А мой роман – без героинь, вот так! Лишь персонажи эпизодов…)
– А, может, всё дело в том, что человек становится как бы соглядатаем собственной судьбы? Мужчины, они – грубее, менее чувствительны, и потому обходятся без экивоков. У женщин, мне кажется, просто в крови эта потребность глядеться в зеркало, делать себя чуть лучше – с помощью той же косметики, к примеру. И ещё вы любите пошептаться, пошушукаться, обсудить интимные подробности…
– Да ну? – Наташа кокетливо повела бровями. – Я и не знала!
– И всё же есть какие-то вещи, которые женщина хочет скрыть, но удержать в тайне не может – вот и рассказывает о них как бы во втором лице…
– Ты плохо знаешь женщин, – заметила Наташа. – И не стремишься их узнать…
(Опять за своё!)
– Если б не стремился, то не разговаривал бы сейчас с тобой, – я специально насупился, чтобы она увидела: обиделся!
– Может, зайдём куда-нибудь кофе выпить? – Наташа, кажется, не оценила мои актерские способности. – Уже хочется присесть. Устала стоять.
И тут я, как бы спохватившись, взглянул на часы, изобразил на лице отчаяние и воскликнул:
– О, Боже! Я с тобой про всё на свете забываю. У меня – дела! Срочные! Всё, бегу!
И вправду побежал.
Наташа растерянно глядела вслед.
(Наташа… Почему бабушка выбрала это имя для своей героини? И вообще, почему она бросила свои, так сказать, мемуары? Писала, писала, и вдруг – точка, на самом интересном месте. А дальше – другие тетрадки, на обложках которых надпись: «Повесть о жизни». Она тоже написана от первого лица, но рассказывает уже не о бабушке, а о некой Наталье. Как будто эта Наталья вспоминаетминувшее, итожит то, что прожито… То есть бабушка, получается, вообразила себя писательницей? Или все-таки гораздо правдоподобней другое: она продолжала рассказывать о себе, но не очень-то хотела, чтобы Наталью отождествляли с ней…)
Из тетрадок, озаглавленных
«Повесть о жизни»
«Девчонки решили бежать из лагеря. Днем приглядели место: слева – зенитная батарея, справа – широкое шоссе. Если попасть в лесок за батарею, то охранники ни за что не догадаются заглянуть туда. Подумают, что беглянки, боясь солдат, пошли вдоль шоссе.
Весь день обсуждали план побега. Завтра – выходной. Значит, нас долго не кинутся искать.
Вечером получили свою баланду и полный кофейник кипятка.
– Помыться бы нам на дорогу, – озабоченно сказала Маруся К.