Сокол против кречета
Шрифт:
Бурунчи немного подумал, затем важно кивнул, соглашаясь:
– Туда можно. Но гляди, князь! Мы и оттуда увидим, если что.
– Не боись, – слабо усмехнулся Святозар. – У тебя повсюду людишки расставлены.
– Это так. Отсюда никому выхода нет, – согласился темник и отошел в сторону, а Святозар направился к отцу Анастасию.
– Исповедоваться хочу, отче, – опустился он на колени перед молодым, тех же лет, что и сам князь, священником.
– Не может священнослужитель иудин грех отпустить, – сурово поджал губы отец Анастасий. –
– Невиновен я, батюшка, – вздохнул Святозар. – Сам поди ведаешь, любого человека можно так опоить, что он вовсе в безумие впадет. – И тут же попытался сменить тему: – Ты-то почему не ушел? Али нехристи про подземный ход проведали?
– Матушку свою пытался спасти, да не успел, – нехотя отозвался священник и вдруг встрепенулся: – А ты откуда про ход ведаешь?
– Так я же в Орске начальствовал, до того как меня в Оренбург государь поставил. Ходы же во всех крепостях в одном месте делались, да и сами они друг с дружкой как сестры-близняшки схожи, – грустно улыбнулся князь.
Крепости на Яике, да и на Волге тоже, и впрямь ставились на один манер. Подойди поближе и навряд ли сумеешь опознать – какая из них перед тобой. Отличия касались только строительного материала, из которого возводились стены. К примеру, Верхний Яик спутать нельзя было ни с какой иной – черный камень, которого в тех местах было в изобилии, сильно отличал эту крепость по своему виду от всех прочих.
Внутри и вовсе все сходилось. В центре каждой первым делом возводилась здоровенная башня, брать которую надо отдельным штурмом, даже если враг сумел овладеть всей цитаделью. В нее, хотя она и имела пристройки со всех сторон, причем тоже каменные, был всего один ход со стороны большой залы.
Каждый из пяти этажей башни соединялся с другими приставными лестницами, которые можно было в случае чего легко втащить за собой и наглухо захлопнуть люк. На этажах также имелись тяжелые металлические щиты, которыми эти люки закрывались сверху, после чего сами щиты придавливались камнями, заготовленными заранее. Проникнуть в башню через окна тоже было невозможно. Сквозь узкие бойницы не протиснулся бы и ребенок. Одним словом – твердыня. К сожалению, когда монголы въезжали в Яик, никого на башне не было, включая начальника крепости, вышедшего встречать князя.
Небольшой каменный храм располагался, как и положено, входом на запад, а алтарем на восток. О существовании подземного хода, который начинался под плитами левого притвора, где сейчас стояли монголы, терпеливо ожидавшие Святозара, знали немногие, в их числе и священник Анастасий.
Князь оглянулся на Бурунчи. Тот стоял как раз на том самом месте, где доски деревянного пола можно было легко поддеть, после чего поднять за железное кольцо каменную плиту и спуститься в небольшое квадратное отверстие, уходящее под крутым углом вниз. Далее же оставалось пройти по нему до деревянной дверцы, окованной железом. Снаружи дверца маскировалась дерном, плотно выложенным поверх нее.
«Вроде бы в этом месте пол еще не тронут», – отметил Святозар и вновь повернулся к священнику.
– Так знают поганые про ход или нет? – настойчиво спросил он.
– Нет, – ответил тот и с сарказмом добавил: – Если ты сам не успел их об этом известить.
– Не веришь, стало быть, – вздохнул князь и попрекнул: – А Христос разбойнику поверил и не токмо простил, но и в рай взял.
– Тот раскаялся, – неуступчиво заявил отец Анастасий.
– Не каялся он, – возразил Святозар. – Я помню, что в писании сказано. В евангелии от Луки говорится, что один из них унял злословие другого, да еще попросил Христа помянуть его, когда он вознесется к богу. О покаянии же и речи не было. Так ты что же, отец Анастасий, неуступчивее Христа решил быть?
– Он простил разбойника, – процедил священник и подчеркнул: – Разбойника, а не Иуду. Ты же не гостей торговых на дорогах обирал, а Русь продал, а это все равно, что спасителя.
– Стало быть, не желаешь мне поверить? – сделал вывод Святозар. – Как же мне убедить тебя в том, что я не повинен?
– Не знаю, – ответил отец Анастасий. – Если бы я не видел, как ты, княже, хохотал вчера на площади, или не слыхал, что по твоему велению врата у крепости открыли, то, может, и поверил бы.
– Ну, хорошо, – согласился Святозар. – Не хочешь, и не верь. Но уж выслушать ты меня обязан.
– У любого, пусть он даже по уши в мерзостях погряз, я обязан принять исповедь, – неохотно подтвердил священник.
– Не исповедь, – поправил его Святозар. – Тут дело поважнее. Коли мне веры нет – подсоби рубежникам, что в полон попали. Есть такие?
– Есть, – кивнул отец Анастасий. – С полсотни захвачено, не менее. Зрел я, яко их ныне поутру из подвала выводили, дабы они трупы прибрали.
– И пушкари среди них имеются? – в тон ему продолжил князь.
– А тебе на что такое знать надобно? – вновь насторожился священник, с прежней опаской взирая на Святозара.
– Мне ни на что, – пожал тот плечами. – А вот темнику Бурунчи они ой как надобны. В Оренбурге у них ничего не вышло – уж больно мало людишек в полон взяли. К тому же среди пушкарей Гайран оказался. Так вот он и себя взорвал, и всех тех, кои у Бату камнеметами ведали. Хан их к пушкарю огненному бою учиться приставил, а Гайран всех разом и порешил.
– Я помолюсь за него, – перекрестился священник. – Как его имечко-то?
– Так Гайран же, – опешил Святозар.
– То прозвище, – наставительно заметил отец Анастасий. – Вороном птицу кличут, а у человека христианское имя должно быть, при крещении ему даденое.
– А я и не знал его, – горько усмехнулся князь. – Гайран и Гайран.
– Ну и ладно, – махнул рукой священник. – Нешто господь и так не поймет, что пред ним праведная душа предстала.
– А как же самоубивство? – озадаченно спросил Святозар. – Разве то не тяжкий грех?