Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
Темные волосы Деборы тронула медь — естественное следствие работы на опаленных солнцем полях Кфар Ха-Шарона.
Боаз устроил так, чтобы она как можно больше времени работала на улице, хотя полностью освободить ее от обслуживания и уборки в столовой не удалось.
В первые недели пребывания в кибуце ее рацион состоял практически из одного аспирина и апельсинового сока: первый — в помощь ноющим мышцам, второй — для восполнения потерянной организмом за день жидкости.
Несмотря на все физические страдания, она пребывала в настоящей эйфории. И впервые со дня приезда в Израиль у Деборы стали появляться друзья.
Боаз и его жена Ципора стали для нее ближе родителей. Боаз, при всем его крепком телосложении, хлопоча над Деборой, напоминал наседку, старающуюся укрыть раненого птенца своим крылом.
В кибуце жили примерно сто семей, и у каждой был собственный шриф — спартанский дощатый домик. Дети при этом жили в отдельном общежитии, все вместе.
Дебору многое здесь удивляло, но эта сегрегация — больше всего. Однако она видела, что детям нравится жить вместе с несколькими десятками сверстников, и то обстоятельство, что родители навещают их лишь по вечерам, они воспринимают как нечто естественное. Эти свидания были краткими, но исполненными любви.
Сама Дебора жила в одном шрифе с четырьмя женщинами-добровольцами, немкой, двумя голландками и шведкой. Все они приехали в кибуц на полгода.
И все были правоверными христианками, а в Израиль каждую привели свои причины.
У Альмут, например, отец в войну служил капитаном немецкой армии, но дочери о войне никогда не рассказывал. И только когда отец с матерью погибли в автокатастрофе и Альмут с братом Дитером стали разбирать их бумаги, она обнаружила его военные документы и медали, из которых стало ясно, что отец проявил особую доблесть в Греции и Югославии, выполняя спецзадания по организации депортации евреев. Подобно многим молодым немцам, Альмут ощутила потребность в каком-то поступке — если не во искупление, то хотя бы в знак примирения.
Других привели сюда разнообразные мотивы религиозного свойства — в частности, желание выучить иврит и прочесть Ветхий Завет в оригинале. При этом все беззастенчиво признавались и в своем вполне земном интересе. Яркое солнце не только согревало самих девушек, но придавало еще более мужественный бронзовый оттенок лицам израильских мужчин, которые, в свою очередь, не стеснялись в знаках внимания к женскому полу.
В кибуце шабат в его каноническом виде не соблюдался. Вечером в пятницу зажигали свечи, пели песни, а затем, после ужина, крутили кино.
По субботам вместо работы все ехали на пикник в горы или к морю.
Иногда, для разнообразия, отправлялись на археологические раскопки, где с энтузиазмом орудовали лопатами и мастерками в поисках древностей под снисходительно-любопытными взглядами профессионалов.
Поначалу Дебора сопротивлялась всяким поездкам во время шабата, как того требовала ее вера. Но в конце концов, когда кибуцники собрались совершить путешествие к Мертвому морю, она не устояла.
Ранним субботним утром она сложила в сумку полотенце и купальник — казавшийся ей чересчур открытым, хотя, на взгляд кибуцников, фасон его был самым обычным, — и зашагала к их собственному предмету древности, дребезжащему школьному автобусу.
Тут ее опять одолели сомнения.
Боаз, руководивший посадкой возбужденных кибуцников в автобус, заметил, как она замерла в дверях.
— Дебора, — ласково сказал он. — Все пассажиры этого автобуса тоже читали Библию. Но разве в Торе не сказано, что шабат существует для отдыха и радости?
Она нервно кивнула, но не сдвинулась с места. Тогда он обнял ее и сказал:
— А кроме того, коли ты веришь в сказанное пророком Захарией, то, даже если немного и согрешишь, Господь очистит тебя, как очищают золото или серебро, и ты все равно сможешь войти в рай во всем своем блеске.
Слова пророка прозвучали убедительно.
Садясь в автобус рядом с сыном врача Йони Барнеа, мальчиком-подростком, она задумчиво произнесла:
— Если вы все такие нерелигиозные, откуда вы наизусть знаете Библию?
Йони улыбнулся, глаза его сверкнули.
— Дебора, ты не понимаешь! Для нас Библия — это не книга, по которой молятся, а путеводитель.
Она улыбнулась, откинулась на спинку сиденья, постаралась не думать обо всех правилах шабата, которые собралась нарушить, а насладиться днем отдохновения на новый для себя лад.
Дебора никогда не была в летнем лагере. Ее родители и их друзья и знакомые с неодобрением относились к подобным фривольностям. Летние каникулы для нее ограничивались неделей-двумя в Спринг-Вэлли, где вместо бруклинского асфальта и бетона были трава и лес, а вместо кирпичных зданий — скучные деревянные домики. Лица же были все те же самые.
Эта автобусная поездка была первой, предпринятой ею сугубо для развлечения. В детстве ей было неведомо даже само это слово.
На протяжении всей поездки по пыльной, неровной дороге подросшие воспитанники детского сада, хлопая в ладоши, распевали песни — от библейских песнопений до мелодий из израильского хит-парада (которые иногда совпадали).
Когда пассажиры умолкали, водитель включал радио, и из динамиков лились последние хиты из американской «сороковки» — любезность «Голоса мира», созданной Эби Натаном пиратской радиостанции, которая вещала с судна, «стоящего на якоре где-то в водах Ближнего Востока». Ее вероотступник-режиссер был убежден, что магнетизм музыки может оказаться действенным там, где бессильна дипломатия, то есть объединить арабов и евреев на одной волне.
Они остановились передохнуть и попить в Талль-ас-Султане, населенном пункте, расположенном на старых развалинах Иерихона, самого древнего города на земле.
У большинства кибуцников были с собой истрепанные путеводители, и на каждом объекте обязательно объявлялся свой специалист. Сейчас таким экспертом оказалась Ребекка Мендоза, иммигрантка из Аргентины, которая вслух зачитывала куски из своего путеводителя «По Святой Земле», на ходу переводя на иврит.
— Иерихон был стратегическим городом крестоносцев, там и по сей день сохранились во множестве памятные места, связанные с историей христианства. Монастырь Искушения, — разъясняла она, — построен на том месте, где Сатана искушал Иисуса, требуя, чтобы Он превращал камни в хлеба. И Иисус отвечал: «Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». Евангелие от Матфея, глава четвертая…