Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
Дебора села сзади — но у прохода, чтобы можно было быстро подняться и пройти вперед, если ее вызовут читать. Пока шли первые молитвы, она нервно теребила платок, надеясь, что раввин Голдман заметит ее отчаянное состояние. Но тот лишь посылал ей ободряющие улыбки со своей кафедры.
Наконец, в двадцать минут двенадцатого, паства поднялась. Открыли святой ковчег, и раввин вдвоем с кантором извлекли священные свитки. Они держали их так бережно, как родители держат свое драгоценное дитя.
Двое прихожан — мужчина и женщина — помогли снять со свитка верхнюю крышку, а затем и весь футляр. После этого они развернули свиток и отыскали сегодняшнюю главу Торы.
До начала службы, проходя мимо нее к биме, раввин шепнул:
— Доброе утро, Дебора. Ваш номер четвертый.
Сейчас она в волнении дожидалась, пока кантор последовательно пропоет по-еврейски:
— Да поднимется первый возглашающий… второй… третий…
Дебора затаила дыхание, боясь не услышать свой номер или, наоборот, встать раньше времени.
Наконец до нее донеслось:
— Да поднимется четвертый…
Она набрала полную грудь воздуха. Неожиданно для себя самой она вдруг совершенно успокоилась.
Выпрямившись, она прошла вперед, поднялась по покрытым ковром ступеням и оказалась в каких-то трех метрах от раввина Голдмана, а к Торе — и того ближе.
Никогда еще она не подходила так близко к священным манускриптам.
Она взяла в руки свиток, а кантор набросил ей на плечи шелковую молитвенную накидку. Дебора поежилась.
Традиция требовала, чтобы это облачение надевали только мужчины. Но сейчас оно укрывало ее плечи в соответствии с оказанной ей честью.
Кантор серебряной указкой ткнул в начало того фрагмента, который ей надлежало прочесть. Дебора взялась за края накидки и положила их на свиток, после чего поцеловала ритуальное одеяние, как тысячу раз на ее глазах делали мужчины в синагоге отца.
Кантор украдкой положил на пюпитр крупную карточку, так, чтобы ей было хорошо видно. Она посмотрела — это оказались молитвы на иврите, но записанные английскими буквами.
Но Дебора Луриа и без этого знала слова наизусть.
Благословите Господа нашего, Царя Вселенной, Избравшего нас из всех народов И давшего нам Тору…Она пыталась следить за серебряной указкой кантора, но строчки расплывались от навернувшихся слез.
Молитва закончилась, осталось только заключительное благословение. На этот раз голос ее зазвучал еще звонче, сообразно значению момента.
Кантор затянул специальную молитву — традиционную благодарность тому, кого призвали читать.
И Дебора сумела пропеть с ним в унисон:
— «Пусть Он, кто благословляет Праотцев наших — Абрама, Ицхака и Иакова…
Как вдруг с изумлением услышала нечто новое:
— …и Праматерей наших — Сарру, Ривку, Рахель и Лею, — пускай же Он благословит и…
Он наклонился к Деборе и спросил ее еврейское имя. Она шепотом назвала его.
— …и Дебору, дочь рава Моисея и Рахель, и да ниспошлет Он полное выздоровление ее достославному отцу…»
В недолгой жизни Деборы уже были моменты и отчаяния, и эмоционального подъема. Но эта минута оказалась значительнее всех. Она чувствовала себя так, словно молния поразила ее в самую душу и воспламенила.
Она исполнила свой дочерний долг. И всем сердцем уверовала, что Господь услышал молитву за ее отца.
Проходя на свое место, она со всех сторон слышала поздравления и пожелания всяческих благ.
Она была настолько взволнована, что, направляясь к выходу из синагоги, лишь в последнюю минуту заметила фигуру за колонной.
— Поздравляю, Деб!
Отметить ее духовное совершеннолетие — «бар-мицву — пришел Дэнни.
39
Дебора
— Дебора, тебя к телефону.
— А кто там, мам?
— А я знаю? — Рахель пожала плечами. — Представился Стивом. — Она поспешила задать главный вопрос: — Он еврей?
Дебора не удержалась от смеха.
— Мама, если это тот, кто я думаю, то он раввин.
— Что это за раввин, который называет себя «Стив»? Наверняка не из наших. Но… если он… в порядке, пригласи его на шаббес.
— Мама, он женат, — небрежно бросила Дебора, беря трубку.
— А-а… — разочарованно протянула Рахель. Ее энтузиазма как не бывало. — И с каких это пор моей дочери звонят женатые раввины? — Она закатила глаза и добавила: — Отец Вселенной, почему Ты выбрал моих детей для Твоих испытаний?
— Добрый вечер, Дебора. Сказать по правде, я дождался не третьей, а четвертой звезды на небе, чтобы это уж точно было после шабата.
— Все в порядке, равви, — ответила она.
— Ну, вот!.. — взмолился он. — Так меня называют только прихожане, когда недовольны прослушанной службой. Ну, да ладно. Мы с женой приглашаем вас завтра на поздний завтрак. Будут только багели [43] и лососина. И немного прозелитизма.
— Что вы хотите этим сказать? — удивилась Дебора.
43
Род бубликов или несладких кренделей.
— Объясню после того, как отведаете багелей, — весело ответил раввин. Он продиктовал ей адрес и повесил трубку.
— Могу я спросить, чего ради он звонил? — Рахель вперила в дочь строгий взор.
— Да так, ничего особенного, — беспечно ответила та. — На багели пригласил.
Едва Эстер Голдман открыла дверь, как Дебору кольнула совесть: и она, и ее муж держали на руках по малышу. Близняшек.
Дебора вдруг страстно затосковала по сыну.
Стив Голдман истолковал ее состояние по-своему.