Согнутая петля
Шрифт:
— Да, полагаю, вы правы.
— Тогда позвольте спросить: почему вы сейчас задаете этот вопрос?
— Вы очень меня обяжете, — отрезал Фарнли, очень похоже имитируя манеру Барроуза, — если не будете смотреть на меня как на обманщика и плута! Вы все смотрите на меня именно так! Не отрицайте! Именно так вы и смотрите! Мир и покой! Я все время искал мира, и где он? Но я скажу вам, почему я спрашиваю о Марри. Если вы не считаете, что с Марри что-то нечисто, зачем вы приставили к нему частного сыщика?
В глазах Барроуза, скрытых большими очками, появилось искреннее удивление.
— Простите, сэр Джон. Я не приставлял частного сыщика ни к мистеру Марри, ни к кому-либо другому.
Фарнли взял себя в руки:
— Тогда кто же второй малый из «Быка и мясника»? Вы знаете — довольно молодой, с грубым лицом и хитрыми замечаниями и вопросами? В деревне все убеждены, что он — частный сыщик. Он говорит, что интересуется фольклором и пишет книги. Как же, фольклор! Он же присосался к Марри, как пиявка!
Оба глядели друг на друга.
— Да, — задумчиво заметил Барроуз. — Я слышал о фольклористе и его интересе к людям. Его, наверное, прислал Уэлкин.
— Уэлкин?
— Адвокат истца. Или, что весьма вероятно, он не имеет к нашему делу никакого отношения.
— Сомневаюсь, — произнес Фарнли, и его глаза, казалось, налились кровью, а лицо потемнело. — Но этот частный сыщик, насколько я осведомлен, задает вопросы о бедной Виктории Дейли?
Брайану Пейджу показалось, что все вдруг подернулось пеленой и все знакомое стало незнакомым. В разгар спора о праве на состояние в тридцать тысяч фунтов годовых Фарнли, похоже, больше занимал обыденный, хотя и трагический случай, происшедший прошлым летом. Так что же? При чем здесь Виктория Дейли, безобидная старая дева тридцати пяти лет, задушенная в собственном коттедже бродягой, промышлявшим продажей шнурков для ботинок и кнопок для воротников? Задушенная, что достаточно любопытно, шнурком для ботинка; а ее кошелек был найден у бродяги в кармане, когда его труп обнаружили на железнодорожной линии.
В полной тишине, пока Пейдж и Молли Фарнли смотрели друг на друга, дверь открылась и в комнату вошел растерянный Ноулз.
— Здесь два джентльмена хотят вас видеть, сэр, — доложил он. — Один из них мистер Уэлкин, адвокат. Второй…
— Ну? Так кто же второй?
— Второй просил доложить, что он сэр Джон Фарнли.
— Что он сэр Джон Фарнли? Вот как… Ну…
Молли быстро встала, и лицо ее окаменело.
— Передайте от имени сэра Джона Фарнли, — проинструктировала она Ноулза, — что сэр Джон приветствует его и, если гость не может назвать другого имени, он может зайти с черного хода и подождать в помещении для слуг, пока сэр Джон не найдет времени повидаться с ним!
— Нет, погодите, погодите! — заикаясь, произнес Барроуз, стараясь сдерживать волнение. — В теперешних обстоятельствах необходимо быть тактичными! Игнорируйте его сколько вам угодно, но не…
На смуглом лице Фарнли появилась тень улыбки.
— Пойдите и передайте все, что сказала леди Фарнли, Ноулз!
— Какая наглость! — задыхаясь, воскликнула Молли.
Вернувшись, Ноулз походил скорее не на курьера, а на бессмысленный теннисный мяч, отбрасываемый в разные углы корта.
— Джентльмен сказал, сэр, что он приносит искренние извинения за свое сообщение, которое было преждевременным, и надеется, что оно не произвело на вас дурного впечатления. Он сказал, что много лет скрывался под именем мистера Патрика Гора.
— Понятно, — сказал Фарнли. — Проведите мистера Гора и мистера Уэлкина в библиотеку.
Глава 3
Истец встал с кресла. Несмотря на то, что одну из стен библиотеки прорезали несколько продолговатых окон, солнечный свет проникал в комнату слабо из-за густых ветвей деревьев. Каменный пол был покрыт гладким ковром. Тяжелые книжные полки были закреплены, как ярусы в подвале, верхними досками. Зеленоватый свет, лившийся из окон, отбрасывал на пол тени сотен книжных переплетов; они почти дотягивались до человека, стоящего перед столом.
Молли потом призналась, что, когда дверь открылась, душа у нее ушла в пятки и она спросила себя, не появится ли сейчас, как в зеркале, живой двойник ее мужа. Однако большого сходства между этими мужчинами не наблюдалось.
Человек в библиотеке был не плотнее, чем Фарнли, но не такой гибкий. Его темные тонкие волосы не тронула седина, но они немного поредели на макушке. На смуглом, чисто выбритом лице почти не было морщин, а складочки на лбу и в уголках глаз говорили скорее о привычке удивляться, нежели об упрямстве. На лице истца, с его темно-серыми глазами и чуть вздернутыми бровями, читались непринужденность, ирония и удивление. Он был одет в хорошую городскую одежду, как бы в противовес старому твидовому костюму Фарнли.
— Я прошу у вас прощения, — произнес он.
Даже его голос оказался баритоном, по контрасту с резким, скрипучим тенором Фарнли. Говорил он не запинаясь, но несколько неуверенно.
— Я прошу у вас прощения, — произнес он со степенной вежливостью, но не без язвительности, — за то, что так настойчиво хочу вернуться в свой дом. Но вы, надеюсь, оцените мои мотивы. Позвольте мне представить вам своего адвоката, мистера Уэлкина.
Толстый человек с немного выпученными глазами встал с кресла на другой стороне стола. Но люди, собравшиеся в библиотеке, его почти не заметили. Истец же не только с интересом рассматривал вошедших, но с любопытством разглядывал комнату, словно узнавая и впитывая каждую деталь.
— Приступим сразу к делу, — резко бросил Фарнли. — Полагаю, с Барроузом вы встречались. Это мистер Пейдж. Это моя жена.
— Я встречался… — сказал истец, поколебавшись, а затем пристально посмотрев на Молли, — с вашей женой. Простите, но я не знаю, как к ней обращаться. Я не могу называть ее леди Фарнли. И я не могу называть ее Молли, как тогда, когда она носила бантики.
Никто из супругов Фарнли не сделал по этому поводу никаких замечаний. Молли оставалась спокойной, но покраснела, а взгляд ее стал холодным и напряженным.
— А еще, — продолжал истец, — я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы так благосклонно отнеслись к этому неловкому и неприятному делу…
— Вовсе нет, — огрызнулся Фарнли. — Я отнесся к нему чертовски плохо, и вы могли бы это понять. Я не выставил вас из дома только потому, что мой адвокат, кажется, полагает, что мы должны соблюдать приличия. Ладно, говорите. Что вы хотите сказать?
Мистер Уэлкин вышел из-за стола и прочистил горло.
— Мой клиент, сэр Джон Фарнли… — начал он.