Сокол и Чиж
Шрифт:
— Жива. Слава Богу.
— Знаю.
— Что будем делать, сынок?
Я покачал головой, пожимая плечами.
— Похоже, выбора нет, и тебе снова придется оплачивать банкет. Одной реанимацией тут не обойтись, ей понадобится длительное лечение. Сусанне расскажешь?
Отец лишь отмахнулся, а я отвернулся.
— Ясно.
Как это ни жестоко, но гораздо больше стабильно-тяжелого состояния матери в настоящий момент меня волновал другой вопрос:
— Лучше ответь, что будем делать с Лукой? Он сейчас у меня — остался с Анфисой. Сегодня он сам приехал
— Артем…
Мы не смотрели друг на друга.
— Пап, какая разница? Ты уже дал ему свою фамилию. Ты всегда был мужиком с большой буквы. Тебе стоит только принять его, и у тебя будет еще один сын. Ты нужен ему гораздо больше, чем такая Алиса. По себе знаю. Он мечтает о тебе, но никогда не признается.
Отец молчал, но мне необходимо было это сказать. Попросить, иначе уже завтра Лука окажется один. Я навсегда останусь старшим братом, но мне никогда не стать ему отцом.
— Это для него, понимаешь. Не для тебя.
— Сынок…
— Просто подумай над моими словами, прошу тебя.
— Хорошо, Артем, обещаю.
Зимой светает поздно, ночь до рассвета длинна и темна, но для меня она пролетела как один миг. Тяжелый, свинцовый миг — хаос из мыслей и чужих голосов, ожидания, смятения и злости, за которыми наступили апатия и тишина.
Я возвращался домой по тихому ночному городу, думая о том, как быстро жизнь меняет полюса. Как легко обстоятельства, независимые от нас, подчиняют человека себе, в любой броне выискивая слабые места. Пригвождая к земле тяжестью, которую так просто не сбросить с плеч. Как я умудрился втянуть в это дерьмо Чижика?
Все время, пока мы сидели с отцом в больничной приемной — мать стояла между нами. Ей давно не было места в связке Сокольских, но там, в больнице, она оказалась как никогда сильна и снова протянула руки по наши души. Только мысли о зеленоглазой девчонке, ждущей моего звонка, помогли мне сбежать и не думать о той, рядом с которой ее старшему сыну когда-то не нашлось места.
Звонок получился коротким и скомканным, еще в середине ночи. Я не привык быть слабым и едва нашел для Чижа несколько слов. Но с Анфисой был Лука, и я обещал… А впрочем, она и без слов все поняла.
Сейчас часы показывали «6:02» нового дня. Я поднялся на этаж и вошел в квартиру, стараясь не нарушить покой спящих в ней людей. Разувшись, снял куртку и заглянул в комнату. Лука спал на кровати — незаметная сломленная фигурка под одеялом — в темных сумерках и не разглядишь, Анфисы видно не было. Еще с улицы я заметил свет, горящий в окне кухни, и направился туда. Ну, конечно, неугомонная девчонка, она провела здесь всю ночь и сейчас спала, свернувшись клубком на неудобном диванчике — человек, которого я искал в этом городе, несмотря на то, что поиски привели меня в мой собственный дом.
Я вошел тихо. Уж не знаю, какое ей чутье подсказало, но Чиж тут же открыла глаза и села, потирая лицо ладонями. Волосы — густые и шелковые, красивой волной легли
Меня остановило удивление, прозвучавшее в голосе девчонки и ее обезоруживающая, как всегда, прямота. Сейчас в ее голосе звучали беспокойство и тревога. Она тоже провела непростую ночь. Насколько было бы легче, если бы мы могли друг другу помочь. Успокоить. Развеять тревогу разговором наших тел, который откровеннее слов. Это же так просто. Не знаю, когда бы я ее отпустил…
— Артем? Привет, — тонкие пальцы запахнули ворот халата, и я поднял глаза. — Ты уже дома? А я уснула. Хотела тебя дождаться, но даже не услышала, как ты вернулся.
— Доброе утро, Чиж.
Она оглянулась в сторону окна, за которым все еще стояла мгла, и тут же посмотрела на электронное табло на кухонной плите, где отображалось время.
— Утро? Надо же, — изумилась, — действительно шесть часов. Как быстро пробежала ночь, и как долго тебя не было. Как она? — спросила, конечно, имея в виду Алису.
— Жить будет. Ей вовремя успели помочь. Даже не знаю, услышит ли кто-нибудь за это спасибо.
— А как ты? Устал? — Чиж встала и обхватила себя руками. Я снова поймал себя на мысли, что слишком пристально рассматриваю ее, замечая мягкий изгиб бедер и тонкую талию под халатом. Думая о том, как непреодолимо ненавистны мне два шага, разделяющие нас.
— Не знаю, — я пожал плечами, заставляя себя отвести взгляд. Взъерошил пятерней волосы, опускаясь на стул. — Ничего не чувствую. Мне почти все равно, я давно не считаю себя ее сыном.
Если Чиж и удивилась, то промолчала. Села за стол напротив, но тут же снова вскочила на ноги.
— Ой, ты же, наверное, есть хочешь?
Я поднял голову в сторону девчонки. Посмотрел на нее долгим взглядом.
— Чиж, только не говори, что не спала всю ночь и готовила. Зачем?
Теперь уже она растерянно пожала плечами.
— Я не так, чтобы много. Просто подумала, что утром Лука проснется и ему будет капельку веселее, если он будет знать, что кому-то рядом не все равно. Хорошо, если с ним будешь ты. Понимаешь, он рассказал, что боится. Что в последнее время очень переживал за маму и за себя, и это по-настоящему ужасно, Артем. Мне кажется, он чувствует себя ненужным. Блинчики с творогом такая мелочь, по сравнению с его детской бедой, но ничего лучше я придумать не смогла. Есть сметана и малиновое варенье. Как думаешь, они ему понравятся? — Чиж вопросительно вскинула брови.